— Лежи! — страшным шепотом закричала Женька. — Лежи, тебе говорят!
Андрей очень осторожно приподнял голову и успокоительно произнес вполголоса:
— Да нормально все. Не видит она нас.
Колдунья опять стояла около мужчины, наклонясь над ним. В ее руках была короткая черная веревка, которой она начала внезапно обхлестывать его со всех сторон. С короткими взвизгами, как собачонка, парень перекатывался с боку на бок, извивался, причем ребята никак не могли понять почему: сила ударов была явно недостаточна, чтобы вызвать такие страдания. Антонина остановилась и смочила веревку в ведре, на котором крест-накрест, как разглядел в бинокль Витька, лежали какие-то длинные щепочки. Помахав веревкой над парнем, она неожиданно начала как-то странно двигаться вокруг него, то размахивая веревкой вокруг себя, то проводя над ним, то выжимая ее.
— Это она танцует! — оторопело произнес Мишка. — Парни, она танцует!
Никто не произнес ни слова. Движения ведьмы действительно были похожи на странный дикий танец, сопровождающийся припевами. Слов было не разобрать на таком расстоянии, но было слышно, что песня становится все громче и громче, превращается в череду непрерывных вскриков. Наконец, громко выкрикнув несколько раз подряд какое-то непонятное слово, Антонина замерла, вытянувшись, над лежащим неподвижно парнем и бросила веревку ему на грудь. Тот забился, словно в конвульсиях, на губах у него появилась пена, а женщина стояла неподвижно, не глядя на него. Через некоторое время парень затих, голова его бессильно откинулась набок, глаза закрылись.
Антонина наклонилась, взяла веревку и отошла к колодцу рядом с забором, неподалеку от которого, как разглядели ребята, горел небольшой огонь в глиняной плошке. Бросив веревку в огонь, она вернулась к неподвижно лежащему человеку, приподняла его за плечи и потащила в сторону сарая. Веревка на его шее волочилась за ней. Что ведьма делала в сарае, ребята не видели, но очень скоро она вышла оттуда и быстрыми шагами возвратилась в дом.
Все лежали неподвижно, потрясенные увиденным. Неожиданно за спиной Юльки раздался шорох, и, взвизгнув, она обернулась, а за ней и все остальные. На зеленом склоне сидел грязный, ободранный черно-белый кот и пристально смотрел на них желтыми глазами. Одно ухо у него было порвано, на боку чернела болячка. Кот совершенно по-человечески перевел взгляд на Сеньку, и тот не выдержал. Вскочив, парень с криком бросился бежать в сторону деревни, а за ним и все остальные.
Кот остался сидеть на пригорке, даже не повернув головы им вслед.
— Ну, что я вам говорил! — возбужденно спрашивал Мишка через полчаса, сидя в зарослях сирени за Андрюхиным домом. — Говорил я, что она лечит, а вы не верили!
— Она что, и с батей вашим так делала? — недоверчиво поинтересовался Колька.
Сенька и Мишка помотали головами, а Женька разъяснила:
— Нет, она матери какой-то воды крашеной дала и сказала, как отца поить и что еще делать надо. А мать ей за это что-то отдала, только мы не знаем что, вот он и вылечился.
— Во всяком случае, пить перестал, — хмуро добавил Сенька.
— А тот мужик тоже алкоголик, что ли? — Андрей обвел взглядом лица приятелей.
Бледная Юлька до сих пор сжимала руки в кулачки, а Сашка дергался от каждого шороха. Да и остальные выглядели не лучше. Один Виктор сидел со спокойным лицом, но Андрей подозревал, что он просто удачнее притворяется.
— Нет, Андрюша, — покачала головой Женька, — все гораздо хуже.
— Да куда уж хуже?
— Представь себе, есть куда, — мрачно произнес Витька.
— Да говорите уже! — рассердился Андрей. — Хватит страшные глаза делать!
Помолчав, Виктор переглянулся с Мишкой и сказал:
— Он наркоман петряковский.
— Какой петряковский? — не понял Андрей. — Ой, что, тот самый? Да он же в тюрьме сидит!
— Выпустили его, уже с полгода, — покачал головой Мишка. — Вот он у нас и обосновался.
Андрей, Юлька, Колька и Сашка изумленно смотрели на него.
История молодого парня, который в соседнем Петрякове шесть лет назад зарубил топором собственную бабку, вынес все из дома и собирался продать в райцентре, но не успел, была притчей во языцех в районе. Самой страшной угрозой родителей, поймавших с сигаретой собственного сына, было: «Сначала сигареты, потом наркотики, а потом ты нас с отцом поубиваешь?!» А слово «наркоман» произносилось шепотом и считалось неприличным, так же, как и слово «проститутка».
Про шестнадцатилетнего убийцу знали во всех домах, но Андрею как-то казалось, что тюрьма — это навсегда и рассказ про петряковского наркомана — просто страшная легенда, которая есть в любой деревне. И вот эта легенда час назад валялась во дворе дома какой-то жуткой женщины и визжала от боли, а он смотрел на нее собственными глазами.
— Ты знала? — недоверчиво спросила Юлька у Женьки.
— Да, знала. Витька сказал.
— А ты откуда узнал? — поднял глаза на Виктора Колька.
— Серега Завадский из тридцать шестого дома натрепал, а уж откуда он в курсе, я без понятия. Слушайте, парни, — помолчав, сказал Виктор, — получается, что этот придурок у нас в деревне будет жить. А если он уйти от Антонины вздумает, то может запросто и убить кого-нибудь?
— Да зачем ему убивать… — неуверенно сказал Сашка.
— А зачем ему бабушку свою было убивать? — парировал Виктор. — Да все затем же: чтобы деньги достать на дозу. Я не понимаю, зачем она вообще его лечит?! Таких людей уничтожать надо.
— Ну уж сразу и уничтожать, — усмехнулся Андрей.
— Да, именно так! — уверенно ответил Виктор. — Ты, Андрюша, просто не знаешь, а мне отец рассказывал. Наркоманы — не люди. Они как звери, понимаешь? У них от личности уже ничего не остается, только одно желание — убить кого-нибудь и отобрать деньги, чтобы уколоться. И вылечить их невозможно. Наркомания вам не белая горячка, как у дяди Гриши, а совсем-совсем другое. Вот помяните мое слово, эта сволочь еще натворит у нас бед.
— Как же его выпустили-то? — прошептала Юлька.
— Не знаю. Знаю только, что, пока он у Антонины живет, я лично свою маму одну в магазин не отпущу. А вдруг ему придет в голову туда зайти и ненароком кого-нибудь прирезать, а?
— Да брось ты, — попытался урезонить приятеля Мишка, но как-то неуверенно. — Раз его из тюрьмы выпустили, значит, он не наркоман уже.
— Неужели? — прищурился Витька. — Скажи мне, Мишенька, а ты уверен на все сто процентов, что тебе или, скажем, Женьке от придурка никакого вреда быть не может? Нет, вот скажи честно, ты абсолютно уверен?
Наступило молчание. Все пристально смотрели на нахмурившегося Мишку. Наконец тот нехотя покачал головой.
— Вот видишь! — бросил Виктор. — Наркомания неизлечима, это всем известно. Спросите у своих родителей.
— Ну и что же нам теперь делать? — жалобно спросила Женька.
— Эй, милые мои, вот вы куда забрались! — послышался веселый голос, и из-за веток выглянула мама Андрея. — То-то отец говорит, что голоса в саду раздаются. И что вы тут сидите? Ну-ка, пошли немедленно чай пить!
— Теть Маш, нам домой пора, — протянул Мишка.
— И слышать, ребятишки, не желаю! Я пирог испекла, так что пойдемте дегустировать. А ты, главный дегустатор, можешь потом мне помочь банки из погреба вытащить, — обратилась она к Андрею.
— Мам, я все сам вытащу, ты только скажи какие.
Андрей, не стесняясь остальных, чмокнул мать в щеку.
— Скажу, милый, скажу. Пойдем чайку попьем с ребятами, а потом делами займемся. Лады?
— Лады, — весело согласился Андрей.
Поздно вечером он стоял у окна и смотрел на темные качающиеся тени. Отец с матерью за его спиной весело бранились, обсуждая какую-то теплицу, которую отец не так покрыл.
— Пап, — неожиданно сказал Андрей, — а наркомания излечима?
— Что? — удивился отец. — Наркомания? Вообще-то, насколько мне известно, нет. Конечно, медики говорят о каких-то способах, вроде лечения подобного подобным, то есть фактически другими дозами наркотиков, но ведь те в конечном итоге вызывают всего лишь иного рода привыкание. Хотя я, конечно, не специалист в данной теме… А почему ты, собственно, интересуешься?
— Просто так, — спокойно ответил Андрей. — Ничего особенного.
Он отошел от окна, темные тени за которым раскачивались все сильнее и сильнее, забрался на диван и завернулся в плед. «Просто так, — повторил он про себя, — ничего особенного».
В жене Виктора раздражали две вещи: волосы и имя. С волосами все было понятно — идиотское Тонькино нежелание постричься приводило к тому, что она заплетала дурацкую косу, а их даже бабки в деревнях сейчас не носят. Нет, волосы у нее красивые, слов нет, и когда жена их распускала, то казалась настоящей русалкой. Но ведь нельзя же постоянно с косой ходить! А с распущенными она маялась, не могла потом расчесать. Как-то раз, желая ему угодить, еще в начале их знакомства, она пришла на какую-то вечеринку с хвостом, перехваченным красивой заколкой. И, конечно, произвела полный фурор. Но с тех пор как отрезало: не буду, говорила, хвост делать, и все. С косой, мол, удобнее. Как ни пытался Виктор воздействовать на жену, даже насмешками, оказался бессилен.
