Утром на допрос к следователю прокуратуры Засыпкиной была доставлена на машине мать Нефедова — Лидия Геннадиевна. Женщина с прошлым — так ее определила для себя Галина Анатольевна. За годы работы ей немало пришлось повидать людей, нередко удавалось добираться до их сути. И постепенно выработалась привычка стремиться до конца понять сидящего перед ней человека, выступает ли он в роли свидетеля, обвиняемого, подозреваемого.
Взглянув на Нефедову, на ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, отметила манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова, кажется, пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь обо что-то запачкаться. И еще золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, знала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала дать утренний спектакль? И еще заметила Галина Анатольевна уверенность в каком-то своем превосходстве. То ли недостаток образования, то ли избыток самоуверенности, а может, и то и другое создавали впечатление вульгарности, за которой чувствовалась готовность говорить о чем угодно, не очень стараясь при этом быть честным. Тогда-то Галина Анатольевна и произнесла про себя эти слова — женщина с прошлым. Да, подумала Засыпкина, была у нее другая жизнь. Впрочем, не исключено, что она одновременно живет не одной жизнью. А золото, очевидно, убеждало ее в некой неприкосновенности, как бы ограждало от людей, не помеченных этим высоким знаком, держало их на почтительном расстоянии.
— Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?
— Сын? Один остался дома. Спит. Вы его имеете в виду?
— Нет, я говорю о вашем старшем сыне, Юрии.
— Могу ли я знать, чем вызван ваш интерес к нему?
— Вы, очевидно, слышали о пожаре на улице Кутузова…
— Да! Это кошмарная история! Какой ужас! Знаете, в городе такие страшные слухи, что я не решаюсь им верить. Вы наверняка знаете больше. Скажите же мне — что произошло на самом деле? Говорят, погибли люди?
— Есть основания полагать, что ваш сын Юрий имеет к происшедшему какое-то отношение.
— Вы хотите сказать, что он знал погибших?
— Девятого марта его видели в этом доме. Нефедова снисходительно посмотрела на следователя, щелчком алого ногтя сбила с рукава невидимую пылинку, вздохнула, как бы жалея себя за то, что приходится маяться в таком вот обществе.
— Этого не может быть, — с легкой усталостью проговорила Лидия Геннадиевна. — Его больше двух месяцев нет в городе. Скажу по секрету, — она наклонилась к следователю и с улыбкой вполголоса сказала, — я сама его выписала.
Нефедова говорила правду. Она работала в паспортном отделе домоуправления и собственноручно выписала сына сразу после нашумевшего штурма вытрезвителя. Пока суд да дело, глядишь, все и заглохнет.
В кабинет вошел прокурор Кокухин. Присел к столу.
— Дело в том, Лидия Геннадиевна, — сказал он, — что Юрия видели в городе и восьмого марта. Видели в доме Жигунова накануне происшествия. Среди погибших его не обнаружили. Судя по вашим словам, нет сына и дома. Ведь его нет дома?
— Н-. — нет, — с заминкой произнесла Нефедова, несколько сбитая с толку уверенным тоном прокурора.
— И он не заходил?
— Нет.
— И вы не знали, что он в городе?
— Нет. Хотя… — Нефедова пошевелила ухоженны ми пальцами, давая понять, что не стоит так уж категорически воспринимать ее “нет”. — Знаете, вот сейчас я припоминаю… Какой-то парень бросил мне на улице мимоходом… Понимаете, я сделала ему замечание. Он дружил когда-то с Юрием, бывал в нашем доме… Я полагаю, что имею право сделать ему замечание, Нефедова обращалась к Кокухину, видимо, разговор с прокурором не так уязвлял ее самолюбие. — А он мне в ответ — смотрите, дескать, за своим сыном. Тогда я подумала, что он сказал это вообще, а теперь… Возможно, он видел Юрия в городе.
— Фамилия этого парня? — спросила Засыпкина.
— Не помню… Не то — Савельев…
— Постарайтесь вспомнить. Это важно.
— Он живет в доме напротив нашего. Его там все знают… А фамилия… Может быть, Соколов? — почему-то спросила Нефедова у прокурора.
Все помолчали. Конечно, Нефедова знала больше. Ее половинчатые показания — всего лишь попытка сохранить лицо, чтобы и в дальнейшем вести себя уверенно, не будучи уличенной во лжи.
— Куда уехал ваш сын? — спросил Кокухин.
— В документах указано. Я не верю, что вы пригласили меня сюда, не заглянув в документы, — она усмехнулась.
— Заглянули, — спокойно кивнул Кокухин. — Ив данный момент, — он взглянул на часы, — два оперативных работника находятся в воздухе по пути в Архангельск.
— Уже? — искренне удивилась Нефедова и сразу что-то неуловимо изменилось в ее облике — она стала скромнее. Чуть опустила подбородок, повернула лицо к прокурору, ладошки положила на колени. — Видите ли, Павел Михайлович… Вполне возможно, что они его там не найдут.
— Они его там наверняка не найдут, — усмехнулся Кокухин. — Ведь его видели здесь сутки назад.
— Зачем же их послали в такую даль? — простодушно спросила Лидия Геннадиевна.
— Необходимо установить, где он жил, как жил, с кем общался, чем увлекался… И так далее. Вряд ли нужно перечислять все детали нашей работы.
— Да-да, конечно… Вы правы.
Прокурор и следователь переглянулись — поведение Нефедовой как-то вываливалось из разговора, из его содержания. Стало заметно, что Лидии Геннадиевне гораздо больше лет, нежели это казалось на первый взгляд, косметика, манеры, золото, словно бы в один миг потеряли свою силу и обнажили возраст хозяйки — ее слабое место.
— Видите ли, — сказала Нефедова, — вовсе не исключено, что он там и не жил, — она исподлобья посмотрела на Кокухина, на Засыпкину, пытаясь определить насколько строго они отнесутся к ее сообщению.
— Это уже что-то новое, — протянул Павел Михайлович. — Но как же тогда понимать запись в выписной карточке? Там вашей рукой записано, что Юрий отбыл на постоянное жительство в Архангельск.
— Как вам объяснить, — Нефедова на секунду задумалась, ее тон снова изменился. — Юрий действительно собирался в Архангельск… Одно время. Да, собирался. Дело в том, что как-то в поезде он встретил мужчину, и тот обмолвился, что сам из Архангельска, или направляется в Архангельск, во всяком случае у них в разговоре что-то промелькнуло об этом городе. И мы с мужем подумали, что неплохо бы и Юрию туда поехать…
— Это после истории с вытрезвителем?
— Ох, Галина Анатольевна, — скорбно усмехнулась Нефедова. — И дался вам этот вытрезвитель! Не понимаю, зачем связывать разные события… Все мы были молоды, всем хотелось чего-то необычного. Вы согласны со мной, Павел Михайлович?
— Я не очень четко уловил вашу мысль, — Кокухин развел руками. — Скажите, когда уехал ваш сын?
— Не помню точно, где-то в январе.
— Он выписан второго января. А нападение на вытрезвитель совершено тридцатого декабря. Другими словами, вы отправили его в течение трех дней. Так?
— Отправили! — воскликнула Нефедова. — Павел Михайлович, зачем же так? Произошло некоторое наложение событий…
— К тому же в документах указан один город, а поехал он совсем в другой, — заметила Галина Анатольевна.
— Юрий передумал, — холодно пояснила Лидия Геннадиевна, поняв, что люди, сидящие перед ней, не желают проникнуться тонкостью ее чувствований. — Да, он не поехал в Архангельск. Он уехал в Рязанскую область, если для вас это так важно.
— Куда именно? — спросил Кокухин.
— В Касимов. К тетке. Сестре моего мужа. Я сама отвезла его в Москву и проследила, чтобы он сел на поезд, идущий в Рязань.
— Вы ему не доверяли?
— Я — мать! — значительно, с ноткой оскорбленности, произнесла Нефедова.
— С какой целью вы внесли в документы о выписке заведомую ложь? — бесстрастно спросила Галина Анатольевна. — Зачем вы указали Архангельск, если сами посадили его на рязанский поезд?
— Галина Анатольевна! — с укором воскликнула Нефедова. — Как бездушно вы раскладываете по полочкам святые материнские чувства!
Засыпкина не стала говорить ей о том, что бездушие проявила как раз Лидия Геннадиевна. Зная о том, какой славой пользуется ее сын, она отправляет его на перевоспитание к старой беспомощной женщине, у которой своих забот полон рот — работа, дети, дом, хозяйство. Другими словами, попросту спихнула его с плеч.
— Ну что ж, Лидия Геннадиевна, будем считать, что положение прояснилось. Осталось проверить ваши показания.
— Как?! Вы мне не верите?! — она повернулась к прокурору.
— Видите ли, Лидия Геннадиевна, — сдержанно ответил Павел Михайлович, — сейчас не имеет значения — верим мы вам или нет, верите ли вы мне… Совершено преступление. В этом преступлении замешан ваш сын.
— Нет, вы что-то путаете! Юра мог запустить снежок в окно вытрезвителя. Мог. Не отрицаю. Мог без разрешения проехаться на колхозной кляче… Но преступление… Нет.
