Мы прошли в спальню. Он вытащил из-под кровати обувную коробку. Открыл.
В ней сидела маленькая черепашка.
– Ой! Какая прелесть!
Я погладила панцирь.
– А почему она не ползает?
– Сейчас.
Он достал черепаху из коробки и опустил на прохладный пол. Она поползла в сторону гостиной, странно приволакивая ногу.
– Что у нее с ногой?
– Она всегда прихрамывала. Я как-то зашел в зоомагазин… – Он пояснил: – У меня действие одного романа разворачивается вокруг контрабанды редких животных. Смотрю, сидит эта прелесть в террариуме. Грустная такая. «Не продается?» – спрашиваю. – «Не берут» – отвечает продавец. – «Что так?» – «Она бракованная. Сразу не посмотрели, а теперь не можем продать». – «Что с ней?» – «Лапу повредили, когда везли».
Мне ее жалко стало. Такой облом в самом начале – и судьба ее черепашья наперекосяк. «Я ее беру», – говорю. Купил и назвал КлавдЕя. У меня бабушка из деревни. Она соседку так кликала. На сельский манер: «Клав-де-е-я…»
Я кивнула. Деревенский говор я тоже знала, моя мама – фольклорист.
– Кстати, ты ведь знаешь, КлавдЕя означает «хромая». Я Клашу сделал героиней романов. У моего следока Белова тоже есть черепашка, как символ дотошности и удачи – тише едешь, дальше будешь. Ну и долголетия тоже.
– Да, запоминающаяся фишка. Вот только насчет долголетия… Зачем же ты убил этого… ну, Белова своего?
– Сказал же, больше не буду Егором Крутовым. Начну с начала. Считай, с нуля. Есть у меня одна задумка. Но пока рано об этом говорить.
Рано так рано. Выпили, включили «ящик». В Мумбае ликвидировали последствия нападения боевиков. Обгорелые фасады зияли проемами выбитых окон, но на лицах прохожих уже появились улыбки, а о теракте заговорили в прошедшем времени. Интересно, приедет завтра мой слесарь или нет?
Теперь каждый мой утренний визит к стойке портье напоминал никчемный, но непременный ритуал.
– Приехал? – как заведенная спросила я.
Сейчас девушка снова разведет руками и я пойду на пляж. Девушка радостно заулыбалась и, как обычно, посулила:
– Завтра, завтра…
– Послушайте, – возмутилась я, – уже пять дней прошло. Пять! – И растопырила пальцы перед ее смуглым носом. – Сколько можно?!
– Завтра, завтра… – еще приветливее повторила она.
Я безнадежно махнула рукой и отправилась к морю. Ни Паши, ни Еремы еще не было. Ерема приходил часа на полтора позже, говорил, что с утра любит побродить по городу. В городе интереснее было гулять по вечерам – музыка, иллюминация, лавки, рестораны. По утрам пусто и тихо. Но, может, ему так больше нравится? Неспешно подошел Паша.
– Привет!
Он опустился на соседний лежак.
– Привет, – кивнула я, – а Ерема где?
– Скоро будет.
Мне как-то неловко было говорить с Павлом. Вот назвали человека «рабом», и уже чувствуешь себя с ним не на равных. Хотя, что особенного? «Литературный раб» – профессия как профессия, не хуже других. Впрочем, тут же подумала я, разница между писателем и литрабом такая же, как между золотоискателем и золоторем. По звучанию похоже, а отношение разное.
– Ты с Рэмом давно знакома? – первым начал разговор Павел.
– Мы в газете вместе работали. Лет семь назад.
– Ты, вроде, тоже пишешь? Рэм говорил.
– Это случайно вышло. Я, когда из газеты ушла, агентство «Кошкин дом» открыла. Как сейчас говорят – поменяла карму. И точно. Жизнь сразу кардинально изменилась.
– В лучшую сторону? – заинтересованно спросил Паша.
– Это как посмотреть, – прикинула я. – Раньше жила – горя не знала. А тут вдруг со мной стали происходить странные истории. По большей части уголовные. Ну я одну такую байку в газете написала. Потом вторую, третью. Так и пошло… Сначала стремно было, а теперь вроде как привыкла.
– Хороша привычка – в дерьмо влипать, – посочувствовал Павел.
– Хорошего мало, – согласилась я. – Но что поделаешь, я – как спутник. Чуть сошла с заданной орбиты, сразу вышла на кривую криминальную дорожку.
– Воркуете?
К ним подошел Ерема.
– Общаемся, – уточнил Павел.
Я отправилась купаться. Потом купались они. Потом все вместе мы отваживали торговок. Я заметила, что Ерема все время оглядывается, будто ждет кого-то.
– А нашей-то… Нет сегодня… – подтвердил он мои мысли.
– Кого это, «нашей»? – лениво спросила я, нежась на теплом лежаке.
– Вчерашней… гадалки.
– Наверное, у нее выходной, – равнодушно сказала я, – хотя странно… Они каждый день взад-вперед шастают. Но раньше я ее не видела.
– Не видела?
– Может, она ко мне не подходила… В этих сари их не различишь. Ты что, ждешь ее? Зачем?
Он не ответил.
– Что с тобой, Ерема? – посерьезнела я. – Неужели предсказание пляжной побирушки тебя так задело?
– А, ерунда все… – отмахнулся он. – Хотя… Хотя всякое бывает… Она сказала: «Завтра уезжай». Почему именно «завтра»?
– Они все говорят «завтра» и «потом» – только два слова и знают. В любом случае «завтра» уже наступило, а ты на солнышке лежишь.
– Но «…Вдруг: виденье гробовое, незапный мрак иль что-нибудь такое…» [4]– делано улыбаясь, процитировал он.
– Перестань, Ерема! – сердито перебила я. – Этой пифии надо было триста рупий срубить, она и срубила. Вспомни, что она мне напророчила…
– Что? – оживился он.
– «Деньги быть», – передразнила я. – И Паше тоже про богатство. Паша пока еще бесценный перл не нашел, хотя ныряет, как заведенный. А ко мне снова не приехал слесарь…
– И все-таки, Вася… У меня к тебе будет одна просьба. Вернее, две.
– Ну, ты наглый тип! – возмутилась я. – За несчастные пятьсот баксов готов пять шкур содрать. По сотне за шкуру. Не слишком ли?
– Не пугайся, тебе нетрудно будет их выполнить.
– Ладно, давай первую.
– На…
Он протянул на ладони небольшой ключик на металлическом колечке.
– Ерема, в доме повешенного не говорят о веревке, а человеку, потерявшему ключ, не суют под нос другой. Это негуманно, – съязвила я.
– Вась, возьми на всякий случай, – он не шутил, – завтра мне вернешь.
– Может, хватит дурью мучиться, Ерема! – рассердилась я. – Успокойся уже.
– Считай это моим капризом, если хочешь, чтобы я успокоился.
– Ну хорошо. – Я взяла ключ.
– Скажи хоть, что им открывать? Чемодан?
– Нет, это от банковской ячейки, недалеко от моего дома.
– Там деньги, что ли?
– Нет. Это неважно…. Просто ключ… На предъявителя.
– А почему ты его Паше не вручил?
– Не хочется перед ним истериком выглядеть.
– А передо мной?
– Ты женщина. Увы, – он вздохнул, – не моя… Но, – Ерема посерьезнел, – ты свой человек.
– Ладно уж…
Его искреннее признание в дружбе тронуло меня гораздо больше, чем вчерашняя нежданная и ненужная страсть. Я спрятала ключ в карман пляжной сумки.
– А вторая просьба?
– Вторая тоже, потому что ты женщина.
– Ерема, ты перегрелся, что ли? Сказала же – я замужем. Пояс верности тебе показать?
– Вась, как раз про это я и хотел поговорить.
– Про «Это»? – передразнила я.
– Ну… В общем, да.
Он так смутился, что даже покраснел, но я, вспомнив неудачный «роман» с Рикемчуком, не поддалась.
– Не тяни резину.
– Вась, ты говорила, у вас пока детей нет…
– И что? Ты вроде бы вчера хотел исправить этот пробел в моей биографии, – ехидно напомнила я.
– Я серьезно, Вася… – еще больше смутился он.
– Так не мямли.
– Ты сегодня идешь в Аюрведический центр?
– Иду. Вот закончим разговор и отправлюсь.
– Не могла бы ты… спросить там, не делают ли они контрацепцию?
– Чего, чего?! – уставилась я на него.
– Представь себе ситуацию, – оживился он, – молодая красивая женщина приехала на экзотический курорт. Море, солнце, безделье – все, что нужно для бурного романа. Ну и… Но она, в отличие от тебя, без пояса верности. Готова на все, но боится залететь. Хочет поставить что-то типа внутриматочной спирали. А рядом только Аюрведический центр с лечебными программами…
– Ерема, ты любовный роман, что ли, пишешь? – догадалась я.
– Типа того… Мне одна идея в голову пришла. Стало интересно, могут ли здесь помочь знойной дамочке. Но не самому же об этом спрашивать.
– А если делают? Мне что же, по твоей прихоти потом наследника не зачать?
– Скажешь, что еще подумаешь.
