– Коньяк французский! – фыркнула тетка. – А ты чего хотел за полтинник? Деньги заплатил, так что получай свое и иди, куда шел…
– Я, вообще-то, думал, здесь справочное бюро… – протянул Сергей. – Мне бы человека найти…
– Ишь, размечтался! – вздохнула тетка. – Я вон за целую жизнь человека найти не смогла, а ты за пять минут хочешь!
– Кузьминична! – раздался за спиной Сергея Михайловича хриплый голос. – Тебе этот козел на нервы действует? Так мы ему враз рога пообломаем! Понаехали тут…
Сергей скосил глаза и увидел одного из пресловутой троицы, который приближался к нему с самым угрожающим видом.
– Не беспокойтесь, мальчики, я с ним сама разберусь! Не первый год на свете живу! – отозвалась самостоятельная тетка и перевела взгляд на клиента:
– Ну, чего тебе? Видишь, народ уже нервничает… у нас тут чужих-то не очень любят…
Увидев растерянное лицо Сергея, она смягчилась и добавила другим тоном:
– Ну ладно, ты уже заплатил, не возвращать же деньги… так и быть, спрашивай, кого тебе надо!
– Мне бы найти Надежду Петровну Рогозину… – проговорил Сергей, опасливо косясь на приближающихся местных жителей.
– Ах, Надежду Петровну! – лицо Кузьминичны посветлело. – Ты ей не родственник ли будешь?
– Ну, можно и так сказать… – слегка смутился Сергей Михайлович.
– Ну, так бы сразу и сказал! – тетка высунулась в окошко и крикнула в сторону мрачной компании:
– Мальчики, не волнуйтесь! Он к Рогозиным приехал! К Надежде Петровне!
Троица отступила, утратив к Сергею всякий интерес, а Кузьминична проговорила:
– Значится, так. Улица Пассажира Иванова, дом четыре, квартира девятнадцать. Это ты иди мимо памятника, потом возле почты свернешь налево, пройдешь бараки, потом водокачку, тут тебе и будет та самая улица…
Зозулин приободрился, но какой-то червячок точил душу – он вспоминал их с Наденькой беседы вечером за чашкой чая и жаждал увидеть обрыв над рекой и укромное место, где хорошо мечтать и глядеть вдаль, на тот берег, а там – поле широкое, трава колышется, а вдалеке – церковь старинная, из белого камня сделанная… И воздух такой прозрачный и цветами пахнет…
Судя по названию улицы имени Пассажира Иванова, судя по химическому запаху, по киоску «горсправки» и его клиентам, нету в городе Нижнем Заломе никаких церквей. И монастыря тоже нету. Хотя… монастырские-то подворья в таких заштатных городах и не строили никогда. Может, он в стороне, на берегу реки?
– Ну, – дружелюбно спросила Кузьминична, – чего встал-то? Иди уж к родне-то своей, коли приехал!
– А скажите, – нерешительно заговорил Зозулин, – речка у вас в городе есть? Заломка?
– Речка? – удивилась Кузьминична. – Заломка, говоришь? Может, и Заломка, только мы ее Говнотечкой называем. Там, понимаешь, фабрика раньше была, изделий резиновых… ну и все отходы они в речку ту сливали. А ты иди, иди к Надежде Петровне-то…
Сергей поблагодарил Кузьминичну и пошел в указанном направлении, с интересом думая о том, каким уважением, судя по всему, пользуется в этом городе его несостоявшаяся невеста Наденька и вся ее семья. Однако душу точил уже вовсе не маленький червячок, было такое ощущение, что в душу ему влез небольшой величины удав – по крайней мере, метра на полтора – и пытается сжать ее, эту душу, своими смертельными кольцами.
Миновав выкрашенный унылой кладбищенской серебрянкой памятник неизвестному хмурому человеку в телогрейке, судя по лежащей на плече лопате – то ли строителю, то ли колхознику, он вышел на кривую пыльную улицу. По обеим сторонам эта улица была застроена бревенчатыми бараками, перед которыми паслись козы и играли ребятишки, а также сохло на веревках неизбежное белье. Вокруг, сколько Сергей ни вглядывался в окружающую действительность, не было видно ни тенистых садов, ни уютных домиков с резными ставнями и пышными цветниками, ни старинных церквей. Пройдя мимо здания почты, он свернул налево. Впереди виднелась кирпичная башня водокачки, за которой начались другие постройки – унылые пятиэтажные дома хрущевского времени, стены которых кое-где покрылись трещинами и повсеместно – надписями преимущественно непечатного характера.
Рядом с этими хрущевками имелись крошечные огородики – видимо, здешние жители не мыслили своего существования без собственных кабачков, а в особенности – огурцов, чтобы под рукой всегда была подходящая закуска.
На одном из таких огородов копошилась скрюченная старушка в цветастом платке. Подойдя к ней, Сергей Михайлович поздоровался и спросил:
– Бабушка, это улица Пассажира Иванова?
– Ну? – непонятно ответила та. – А че надо?
– А который дом номер четыре? А то номеров нигде не видно!
– А зачем тебе? – вместо ответа поинтересовалась подозрительная старушка. – Ходют тут всякие…
– Да мне Рогозины нужны…
– Ах, Рогозины! – старушка посветлела лицом, распрямилась и указала на соседнюю пятиэтажку:
– Так вот он, четвертый дом. А подъезд ихний второй слева. Не ошибешься – там дверь на одной петле болтается…
Сергей снова порадовался замечательной репутации Наденькиной семьи и направился к указанному подъезду.
Поднявшись на третий этаж, он остановился перед обитой дерматином дверью с нужным ему номером и нажал на кнопку звонка.
– Кто здесь? – почти сразу донесся из-за двери женский голос.
– Не открывай! – долетел вслед за тем другой голос, помоложе. – Наверняка мальчишки хулиганят!
– Мне бы Надежду! – проговорил Сергей и добавил, вспомнив уважительное отношение к Наденьке местных жителей. – Надежду Петровну!
– Ах, Надежду Петровну! – Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти, небольшого роста и вся какая-то округлая, в круглых очках на приветливом круглом лице. – Вы проходите, я ее сейчас позову! Наденька, это к тебе!
Последние слова круглолицая особа крикнула куда-то за спину, и Сергей Михайлович повернулся в ту же сторону, в волнении ожидая, что сейчас перед ним появится его сбежавшая невеста.
Однако вместо этого в коридор вышла женщина, очень похожая на первую – такая же небольшая, такая же округлая, только, пожалуй, несколько постарше – лет шестидесяти. Кроме того, ее лицо, такое же круглое и приветливое, было, однако, отмечено печатью педагогической строгости.
– Ты из какого же выпуска? – проговорила она, уставившись на Сергея поверх таких же круглых очков. – Нет, не говори… я сама вспомню… восьмидесятый год? Вася Петров? Нет… восемьдесят первый? Коля Сидоров? Нет…
Она явно расстроилась и вздохнула:
– Что же это… не могу вспомнить… вот что значит старость… неужели пора на пенсию?
– Извините, – перебил ее Сергей. – А вы кто? Наденькина мама? Мне бы саму Надю… Надежду Петровну…
– Это и есть Надежда Петровна, – несколько сухо проговорила первая женщина. – Сестра моя! Заслуженный учитель области! А вы что – не ученик?
– Какой ученик? – Сергей удивленно разглядывал сестер. – Ничего не понимаю… я разыскиваю Надежду Петровну Рогозину… мою невесту… она уехала, ничего мне не сказав…
– Значит, вы – не мой ученик? – женщина номер два оживилась. – Значит, у меня еще нет склероза!
– Может быть, Наденька – ваша дочь? Или ваша? – в последней надежде произнес Сергей Михайлович, переводя взгляд с одной сестры на другую.
Тут дверь одной из комнат распахнулась, оттуда появилась темноволосая растрепанная девушка в драных джинсах, исподлобья уставилась на Сергея и затем проговорила, ни к кому не обращаясь:
– Это паспорт!
– Что? Какой паспорт? – переспросил Сергей.
– Тот паспорт, который у тебя украли, тетя Надя! – на этот раз девушка повернулась к сестре номер два.
И Сергею Михайловичу поведали печальную историю.
Два месяца назад Надежде Петровне позвонили с почты и попросили зайти за посылкой. Конечно, ей пришлось взять свой паспорт.
Посылка пришла от одного из ее бывших учеников, Пети Курицына, который теперь проживал в Калининграде. В этом не было ничего необычного: учеников у нее было множество, и некоторые из них время от времени вспоминали любимую учительницу.
Получив небольшую коробку и гадая, что в ней может быть, Надежда Петровна шла домой, как вдруг она вспомнила, что дома кончился сахар. Как раз в это время она проходила мимо продуктового магазина с выразительным названием «Барабек». Пожилая учительница зашла в магазин и направилась к прилавку, за которым стояла ее бывшая ученица Тоня Кузикова. Тоня обслуживала некую даму, которая, судя по количеству закупаемого съестного, готовилась к юбилею или другому торжеству не меньше чем на пятьдесят персон.
Пока Тоня разбиралась с покупками, Надежда Петровна перебирала в памяти одноклассников Курицына.
В это время в магазин ввалилась толпа подростков.
Собственно, их было не очень много – может быть, трое или четверо, но они так суетились и галдели, что производили впечатление настоящей толпы. Один из них протиснулся к прилавку, чтобы разглядеть стойку с пивом, при этом чуть не выбил из рук Надежды Петровны калининградскую посылку.
