ТЫ ЖИВОТНОЕ!
СКОРО/10.1.2003
www.animalfarm.com
Я с изумлением смотрел на плакат, не понимая его смысла. О чем, собственно, идет речь в сделанной на нем надписи? Постепенно приходя в себя после наркоза, я заметил, что нахожусь в просторной клетке, под большой красной лампой, которой обычно обогревают новорожденных или заболевших животных. Я лежал на мягкой чистой шерстяной подстилке, заботливо положенной кем-то здесь, в клетке. Мне было тепло и уютно. И если бы меня не тревожила мысль о том, что я нахожусь здесь не по своей воле, я, пожалуй, сейчас перевернулся бы на другой бок и снова соснул немного.
Кроме того, я чувствовал боль. Она не была острой, но все же беспокоила меня. Место на заднице, куда впилась игла, горело. Такие неприятные ощущения обычно испытываешь после болезненных инъекций. Но самое странное было то, что у меня сильно болела спина. Может быть, я повредил ее в драке с Адрианом или когда кубарем скатывался по наружной лестнице? Внутренний голос подсказывал мне, что там, должно быть, серьезная рана. Одним словом, положение мое было незавидным. Я стал пленником, и кто знает, какую участь уготовили мне те, кто посадил меня в клетку?
— Привет, Френсис, как спалось? — услышал я вдруг нежный голосок и увидел пушистую кофейно-молочную мордочку Фабулус по ту сторону решетки.
Ее золотистые глаза выражали одновременно радость и озабоченность. Шерстка Фабулус, похожая на мех соболя, сводила меня с ума. Несмотря на свое физическое состояние, я почувствовал, как кровь закипела в жилах.
— Отлично! — воскликнул я. — Мне даже снились сны. Я видел во сне, как мы венчаемся в соборе Святого Петра, люди в больших лыжных очках с духовыми ружьями в руках стреляют в нас из-за колонн…
— Вижу, ты не утратил присущего тебе чувства юмора.
— Как я мог утратить его? Ситуация, в которой я оказался, вызывает у меня дикий смех.
— Ты себя до сих пор неважно чувствуешь?
— Конечно, Фабулус, разве я могу чувствовать себя хорошо в этой дурацкой клетке? Меня поймали и насильно заперли здесь. А ты еще издеваешься надо мной!
— С чего ты взял, что тебя заперли? Ты вовсе не пленник! — негодующе воскликнула она.
— Ты уверена в этом?
— Да!
Не зная, что сказать, я толкнул носом дверцу клетки, и она легко поддалась и бесшумно распахнулась. Наконец-то я увидел мордочку Фабулус, не обезображенную решетками клетки. Слегка покачиваясь от слабости, я вышел на все еще непослушных ногах из клетки и, приблизившись к висевшему на стене плакату, осмотрелся.
Я сразу же понял, где я нахожусь, и это открытие поразило меня. Прежде всего меня привел в шок интерьер помещения. Мы находились на старом фарфоровом заводе, который хорошо виден с любой точки в нашей округе, потому что располагался на возвышенности. Это большое кирпичное здание, оставшееся со времен индустриализации, когда еще фабрики и заводы строили прямо посреди города. После Второй мировой войны производство на фабрике было остановлено, и с тех пор здесь жили летучие мыши и мои бездомные собратья. Высокую трубу фабрики, портившую вид, пару лет назад взорвали. Чтобы полюбоваться этим волнующим зрелищем, здесь собрались жители близлежащего квартала. Густав положил меня в корзинку и тоже отправился сюда.
Но меня поразило, что внутри фабрика была отремонтирована. И ремонт, по-видимому, обошелся недешево. Мы находились в огромном помещении площадью пятьсот квадратных метров с высоким потолком. Станки убрали, а трещины в стенах тщательно замазали. Под ногами блестел паркетный пол. Сохранились только старые трубы, шедшие вдоль стен. Они придавали помещению импозантный вид старинного промышленного здания и походили на ребра каркаса. Со стальной конструкции потолка свешивались десятки светильников. Но самое сильное впечатление производили огромные, высотой в три человеческих роста, окна с арочным завершением. Из них открывался чудесный вид на жилой квартал, засыпанный снегом. Вдали виднелся стеклянный дворец, в котором жил Адриан. Он сиял яркими огнями, словно факел.
Мне показалось, что экономически совершенно невыгодно приспосабливать под обыкновенный офис такое огромное здание и делать в нем дорогостоящий ремонт, когда можно снять для этих целей помещение в центре города. Такое могли позволить себе только люди, для которых деньги ничего не значили, то есть представители мощного концерна. Я решил повнимательнее присмотреться к установленному здесь оборудованию и работающему персоналу. Меня удивило, что большая часть помещения была пуста, отчего бывший фабричный цех напоминал спортивный зал. В глубине помещения справа сидели за деревянным столом четверо старых знакомых и играли в карты. Это были те лыжники, которые усыпили меня с помощью игл и привезли сюда. Они сняли очки, и я мог разглядеть их лица. Они вовсе не были похожи на грубых бородатых бандитов, покрытых шрамами, а выглядели как новоиспеченные выпускники университета. У всех четверых были длинные волосы, собранные сзади в конский хвост, прыщавая кожа и пробивающаяся растительность на лице. Кроме того, они носили очки с толстыми линзами. Увидев меня, они стали толкать друг друга локтями, многозначительно ухмыляясь.
Окружавший их инвентарь наводил на меня страх. У стены лежала груда клеток. В одной из таких я только что сидел. Нижняя клетка была настолько огромных размеров, что в ней мог бы поместиться человек. Над ее дверцей была помещена золотая табличка с выгравированной надписью «МАКС». Слева от лыжников, стрелявших в меня недавно из духовых ружей, находилось нечто, похожее одновременно на импровизированную лабораторию и операционную. Здесь стояли операционные лампы и столы, рентгеновские аппараты, центрифуги и другие медицинские аппараты новейшей модификации. Если не ошибаюсь, среди них имелся даже электронный микроскоп. Здесь можно было оказать помощь целой армии больных.
Взглянув в противоположный конец помещения, я, к своему удивлению, увидел гигантских размеров камин, переделанный из печи для обжига. Там горели не поленья, а целые стволы деревьев! Это было грандиозное зрелище. У меня возникло чувство, что я превратился в муравья и теперь рассматриваю созданный людьми мир крупного формата.
В нескольких шагах от гигантского камина у арочного окна в задумчивой позе стоял человек. Увидев его, я почувствовал, как меня пробрал холодный озноб. Это был старик, одетый в длинный бархатный пурпурный халат до пят. Он был очень похож на пожилого манекенщика из моего сна. За окном кружился снег, который сливался с серебристыми волосами старика и освещал его изборожденное глубокими морщинами лицо. У незнакомца были более темные глаза, нежели у призрака из моего сна, и в них светилась энергия жизни. Он разглядывал что-то, привлекшее его внимание, с мрачным выражением лица. Должно быть, то, что он видел, не внушало ему радости. Сейчас он походил на состарившегося короля, обеспокоенного заботами о своем неблагополучном королевстве.
Я не сомневался, что это и есть хозяин здешних владений. Неподалеку от него, посреди обширного пустого пространства, стоял письменный стол, очень массивный, с мраморной, весившей не менее тонны столешницей. На ней уместилось бы минимум пять обычных письменных столов. Внимание мое привлекли не многочисленные современные технические приспособления, такие, как ноутбуки, телефонные аппараты и крохотные видеокамеры для проведения видеоконференций, а необычные украшения письменного стола. Это были чучела странных животных.
Речь идет о так называемых вольпертингерах — прибыльном изобретении верхнебаварской сувенирной промышленности. Для этих целей была специально создана легенда о сказочных животных, которые появляются только в полночь. В эти басни, конечно же, никто не верил, и они так и остались бы достоянием дебильных туристов, падких до сувениров. Однако чучела животных производили неизгладимое впечатление. Вольпертингер — это, собственно говоря, химера, существо, образ которого составлен из частей различных диких животных. Это может быть заяц с оленьими рогами между лопаток и крыльями хищной птицы, или сова с телом лисицы и ногами утки, или бобры с головой горной козы и крыльями летучей мыши. Как бы ни были гротескны и вызывающи эти потешные эксперименты с частями тела живых существ, от них трудно было отвести зачарованный взгляд.
Вот такие сувениры стояли в ряд на столе старика, словно трофеи. Их безжизненные глаза пристально смотрели на меня. И я почувствовал, что нахожусь в паноптикуме чудовищ. Сердце бешено застучало в моей груди. Трудно было переварить впечатления от увиденного, да и, честно говоря, не хотелось больше смотреть на этих страшил. Впрочем, не надо было обладать фантазией Сальвадора Дали, чтобы догадаться о происхождении этих чудовищных чучел. Я сразу же понял, зачем здесь операционная. Ее использовали для того, чтобы пополнить галерею вольпертингеров, скомбинировав новый образ из частей тела животных.
