Елена Арсеньева
Клеймо красоты
Пошел к куме, а засел в тюрьме.
Пословица
Было около пяти часов вечера, когда в магазин «Сириус», что на привокзальной площади Арени, вошла молодая женщина и спросила продавщицу, когда пойдет автобус на Вышние Осьмаки.
Продавщица с натугой грохнула на прилавок ящик с пивными бутылками и вытаращилась на посетительницу.
Перед ней стояло воистину странное создание, а уж здесь, в этом магазине, который на самом деле был покосившимся и проржавевшим ангаром непонятного предназначения, и вовсе неуместное. Какие-то предприимчивые люди на скорую руку соорудили в ангаре стеллажи и прилавок, а над входом местный художник намалевал красивое слово «Сириус» в окружении пучка синей крапивы, символизировавшей хвост кометы. Какое отношение комета имела к звезде Сириус, не знал никто. Более того! Немалое количество народа пребывало в убеждении, что Сириус – это никакая не звезда, а новый сорт импортной жевательной резинки или шоколада, нечто среднее между «Сникерсом» и «Марсом»!
Однако, если бы продавщица была склонна рассуждать о звездах, она вполне могла бы предположить, что молодая женщина свалилась откуда-то оттуда, в этом своем платьице, сидевшем до того в обтяжку, что оно казалось нарисованным прямо на теле, с этой несусветной прической из локонов цвета бледного северного золота, с огромными дымчато-серыми глазами в обрамлении нарядных ресниц и с лицом воистину неземной красоты. И, разумеется, только пришелица со звезд могла интересоваться автобусом на Вышние Осьмаки!
– Христос с тобой, подруга, – по-свойски отмахнулась продавщица, затаривая пивом облезлую клеенчатую сумку, которую ей протягивал беззубый и лысый старикашка в мутной рубахе и рваных тренировочных штанах. На тощем морщинистом запястье было вытатуировано: Гена М. Пробела между именем и М. практически не осталось, так что казалось, старичка так и зовут: ГенаМ. Буквы были большие, яркие: наверное, у старичка уже начался необратимый склероз и он боялся забыть свое имя. – Какой автобус? До каких Осьмаков?
– Вышних. Ареневского района Нижегородской области, – испуганно уточнила неземная красавица. – Если станция Арень, то и район Ареневский, не правда ли?
– И район Ареневский, и область Нижегородская, а вот насчет Осьмаков я что-то не врублюсь…
– Да ты шо, Люська? – прошамкал ГенаМ. – Да это же деревня у болота, рядом с которой мафики себе базу построили в староверском скиту. Лет десять назад, как мы школу закончили, помнишь?
Молодая женщина недоверчиво уставилась на ГенаМа. Ведь она тоже заканчивала школу десять лет назад. Выходит, они с этим дедушкой ровесники? Да нет, не может такого быть. Наверное, он сидел в каждом классе по шесть лет. Или в Ареневском районе время идет в шесть раз быстрее, чем во всей остальной области?
Пришелице захотелось немедленно броситься прочь из магазина и вернуться в город, но она знала, что поезд уже ушел – последний сегодняшний поезд. Да и вообще, обратной дороги ей не было, только вперед…
– А, ну да! – вспомнила продавщица. – Точно, это ж Осьмаки и есть. Шестьдесят кэмэ отсюда. Только там уже давно все развалилось, нету никого народу, живут полторы старухи да старик какой-то, а остальные разъехались.
Молодая женщина подавила желание спросить, сколько лет назад окончили школу этот старик и его соседки-старухи, и еще раз робко поинтересовалась насчет транспорта.
– А нету туда никакого транспорта, – почему-то радостно сообщила продавщица. – Только пешочком и можно добраться до этих самых Осьмаков.
Красавица потупила взор. Она была обута в немыслимое сплетение ремешков, охватывающих божественные ножки чуть не до колена. Ремешки крепились к пятнадцатисантиметровым каблукам.
– М-да… – сочувственно сказал старичок, набивавшийся в ровесники незнакомке. – Маловато у тебя обувки для нашей местности… Тут вишь, как народ ходит? – И он лихо задрал скрюченную конечность, всунутую в болотный сапог.
Дружно задрали ноги и все остальные посетители магазина, поголовно обутые независимо от возраста в сапоги либо галоши.
– Что вы делаете? – испуганно вопросила неразумная пришелица. – Это же очень вредно – все время носить резиновую обувь. Ноги сгорят!
– Да я так всю жизнь хожу, и ничего, – обиделся дед, совсем недавно, по его словам, бывший десятиклассником. – У нас иначе нельзя, глина кругом. Чуть дождь – грязь до ушей.
Молодая женщина поглядела в запыленное окошко. Если в городе позавчера наконец-то после более чем месячного перерыва все-таки прошел дождь, то здесь им и не пахло. Зелень пожухла, а земля потрескалась, будто в пустыне Гоби. Но, очевидно, ареневцы приоделись, вернее, приобулись в предвкушении грядущих циклонов.
– Что же делать?! Мне непременно нужно в Вышние Осьмаки…
– Да, не повезло, – сочувственно кивнул ГенаМ. – Главное дело, сегодня аж три попутки туда было, буквально час-полчаса назад. Мы с мужиками загорали за околицей, глядь – трюхает «уазик». Тормознул рядом с нами, высунулся такой справный парень моих лет, кудрявый из себя, и спрашивает, как на Осьмаки проехать. Ну, мы ему объяснили, он нам дал на пивко за совет и упылил. Только кинули, кому в магазин бежать, едет джип, этот, «ланд»… Ну, могучий такой джипяра, колеса с шипами. И ему Осьмаки понадобились! Тоже не пожадничал, понял, что людям надо поправиться. Я уже пошел было в магазин, как видим – пылит по дороге эта, как ее… «Мерседес»! Едет она, значит, и около нас притормаживает. Ну, мы тут, не дожидаясь вопросов, орем в три глотки, как хор мальчиков: «На Вышние Осьмаки поворот направо, по заброшенной дороге!» Думали, из окошка веером червонцы полетят, а он, гад такой, дал газу – только ручкой помахал.
– А может, еще пойти подождать? – с надеждой спросила красавица. – Вдруг еще кто-то проедет и дорогу спросит?
ГенаМ осторожно поволок с прилавка сумку с бутылками:
– Это навряд ли. Удача до трех разов ходит, известно, да и то на третьем, вишь, спотыкается. Еще год сидеть можно, а не дождешься, чтоб проехал кто. Тем более на Осьмаки!
– Кому тут в Осьмаки? – вдруг раздался громовой голос, и ГенаМ от неожиданности выпустил свой ценный груз. Однако в то же мгновение откуда-то протянулась могучая ручища и поймала сумку в сантиметре над бетонным полом, встреча с которым, конечно же, кончилась бы плачевно для ее хрупкого содержимого.
– Держи, дедуля! – Сумка полетела к хозяину, которого аж зашатало. – А ты, красавица, живенько брось мне пару ящиков «Нижегородской». Сдачи не надо.
Из разлапистой руки веером посыпались не червонцы даже, а пятидесятки и сотенные, на которые продавщица налетела коршуном и успела сгрести их под прилавок прежде, чем чей-нибудь острый глаз мог хотя бы прикинуть размер этой самой ненужной сдачи.
– Так кому в Осьмаки? – повторил щедрый покупатель, разворачиваясь к очереди.
Очередь замерла.
Если правда, что человек произошел от обезьяны, то в магазине стояло живое подтверждение теории дарвинизма. Причем, судя по всему, в данном случае процесс завершился буквально только что, даже волосяные покровы еще не успели сойти с тела вновь образованного гомо сапиенса. Если бы любителю «Нижегородской» прикрыть лицо, его вполне можно было бы демонстрировать в зоопарке вместо гориллы. Могучие клубки мышц, глыбы плеч, шея в два обхвата, плавно сужающаяся к макушке бритой белобрысой головы… Однако лицо у гориллы было уже вполне человеческое и даже симпатичное, когда бы не портил его подбородок, косо срезанный под детскими, пухлыми губами.
Большие голубые глаза грозно сузились, когда их обладатель не услышал ответа на свой вопрос, и покупатели, все как один, вдруг решили, что попусту тратят в очереди драгоценное время, которое можно было бы использовать для хозяйственных дел, прогулок за околицей или, к примеру, для чтения романа «Граф Монте-Кристо». Магазин как-то враз опустел, и по одну сторону прилавка осталась продавщица, а по другую – экспонат из музея дарвинизма и неземная красавица.
Голубые глаза расширились при взгляде на ее стройную фигуру и немыслимые ноги.
– Мать твою… – выразила горилла свое неподдельное восхищение и брякнула на прилавок кулачище с зажатой в нем пачкой купюр. – Шампанского даме!
– Это ей в Вышние Осьмаки! – возбужденно доложила продавщица, выставляя черно-серебристую бутылку.
– Да что ты мне даешь? – рявкнул покупатель. – Ящик волоки! Ящик шампанского!
Продавщица, спотыкаясь, зарысила в подсобку.
Гориллообразный субъект одним махом содрал фольгу, отвинтил проволоку, пробка ударила в лампу дневного света, и в магазине резко наступили сумерки. Впрочем, девушка этого даже не заметила, потому что пыталась спастись от пенистой струи, хлынувшей из бутылки, словно из огнетушителя.
Подтверждение теории дарвинизма с неподдельным восторгом наблюдало за грациозными движениями ее изящного тела.