— Таня, ты — частный детектив? — спросил Навашин, глядя мне пристально в глаза.
— Да, — недоуменно ответила я.
— А я — администратор футбольного клуба. Давай каждый заниматься своим делом.
Это возмутило меня до глубины души. До сих пор я считала Навашина как бы своим человеком в команде. Несмотря на то что деньги за расследование мне по-прежнему платила мама центрфорварда, я была абсолютно уверена, что случай с Глебом связан именно с его футбольной карьерой. Поэтому мне необходимо было влезть во все нюансы жизни команды. И Навашин представлялся мне именно тем человеком, который поможет мне это сделать. В конце концов, речь идет о здоровье ведущего игрока команды.
Я уже открыла рот, чтобы произнести в адрес этого пьяного зазнайки какую-нибудь гневную тираду, как вдруг услышала с кресла громкое сопение.
— Этого еще не хватало! — громко выругалась я, но на него это не произвело ни малейшего впечатления.
Кроме, может быть, того, что к сопению прибавился еще и заливистый храп. Было совершенно ясно, что мои попытки сказать что-либо в этой ситуации будут выглядеть как метание бисера перед свиньями. Само собой разумеется, я не могла и думать о том, чтобы удалить его из моей квартиры. Слишком большим и громоздким был менеджер футбольного клуба «Авангард», чтобы я смогла вытащить его на улицу. Кроме того, сомнительно, что при этом он сможет проснуться и быть транспортабельным. Поэтому мне скрипя зубами пришлось смириться с его присутствием в квартире и заняться своими делами.
Очнулся Навашин только утром, когда я еще спала. Видать, ему было очень стыдно за свое вчерашнее поведение, и он, не пытаясь меня будить, ушел. Сквозь сон мне было слышно лишь, как захлопнулась за ним входная дверь.
В тот день я практически ничего не делала. Если не считать делом посещение в больнице Глеба Крашенинникова. Форвард явно шел на поправку. Врачи сказали, что скоро его выпишут и что через две недели он даже сможет выйти на игру в последнем матче.
Глеб встретил меня радушно и тут же сказал, что версия о нападении на него из-за старых долгов была абсолютно ложной. В больнице его посетил тот самый друг Андрюха, которому он был должен, и заверил, что не имеет к этому никакого отношения. Более того, он пожелал Глебу выздоровления и выразил согласие подождать с возвращением денег месяца два.
— И еще… Мне кажется, — сказал Крашенинников, сделав задумчивое лицо, — что одного из нападавших на меня я где-то видел. Но никак не могу вспомнить где. Всю голову больную уже изломал.
— Где? Где ты его видел? — тут же нетерпеливо спросила я.
— Говорю же, не могу никак вспомнить, — как-то раздраженно ответил Глеб. — Но обязательно вспомню. Дело в том, что у меня пока крыша восстановилась не полностью, и мне тяжело думать.
— В таком случае не напрягайся.
— Нет, я обязательно вспомню, — с твердой решимостью обещал Глеб и неподвижно уставился вдаль.
«Было бы очень кстати», — подумала я. Ведь до сих пор по двум случаям нападения на членов футбольной команды не было никаких зацепок. Я пожелала Глебу всего хорошего и поехала домой.
А вечером мне позвонил Навашин. Он уже вернулся из Самары и пребывал в отличнейшем расположении духа. Поскольку я не была в курсе его дел, то весьма удивилась. Тем более что вчера его состояние было радикально противоположным.
— Таня, я буду тебе очень признателен, если ты окажешь мне честь встретиться сегодня с тобой, — напыщенно сказал он.
— Хорошо, жду тебя, — коротко ответила я и повесила трубку.
Он появился через полчаса, совершенно сияющий, в костюме и с букетом цветов. Подобный антураж сразу же настроил меня на романтический лад.
— Понимаешь, Таня, — откашлявшись и почему-то покраснев, начал Навашин, когда мы уселись за стол, — ты как-то мне сразу приглянулась… Ну, тогда, когда мы с тобой столкнулись у Людмилы. И, в общем…
— Что? — наслаждаясь его смущением, сразу же уточнила я.
— Я, наверное, влюбился в тебя…
Чуть отведя глаза в сторону, я засмеялась. Но смех этот не был чем-то негативным, напротив, он скорее был выражением радости. Потому что я не находила никаких возражений против того, чтобы завязать с Эдуардом какие-то отношения, выходящие за рамки служебных. Правда, в силу своего чересчур богатого опыта общения, я была уверена, что они закончатся почти сразу же после окончания дела. Сколько раз уже было так с моими клиентами и прочими персонажами, попадавшимися мне на пути при том или ином расследовании!
Конечно, Навашин выглядел как-то старомодно в своем признании. Но… Тем и ценны его чувства, что они были искренними. А то, что он не лукавит, я чувствовала. Все-таки большой опыт за плечами…
Сама влюбляться по-серьезному как-то уже давно не могла, тем более на работе. Любовь к другому человеку, к сожалению, помимо неоспоримой гаммы положительных эмоций, несла с собой еще и чувство привязанности, которое часто перерастало в чувство зависимости. А частный детектив не может себе позволить быть зависимым от другого человека.
Поэтому я рассматривала до поры до времени (а это время, видать, еще не наступило) отношения с мужчинами достаточно легко, без взаимных претензий и излишней эмоциональной привязанности. Словом, я научилась контролировать свои чувства и управлять эмоциями. К сожалению, в моей профессии нельзя было поступать иначе.
И я просто взяла Навашина за руку, с теплотой заглянув ему в глаза. Он понял намек и довольно робко обнял меня. Я сразу же помогла ему, обвив руками его шею. Через секунду наши губы соприкоснулись…
* * *
— Ат-шумели летни-е да-ажди… — Голос певца сомнительной сексуальной ориентации заполнил пространство моей кухни.
Я сидела и смотрела в окно. Вульгарный оптимизм, исходивший из динамиков, передавался и мне. Мы с Эдиком только что проснулись. За окном ярко светило солнце, и весь двор был усыпан желтой листвой.
Навашин, проснувшись, не захотел сразу окунаться в реальность утра и предпочел еще немного понежиться в постели. Но, видимо, под воздействием лившейся с кухни мелодии поменял свое решение, и я услышала его шаги в комнате.
«Кажется, депрессия у него окончательно прошла», — подумала я, глядя на бодрого Эдика, прошлепавшего босыми ногами в ванную.
Собственно, она прошла у него уже вчера, когда после затяжных поцелуев мы все-таки приступили к великому таинству любви. Нельзя сказать, чтобы Эдик оказался тем, кто открыл для меня что-то новое, или, если выразиться более поэтично, поднял меня на вершину космического блаженства, или, наоборот, погрузил в пучину… Просто мне было хорошо с ним, и я не особо стремилась анализировать свои ощущения.
А насчет его позавчерашнего пьяного появления у меня все прояснилось, когда он все-таки поведал мне о целях своего визита в Самару. Это было уже потом, когда мы спокойно лежали под одним одеялом и моя голова покоилась на его могучем плече.
…Все было и просто, и сложно одновременно. Гараев, почувствовав, что без подпольных интриг ему будет сложно вывести команду в высшую лигу, решил прибегнуть к крайним мерам. И послал Навашина в Самару провести переговоры с тренером тамошней футбольной команды, игравшей свой очередной матч на своем поле против главного соперника «Авангарда» верхнестаргородского «Локомотива».
Самарский тренер оказался мужиком весьма занудливым. Навашину пришлось потратить на его обработку кучу времени. Помимо аванса за удачно исполненную партию против «Локомотива» на своем поле, Эдик выложил еще приличную сумму, накормив и напоив его в лучшем ресторане города.
При всем при этом тренер самарцев оказался очень прижимистым и жестким в плане денег. Он с кислой миной уверял Навашина, что за две тысячи «зеленых», которые тот обещал самарцам в случае победы над «Локомотивом», его клуб с удовольствием выиграет только у дворовой команды пацанов. А чтобы «сделать» одного из лидеров лиги, надо платить больше. Навашин же уверял, что две штуки баксов — вполне приемлемая цена и никто не заплатит ему такой премиальный фонд за этот матч, поскольку никому, кроме самого «Локомотива» и «Авангарда», результат этого матча неинтересен.
В конце концов, измочалив Навашину всю нервную систему, самарский тренер согласился, как он выразился, «раздрочить» ребят на игру. Оставалось только ждать результата, и Навашин, вручив тренеру небольшой аванс, вернулся в Тарасов.
«…Если даже жизнь проходит ста-ра-ною, ты оставайся лишь сам са-бо-ю!» — продолжали изливаться динамики.
«Да, вот с этим у нас порой возникают проблемы», — подумала я, слушая, как плещется в ванной Навашин, который вчера волею судьбы поступился своими моральными принципами. Но человек так уж устроен, что быстро ко всему приспосабливается. То, что позавчера казалось неприемлемым и даже гадким, вполне могло выглядеть нормальным вчера и даже симпатичным сегодня.
