— Словом, — Гараев сделал еще одну паузу, — давайте выпьем! Доставай, Эдик!
Главный тренер махнул рукой в сторону Навашина. Тот достал из тумбочки три бутылки водки, а Сумароков полез в холодильник за закуской. Тут были и нарезка салями, и балычок, и салат из так называемого «бабушкиного погребка». В довершение всего Сумароков извлек из холодильника две большие бутыли спрайта — и пьянка началась. От водки девчонки не отказались. И если поначалу некоторые из них еще стеснялись, то после второй языки развязались сами собой.
— В общем, девчонки, положение у нас трудное, — прожевывая балык, сказал Гараев. — Его надо слегка это… того…
— Поправить, — подсказал Сумароков.
— Вот-вот, — воздел указательный палец к потолку Гараев. — И группе поддержки в этом смысле отводится значительная, а может быть, даже и решающая роль.
— Да? — с кокетливой улыбкой удивилась Валя Караваева. — И в чем же она заключается?
— В общем, девчонки… Надо поработать.
— А мы завсегда готовы, — отозвалось сразу несколько голосов.
— Судью сегодняшнего видели? — спросил Сумароков.
— Ну да…
— Его надо подмазать. В общем… Он большой охотник до женского пола, причем, как всякий старый козел, он любит капусточку посвежее, прямо с грядочки… Понятно?
Группа поддержки разделилась на две части. Трое презрительно поджали губы, явно не желая выступать в роли капусты, а трое других заинтересованно посмотрели на Гараева.
Тот, снова прокашлявшись и засунув остатки смущения себе за пазуху, пояснил:
— Этот судья, по некоторым данным, будет судить последнюю игру чемпионата, с верхнестаргородским «Локомотивом». Нам необходимо эту игру выиграть, обязательно… Иначе костей нам не собрать. И в связи с этим, — Гараев выдержал паузу, посмотрел на насупившихся Сумарокова и Навашина, — надо кому-нибудь из вас ему… Ну, короче, это… хм… того… дать…
Воцарилось молчание. В принципе я уже раньше догадывалась, что именно об этом пойдет речь, и насмешливо посмотрела на Навашина. Эдик, еще больше насупившись, уткнулся в стол и делал вид, что ему очень интересна турнирная таблица чемпионата в первой лиге.
— Я понимаю, что ваша Людмила Александровна будет не в восторге, что вот так все выходит, но… — Гараев опрокинул еще одну стопку. — Короче, у нас в команде есть Фонд материального поощрения, так что это все не просто так. Эдик, подтверди! Чего сидишь, как Пьеро с бодуна?
— Да, проблем не будет, — брякнул из-за стола Навашин, не отрываясь от газеты и хмурясь еще пуще прежнего. — Дадим сколько надо.
— А сколько надо — это сколько? — с улыбкой спросила Лена Ковалева, здоровенная, баскетбольного роста девица с рыжей шевелюрой.
— Ну, две штуки без проблем, — буркнул Навашин.
— Этого мало, — разочарованно протянула Лена. — Тем более он лысый и старый.
— Это гораздо лучше, как будущий врач тебе говорю, Лен! — вступила в разговор Надя Фоменко. — С молодыми только по любви хорошо, а если по необходимости, то старичок — самое то, меньше проблем.
— Так, значит, согласны? — Гараев благодарно посмотрел на Фоменко и обвел взглядами остальных девчонок.
— Все будет зависеть от щедрости нашего менеджера, — шутливо погрозила пальцем тренеру Караваева.
— Он будет щедр, — твердо заявил Гараев.
— А как зовут этого судью и когда все это надо делать? — поинтересовалась практичная Фролова.
— Зовут его Владимир Александрович, а сделать это желательно прямо сейчас. Только уж не обижайтесь, кого выберет, того и выберет, — развел руками тренер.
— Значит, Вовка, — процедила сквозь зубы Ковалева, подскочив к зеркалу. — Вовочка — это хорошо…
— И все-таки Людмила будет этим недовольна, — скептически скривила губы Надя Фоменко, когда все отсмеялись.
— Да при чем тут эта старая карга?! — неожиданно резко вспылила Аня Фролова. — У нее у самой аж слюнки текут, как только какого-нибудь мужика увидит, а с нами держит себя как настоятельница монастыря, пьющая по утрам молочко.
— К тому же мы ничего ей не скажем! — поддержала подругу Караваева.
Девчонки оживились. Можно было только гадать, вызвано ли это выпитой водкой, стремлением получить деньги из Фонда материального поощрения или же возможным предстоящим секс-саммитом с членом Всероссийской коллегии судей.
Судья появился в номере через несколько минут в сопровождении самого Гараева. Он был довольно высок, худ и одет в фирменный тренировочный костюм. На голове его, словно воронка от взрыва бомбы, зияла лысина.
«А в общем, можно сказать даже, и ничего себе мужичок, — отметила я про себя, отодвигаясь от девчонок группы поддержки, показывая тем самым, что я здесь нахожусь как бы сама по себе. — Хотя на поле, в отдалении, он выглядел более симпатичным».
Арбитр вежливо поздоровался с девушками и скользнул по ним взглядом покупателя на конном базаре. Гараев же с суетливой услужливостью продавца-цыгана предложил выпить. Его тезка, выдержав для солидности паузу, согласился.
— Это наша группа поддержки, все как на подбор девчата, — слегка заплетаясь в словах, пробормотал Гараев.
Арбитр, опрокинув стопку и прожевав балык, одобрительно улыбнулся и закивал.
Гараев тем временем что-то начал вещать про обстановку в команде, плавно переходя на положение в российском футболе, сетуя на экономический кризис и финансовые проблемы.
Гость внимательно слушал, не глядя на говорившего, и только кивал. Взгляд же его перемещался с одного объекта женского пола на другой. Девчонки не смущались, напротив, некоторые слегка усмехались, а Ковалева даже подмигивала.
Ситуация стала напоминать прием губернатора районным начальством. Не хватало только хлеба-соли и фольклорного ансамбля. Да и гость явился без свиты, ограничившись единственным лицом своей собственной персоны. Оно и понятно, потому что в таких делах чем меньше свидетелей, тем лучше.
Я от нечего делать начала следить за взглядом судьи. Было видно, что он мечется между двумя диаметрально противоположными вариантами: миниатюрненькой черненькой Валей Караваевой и внушительно-грудастой Леной Ковалевой.
Самая же симпатичная, на мой взгляд, девушка, Надя Фоменко, скривила такую физиономию, что только законченный извращенец со склонностями к насилию (или, наоборот, мазохист) рискнул бы предложить ей сейчас вступить с ним в половые отношения.
Наконец арбитр, видимо, сделал свой выбор и, поблагодарив тренера за теплый прием и попрощавшись с ни слова не проронившими за всю эту ритуальную церемонию Сумароковым и Навашиным, удалился. Вместе с ним вышел и Гараев.
Вернулся он минут через десять.
— Ты как в воду глядела, — глянул он на Лену Ковалеву. — Иди… Номер триста восемнадцатый.
Лена усмехнулась, одарила подруг снисходительной улыбкой и исчезла за дверьми номера.
Мы тоже вышли в коридор. Навашин хотел было пойти за мной, но его удержал Гараев. Видимо, надо было обсудить еще кое-какие дела.
Я же прошла в бар на первом этаже гостиницы и, заказав себе кофе с пирожными, тихо уселась в темном углу за столик. Удивительно, но ко мне так никто и не подсел. Собственно говоря, я была только рада этому, обдумывая ситуацию в команде и в мире спорта вообще. Столкнувшись вплотную с подпольной кухней достижения спортивных результатов, я начинала понимать, что случившееся с Крашенинниковым и Навашиным наверняка и есть следствие всех этих закулисных игр. И мне еще только предстояло выяснить, кому так мешает успешно выступающий на зеленых полях тарасовский «Авангард».
Покончив со своей легкой вечерней трапезой, поднялась на второй этаж и подошла в задумчивости к своему номеру. Я медленно повернула ключ в замке, вошла внутрь и нажала выключатель.
И тут моему взору предстала весьма живописная картина, сопровождаемая не менее красочным звуковым рядом. Охи, вздохи и стоны закончились при моем появлении сдавленным женским криком, раздавшимся откуда-то, как мне показалось, из преисподней. Но больше всего впечатлил меня голый зад цвета шоколада, во всем великолепии раскинувшийся по кровати.
Именно это наиболее поразило меня. Я сначала даже не заметила, что этот самый зад с обеих сторон обвивали белые женские ноги.
— Так, ну и что это еще за твою мать? — только и сумела произнести я.
— Ой, извини, пожалуйста, просто все так быстро получилось, — отчаянно пролепетала моя подруга по комнате.
Она судорожно пыталась высвободиться из объятий негра, чтобы уже в более официальном виде продолжить свою оправдательную речь. Тут чернокожий парень повернул голову, и я узнала в нем нападающего «Авангарда» бразильца Алдейро.
Когда Караваева сошла наконец с ложа внезапной, как тропический ураган, любви на грешный холодный пол дальнегорской гостиницы, ее партнер стыдливо прикрыл свои достоинства рубашкой, прижал руки к груди и с ужасным акцентом произнес:
