АГЕНТ № 2, ИЛИ ОПЕРАЦИЯ «ДИПЛОМАТ»
Роман
1. Эхо исторического залпа
В середине ноября семнадцатого года в небольшом губернском городе Окске, куда молнией донеслась весть о победе большевиков в Питере и Москве, Советы рабочих и солдатских депутатов после короткой и жестокой схватки с контрреволюционными силами тоже взяли власть в свои руки.
Военно-революционный комитет организовал парад красногвардейских отрядов.
На самой большой площади города, фасадом к которой были обращены два красивых двухэтажных здания — гостиница и ресторан купца Слезкина, — проходил митинг. Председатель Военно-революционного комитета Савелий Ильич Бугров, высоченный матрос в поношенном бушлате, с маузером в деревянной кобуре, выделялся среди других комитетчиков, стоявших на дощатой трибуне.
К многолюдной площади подходили и подходили горожане. Наконец все стихло. Первым выступал Бугров:
— Временное подлое правительство, как и Николай-кровавый, провалились в тартарары. Пролетарская революция, о которой мечтали простые люди, свершилась! Керенский переоделся в бабье платье и позорно дал деру. Наши враги разбиты. Но борьба со свергнутым классом и его наймитами еще не кончена. Буржуазия спустила с цепи на честных людей не только офицерье, но и бандитов. Запомните: все нарушители революционного порядка, все, кто появляется на улицах в пьяном виде, те, кто чинит насилие и грабежи, есть предатели рабочего дела. С ними будем поступать по всей строгости революционного времени!..
Жизнь в городе бурлила: наступило тревожное время ожидания сказочных перемен и еще неведомых потрясений. Непрерывно заседал губернский комитет большевиков. На его плечи легла забота о судьбе населения городов и сел губернии. Нельзя было допустить, чтобы хоть на один день прервали работу заводы, фабрики, магазины, лавки. Необходимо было срочно очистить улицы и площади от следов недавних боев, восстановить разрушенные здания, вдохнуть новую жизнь в старые учреждения.
Чиновники, за малым исключением, уклонялись от работы, а то и просто мешали наладить дело, уничтожали и прятали важные государственные документы. Резко ухудшалось снабжение населения хлебом, топливом, товарами первой необходимости. Несмотря на многочисленные трудности большевистская организация быстро росла и набиралась опыта управления губернией.
А контрреволюция зверела: устраивались диверсии, развивался бандитизм. Жизнь города замирала, едва наступали сумерки. Чиновники, купцы, дворяне и мещане, все враги новой власти, еще засветло лязгали засовами ворот, дверей, тщательно закрывали дубовые ставни и спускали с цепи своих собак. К ночи на улицах опустевшего города, не затихая, звенел переливчатый собачий лай.
С вечера город погружался в темноту, лишь в центре — у гостиницы и ресторана Слезкина — зажигались восемь керосиновых фонарей. Осенний ветер с разбойничьим посвистом носился по мостовым. Лязгали задравшиеся на крышах листы железа, гудели уличные столбы, оклеенные скучными старорежимными объявлениями:
«Продается пенька», «Артель делает свечи», «Найден кошелек, обращаться в общество милосердия», «Ищу няню, знающую французский».
Обрывки газет, афиш, картона беспризорно носились по улицам, нагромождаясь в кучи мусора на тротуарах…
Бесчинств в ночное время регистрировалось в милиции много. Ужас наводила банда некоего Бьяковского. Имя атамана — «Мишка Бьяк» — заставляло горожан трепетать. И не напрасно. Грабители из его шайки рыскали по темным переулкам и задворкам, наскакивали на первого встречного, выворачивали карманы, раздевали, заламывали руки, били, а то и душили. Громилы лезли в лавки, сворачивали с дороги подводы с мукой, как-то даже утащили сейф с деньгами из комиссариата земледелия. Повсюду они оставляли «визитную карточку» — маленький клочок серой бумаги с нацарапанными словами «Серый волк».
Каждую ночь волчья свора подчистую разоряла то жилой дом, то лавку, то учреждение. Но особой любовью у бандитов пользовались городские церкви. Из них они тащили в свое логово бесценные иконы, церковную утварь, уникальные золотые и серебряные изделия.
На одном из своих заседаний губком большевиков предоставил члену Военно-революционного комитета Максиму Андреевичу Белоусову широкие полномочия по наведению в кратчайший срок революционного порядка в городе, поручив ему организацию рабоче-крестьянской милиции.
Белоусов начал с главного: обратился к народу. Он выступал на заводах, фабриках, мобилизуя рабочих на укрепление порядка, и попутно подбирая для порученного дела нужных людей, отчитывался на заседаниях Совета рабочих и солдатских депутатов, составлял с двумя своими заместителями — Рябовым и Петуховым — смету на содержание губернского управления рабоче-крестьянской милиции. Новый орган правопорядка стремительно становился боевым коллективом.
Прикидывали, где разместиться? В старом здании полицейской управы? Неприятно будет работать, поймет ли народ? Ведь совершенно новый орган Советов. А на здании полицейской управы для большинства жителей города лежал мрачный отпечаток тяжелого прошлого. Люди помнили, что во время боев революционных отрядов с эсерами и меньшевиками засевшие в нем контрреволюционеры долго и яростно отбивались.
Решили разместить управление милиции в двухэтажном здании Российско-американского коммерческого общества. Этот красивый особняк с мраморными колоннами был по сути бесхозным островком среди других учреждений города.
Взяв с собой группу красногвардейцев, Белоусов на автомобиле въехал в Кутузовский переулок, примыкающий к Никитской площади, переименованной в площадь Революции. Постучал рукояткой маузера в дубовую, блестящую от лака дверь. Звякнула щеколда, и в щели показалась козлиная бородка швейцара.
— Кого тут леший носит? Не велено пущать! — прокуренным и простуженным горлом прохрипел старик.
Белоусов решительно и широко распахнул дверь:
— Входим, товарищи. Потеснись-ка, дед.
Швейцар увидел людей с винтовками за плечами, попятился в сторону. Белоусов осмотрелся. Из просторного коридора налево и направо вели двери в кабинеты. Комиссар прикинул: здесь можно разместиться. Уверенно прошагал по коридору:
— Где тут приемная бывшего председателя общества?
Швейцар угодливо открыл массивную дверь.
— Тут-с.
За письменным столом сидела белокурая девушка и неумело била пальцем по кнопкам пишущей машинки. Печатала медленно, с большим трудом.
— Новенькая, что ли? — весело спросил комиссар.
— Вторую неделю работаю… — доложила девушка, испуганно уставившись на вооруженных людей.
— Мадемуазель, сзывайте всех служащих, разговор будет, — распорядился Белоусов, назвав свою должность. — Поторопитесь, барышня.
Девушка забегала по кабинетам. И вот просторную приемную бывшего председателя общества заполнили чистенькие, робкие, с усиками и бородками чиновники. Комиссар обратился к ним:
— Моя фамилия Белоусов. Представляюсь вам по случаю вручения мне мандата комиссара рабоче-крестьянской милиции. Вопросы есть? Нет вопросов. Значит, все понятно. Ставлю в известность: ваше общество ликвидировано в Питере и Москве. Там 25 октября взяли власть в свои руки большевики. Окском также отныне руководят Советы рабочих и солдатских депутатов. Здание реквизируем для своих нужд. Прошу очистить помещение. Председатель общества кто будет?
— Допустим, я, Цукерман, — произнес в первом ряду толстый рыхлый мужчина с рыжей бородкой и коричневой родинкой на шее. — Прежде чем слушать, тем более выполнять ваши приказы, хотел бы собственно удостовериться в мандате на право вхождения в мое учреждение. Оно охраняется особым уставом, да было бы вам известно, милостивый государь.
— Мандат? Сию минуту.
Белоусов подошел к пишущей машинке.
Девушка, та, что перепугалась минуту назад, сидела на прежнем месте и теперь с любопытством наблюдала за всем происходящим.
— Подвигайте-ка, мадемуазель, к себе орудие труда, закладывайте лист бумаги, — строго произнес комиссар, но, вглядевшись в девушку, изменил тон. — Поживее, милая. Некогда нам. Настало горячее время. Как зовут-то?
— Катюша.
— Вот и чудесно. Стало быть, Катерина. Диктую.
— Позвольте, — запротестовал осмелевший председатель общества, — кто подпишет ваше сочинение? Кто у вас главный?
— Сам подпишу. Наделен таким правом ревкомитетом.
— О, господи, кому же жаловаться на произвол? — всплеснул руками бывший председатель.
— Опять же мне, — ответил Белоусов, — комиссару рабоче-крестьянской милиции. Уполномочен обеспечить безопасность и спокойствие населения.
