Лилиан Браун - Кот, который проходил сквозь стены

В декабре природа начала необъявленную войну. Сначала она штурмовала город ветрами, потом провела общевойсковую операцию «Пурга», теперь пришла пора воздушного снежного налета. На Канард стрит, у пресс-клуба, как будто именно газетчики были ее главной целью. Снег, леденя кровь, с прицельной точностью падал на шею мужчины, ловившего перед клубом такси. Правой рукой он придерживал воротник твидового пальто, одновременно пытаясь поглубже нахлобучить шляпу. Левая покоилась в кармане. Ну и что? Внимание к этому господину могли привлечь скорее великолепные усы и абсолютная трезвость: почти полночь, до Рождества всего девять дней, вышел из пресс-клуба — и ни в одном глазу!

К тротуару подъехала машина. Он влез на заднее сиденье. Назвал адрес третьеразрядной гостиницы. Левая рука — по-прежнему в кармане.

— «Мэдфорд Мэйнор» — кивнул шофер, включая счетчик. — По Цвингер стрит или по Центральному бульвару?

— По Цвингер стрит, — к радости водителя сказал пассажир. В другой раз он поехал бы по бульвару, так дешевле, но сейчас важнее была скорость. — Я спешу.

— Газетчик? — обернувшись, понимающе улыбнулся таксист. Пассажир что-то неразборчиво хмыкнул. — Ясное дело, газетчик! Не потому, что из пресс-клуба, тут вечно всякие ошиваются, а по повадке видно. Что-то такое во всех вас есть… Сразу и не сообразишь, что, но уж не ошибешься. Я часто подбираю здесь вашего брата. На чай дают кот наплакал, но хоть поболтать можно, парни неплохие. А то еще вдруг понадобится знакомый в газете, всякое бывает, точно? — и он опять обернулся.

— Осторожней! — грубовато оборвал пассажир: через Цвингер стрит зигзагами перебирался пьяный.

— Вы из «Бега дня» или «Утреннего комментатора»?

— Из «Бега».

Машина остановилась на красный свет. Водитель внимательно всмотрелся в лицо журналиста.

— Ха, да я видел ваше фото в газете! Такие усы не спутаешь. Небось, ухватили судьбу за одно место?

— Что-то вроде этого.

Они ехали по довольно мрачным трущобам. Когда-то в этом респектабельном районе жила городская элита; теперь в разваливающихся домах располагались кабачки и меблирашки.

— Закройте дверцу на замок, — попросил водитель. — Уму не постижимо, какая шваль не шляется здесь по ночам. Пьяницы, наркоманы, бродяги — черт те что! Ну да сами знаете. Одно слово — Хламтаун.

— Хламтаун? — впервые за все время поездки журналист проявил интерес к трепотне водителя.

— Вот так да! — развел руками шофер. — Газетчик — и не слышал о Хламтауне!

— Я здесь недавно. — Не вынимая из кармана левую руку, он правой привычным жестом пригладил усы.

Дальше ехали молча. Добравшись до места, журналист расплатился и вылез (левая рука в кармане). В пустынном вестибюле гостиницы «Мэдфорд Мэйнор» поспешно миловал стол задремавшего старика-портье. Вошел в лифт, где, сгорбившись на табурете, храпел коридорный. Нажал кнопку шестого этажа. У шестьсот шестого номера правой рукой нашарил в брюках ключ. Перед тем, как включить в комнате свет, осторожно прикрыл за собой дверь. Остановился, прислушался, тщательно осмотрелся, медленно поворачивая голову: двуспальная кровать, кресло, заваленный вещами комод, шкаф с распахнутой дверцей…

— Ладно, братцы, вылезайте, — сказал наконец журналист и плавно вынул руку из кармана. — Я знаю, что вы здесь. Давайте-давайте!

Под кроватью послышалось какое-то шебуршание. Затрещала рвущаяся материя. Покрывало, спускавшееся до самого пола, заколыхалось, и из-за него высунулись две головы.

— Попались, негодяи? Опять сидели под матрасом?

«Негодяи» — пара сиамских котов — окончательно выбрались наружу. Сначала появились головы, одна более заостренная, потом два изящных кремовых туловища с шелковистыми кофейными хвостами — один с загнутым кончиком.

Журналист вытянул левую руку. На ладони оказался пакет, завернутый в бумажную салфетку с жирными пятнами.

— Индейка из пресс-клуба! Прошу к столу.

Черные бархатные носы жадно втянули воздух. Коты в унисон заорали.

— Ш-ш-ш! А то старуха из соседнего номера опять на нас настучит!

Журналист начал резать индейку перочинным ножом, а коты описывали по комнате неистовые восьмерки, махая хвостами и немузыкально мяукая.

— Тихо!

Коты завопили еще громче.

— Не понимаю, зачем я ради вас, дикари, рискую репутацией, таская еду из бара пресс-клуба! А прочие неудобства? У меня же полный карман соуса!

Требовательные вопли заглушили его голос.

— Да заткнитесь наконец!

Зазвонил телефон.

— Вот видите! Я же говорил!

Мужчина поспешно поставил на пол стеклянную пепельницу, полную кусков индейки, и подошел к телефону.

— Мистер Квиллерен, — сказал администратор извиняющимся голосом, — простите, что снова вас беспокою, но миссис Мейзон из шестьсот четвертого говорит, что ваши коты…

— Извините. они были голодны. Теперь они молчат.

— Если… Э-э… Если вы не возражаете перейти в номер с окнами во двор… Шестьсот девятнадцатый свободен, и вы могли бы завтра попросить моего сменщика…

— Это лишнее. Мы насовсем уедем отсюда, как только я найду постоянное жилье.

— Вы ведь не обиделись, мистер Квиллерен? Управляющий…

— Ну что вы, мистер Макилдуни! Котам не место в гостиничном номере. Мы уедем до рождества… Надеюсь, — тихо добавил он, обводя взглядом мрачную комнату.

Он живал в лучших местах, когда был молод, женат, удачлив и известен. Много воды утекло с тех пор. Криминальная хроника в одной из нью-йоркских газет… Сейчас, если учесть количество его долгов и размеры жалованья в редакциях Среднего Запада, «Мэдфорд Мэйнор» была лучшим, что он мог себе позволить. Единственной роскошью Квиллерена была пара нахлебников, чьим дорогостоящим капризам он привык потакать.

Коты затихли. Большой уплетал индейку, мелко подрагивая от наслаждения кончиком хвоста. Маленькая кошечка сидела чуть поодаль и почтительно ждала своей очереди.

Квиллерен снял пальто, развязал галстук и, чертыхаясь, полез под кровать. Едва они две недели назад поселились в этой гостинице, коты облюбовали себе укромное местечко, найденное ими между рамой кровати, обтянутой материей, и матрасом. Как только они нашло крошечное отверстие, ведущее туда?! С тех пор дыра все увеличивалась и увеличивалась. Квиллерен даже написал для «Бега» юмористическую заметку: «Узкая щель бросает вызов кошачьей натуре. Для каждого кота расширить ее и протиснуться внутрь — дело чести».

Кое-как разобравшись с постелью, журналист достал из кармана пальто трубку и несколько конвертов.

Первый, с коннектикутским штампом, и распечатывать не стоило — ясное дело, что там очередной непристойный намек на необходимость отдавать долги.

Записку коричневыми чернилами из второго конверта он перечитывал уже несколько раз. Понимаешь, этот инженер… Все произошло так неожиданно… Квилл, ты должен понять… Одним словом, свидание накануне Рождества отменяется, да с такой деликатностью, что впору обидеться.

Квиллерен скрутил записку бантиком и бросил в мусорную корзин. Естественно. Она молода, а его усы и виски начали заметно седеть. И все-таки жаль. Нескем пойти в сочельник на вечеринку в пресс-клубе — а больше идти некуда.

Третий конверт содержал сообщение от главного редактора. Шеф напоминал сотрудникам о традиционном ежегодном конкурсе на лучшую статью. Кроме премий общей суммой в три тысячи долларов наличными, для поощрительных призов предназначались двадцать пять мороженных индеек, пожертвованных «Объединенными птицефермами, инкорпорейтед».

— Которые надеются, что журналист «Бега» будут любить, лелеять и рекламировать их до гробовой доски, — добавил вслух Квиллерен.

— Йоу, — сказал Коко, умываясь.

Теперь индейкой занялась самочка. Коко всегда оставлял ей половину — или добрую треть.

Квиллерен провел рукой по шерсти Коко, мягкой, как у горностая, и в который раз восхитился ее окраской: от горчичного до шоколадного. Природа и впрямь постаралась. Потом зажег трубку и лениво развалился в кресле, закинув ноги на кровать. Ему пригодилась бы одна из этих денежных премий. Он смог бы отослать пару сотен в Коннектикут, а потом начать покупать мебель. Со своей мебелью легче найти жилье для одинокого мужчины с двумя котами.

До тридцать первого еще достаточно времени, чтобы написать и опубликовать что-нибудь стоящее. Редактору отдела, как обычно, не хватало рождественского материала. Арч Райкер созвал всех сотрудников и хмыкнул: «Ребята, у нас что, нет никаких идей?» Без особой надежды он всматривался в лица собравшихся: упитанных фельетонистов, изможденных критиков, парня, который занимался путешествиями, хобби, авиацией, недвижимостью и садоводством и Квиллерена — журналиста «широкого профиля». Райкеру отвечали грустные взгляды ветеранов, переживших не один рождественский номер…