– Ведь вы раньше устраивали в этом доме выставки современного искусства. Я хотел бы поговорить с вами об этом.
– Вспомнили! – проговорил Никанорыч насмешливо. – Видать, медведь в лесу умер или рак на горе свистнул! Ну ладно, раз так – проходите в дом, я вас чаем напою.
Он толкнул дверь и вошел в большую полупустую комнату.
В центре комнаты стоял круглый стол, накрытый полуистлевшей бархатной скатертью, возле него – пара шатких венских стульев. Стены комнаты были когда-то оклеены зеленоватыми обоями, но они давно выцвели и протерлись, а кое-где свисали рваными лоскутами. Правда, тут и там на стенах виднелись более яркие прямоугольники, сохранившие первоначальный цвет обоев, – должно быть, в тех местах, где на стенах висели картины.
– Где стол был яств, там гроб стоит! – процитировал старик классику.
– Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики
И бледна смерть на всех глядит! – продолжил Дмитрий Алексеевич цитату.
– Вот как? – Старик с интересом взглянул на гостя. – А вы, видать, достаточно начитанный молодой человек! Мало кто сейчас помнит эти стихи!
– Гаврила Романович Державин, «На смерть князя Мещерского». Кстати, меня здесь уже не первый раз называют молодым человеком. В моем возрасте это лестно…
– Какие ваши годы! – Взгляд Никанорыча заметно потеплел, узкие губы сложились в улыбку. – Для меня вы действительно молодой человек! Сколько вам – лет сорок?
– Сорок три, – вздохнул Дмитрий Алексеевич.
– Совсем мальчишка! – покровительственно усмехнулся хозяин. – Присаживайтесь…
Старыгин опустился на один из стульев, и тот подозрительно заскрипел.
– Так что вас ко мне привело? – осведомился хозяин, усаживаясь напротив Старыгина. – Неужели какая-то газета решила написать о моих былых выставках?
– Нет, к сожалению… – Старыгин потупился. – Это интерес скорее личного плана. Я хотел спросить вас об одном художнике, который у вас выставлялся.
– О ком именно? – Никанорыч склонил голову, пристально глядя на гостя выцветшими от возраста, но все еще живыми и пронзительными глазами. – Не думайте, что я в полном маразме. Внешность обманчива. Память у меня хорошая, в особенности в том, что касается современной живописи. Я помню не только каждого художника, который у меня выставлялся, но почти каждую картину! И скажу вам честно – это единственное, что меня по-прежнему интересует. Тем более если находится такой собеседник, который помнит наизусть стихи Гаврилы Романовича Державина…
Старыгин обрадовался: ему удалось найти ключ к этому вздорному старику, верный тон. И если он, как говорит, действительно так хорошо все помнит, сейчас прояснится все, ради чего Дмитрий Алексеевич проделал эту дорогу…
– Замечательно! – Старыгин придвинулся чуть ближе, доверительно понизил голос и проговорил:
– На одной из ваших выставок были представлены довольно странные картины…
– Современная живопись многим кажется странной! – хмыкнул Никанорыч. – Талант всегда немного странный… только посредственность понятна и привычна каждому. Не могли бы вы выразиться несколько поконкретнее?
– Разумеется… на этих картинах были достаточно подробно и реалистично изображены виды города – Дворцовая площадь, Смольный, Казанский соборы, но рядом с ними находились какие-то кошмарные чудовища – осьминог с кабаньей головой и огромными лопастями, птица с львиными лапами…
Старика как будто подменили. Он вскочил, опрокинув стул, побагровел, замахал руками, как лопастями ветряной мельницы, и двинулся на Старыгина:
– Вон! Убирайтесь вон! Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Сейчас же вон из моего дома!
– Но в чем дело? – Дмитрий Алексеевич вскочил со стула и попятился, невольно заслоняясь от рук старика, беспорядочно метавшихся в воздухе. – Что я вам сделал?
– Он еще спрашивает! – Никанорыч наступал на гостя, размахивая руками и брызгая слюной. – Обманом проник в дом! Втерся в доверие! Державина читал!
Он вытолкал Старыгина в сени, потом – на крыльцо, продолжая выкрикивать что-то несуразное:
– Так и передай ему – Никанорыч еще в своем уме! Никанорыч еще не в маразме!
«Именно это и похоже на самый настоящий старческий маразм! – думал Старыгин, отступая к калитке. – Бессмысленные выкрики, резкие перепады настроения, истеричное поведение…»
– Так ему и передай! – повторил старик, остановившись на крыльце и тряся костлявым кулаком.
– Кому передать? – недоуменно спросил Дмитрий Алексеевич, протискиваясь через калитку.
– Ты отлично знаешь кому! – гремел Никанорыч. – Хозяину своему передай! Знать его не желаю!
Старыгин недоуменно пожал плечами и в полной растерянности побрел прочь по улице.
Возле калитки противоположного дома стояла седенькая старушка в джинсовой панаме. Сочувственно взглянув на Дмитрия Алексеевича, она проговорила:
– Выгнал? Никанорыч, он такой! Скандалист, каких мало! Вы не расстраивайтесь, молодой человек! Он с мужчинами почти со всеми так. Непременно наорет. Вот с женщинами – совсем другое дело! С женщинами он – настоящий джентльмен! – И старушка кокетливо поправила свою панамку.
Как ни странно, после этих слов Старыгин несколько приободрился. Пройдя еще немного по улице, он достал мобильный телефон и набрал номер Лидии.
Услышав в трубке знакомый волнующий голос, он рассказал ей о своем неудачном посещении комаровского отшельника и под конец предложил:
– Мне кажется, он что-то знает о тех картинах, просто я не сумел найти к нему нужного подхода. Может быть, вы приедете сюда и сами попробуете его разговорить? Думаю, что с вами Никанорыч будет более откровенен.
Лидия неожиданно легко согласилась.
Оказалось, что она недалеко от вокзала и сможет приехать на электричке примерно через час.
Старыгин вернулся на станцию, проведал свою машину и устроился за столиком небольшого летнего кафе, заказав чашку кофе.
Кофе оказался неожиданно приличным, погода стояла замечательная, и настроение его, испорченное стычкой с Никанорычем, постепенно улучшилось. В самом деле, сегодня у него выходной, он проведет его на свежем воздухе в обществе весьма интересной женщины. Они навестят нелюдимого старика, и если верить словам соседки, с Лидией он окажется гораздо сговорчивее, и она выяснит у него все, что ее интересует. А если старик не сможет ответить на ее вопросы, то, несомненно, даст хоть какую-нибудь ниточку. Лидия очень хорошо умеет убеждать, это Старыгин понял еще вчера.
В самом деле, вот же он, Старыгин, увлекся поисками неизвестного художника, хотя у него совсем другие заботы – ему бы нужно выяснить, что Лидия знает про ту картину неизвестного итальянского мастера шестнадцатого века, реставрацией которой он сейчас занят. Вот, кстати, можно будет расспросить ее об этом после того, как они побеседуют с Никанорычем. Погода отличная, они спустятся к заливу, побродят по берегу, потом пообедают в одном из этих новых ресторанчиков прямо на пляже.
От такой приятной перспективы Дмитрий Алексеевич приободрился и встретил прибывшую электричку широкой жизнерадостной улыбкой.
Вышли люди, в основном молодежь, нагруженная рюкзаками и палатками, – суббота, погода отличная, настроение еще лучше. Затем несколько припоздавших отцов семейства с набитыми сумками, живенький дедок с ярким воздушным змеем – его встречали трое внуков, и две тетки деревенского вида с пустыми тележками – эти с рынка, продавали цветы и зелень.
Лидии среди пассажиров не было. Старыгин не успел огорчиться по этому поводу, потому что следующая электричка остановилась у перрона уже через полчаса.
Дмитрий Алексеевич встал из-за столика и неторопливо направился к платформе.
Лидию он заметил издалека, и сам удивился волнению, охватившему его при виде ее высокой стройной фигуры. Сегодня она оделась по-дачному – джинсы, кроссовки, яркая полосатая маечка. Джинсы красиво облегали бедра, а трикотажная маечка давала понять, что женщина не только стройна, но имеет вполне соблазнительные формы.
Дмитрий Алексеевич хотел было сказать Лидии комплимент – не дежурный, а самый искренний, но вовремя сообразил, что он окажется некстати.
Лидия выглядела очень взволнованной, движения ее были резки и порывисты, глаза метали лиловые молнии и казались огромными на бледном лице. Волосы не были заколоты гладко, как в прошлый раз, а свободно разметались по плечам.
Перед Старыгиным стояла совершенно другая женщина, он подумал даже, что к этой, сегодняшней Лидии он не посмел бы подойти там, на выставке.
В машине Лидия причесалась, заколола волосы и чуть тронула губы неяркой помадой. Затем накинула скромную серую курточку и улыбнулась Старыгину. Теперь она выглядела гораздо спокойнее.
– Что-то он мне скажет… – задумчиво пробормотала она, взглянув на себя в панорамное зеркало, – я так волновалась, а теперь уже жду этой встречи с нетерпением. Жду и надеюсь…
