— Туда! — повторил Чен.
Он не стал напрягаться и драться с ними. Они подняли его, отнесли к окну, затем высунули его наружу, головой вперед, лицом вверх, согнутые в коленях ноги опирались о подоконник, каждую ногу держал один человек. Его бейсболка свалилась вниз. Он рефлекторно схватился за края окна. Один из мужчин стукнул по руке рукояткой пистолета.
— Не разбейте окно! — крикнул Чен из комнаты.
Мужчины приподняли его и протолкнули подальше, так что теперь здания касались только каблуки его башмаков. Он чувствовал цепкую хватку вокруг своих лодыжек. Весил он около восьмидесяти пяти килограммов. Долго ли они смогут удерживать такую тяжесть? Его руки свесились вниз, кровь прилила к голове. Спина касалась фасада здания, а под ним тянулась простая и ясная цепочка окон, большинство из них горели, некоторые были темными. Я вишу вверх ногами, глупо думал он. Из его карманов высыпалась мелочь, и он стал смотреть, как яркие монетки летят вниз, на освещенную улицу, где такси плавно обтекали перевернутую площадь Коламбус-серкл. Из нагрудного кармана выпал желтый карандаш. Он закрыл глаза, чтобы успокоиться, стал реже дышать. Освободись от своего желания, повторял он себе. Ибо желание заставляет тебя бороться и наполняет страхом. Ты желаешь не умирать. Ему случалось бывать в переделках похуже. Гораздо хуже.
— Вы согласны? — прокричал сердитый голос.
Он ничего не ответил, вместо этого он сосредоточился на дыхании. Они не станут ронять его вниз. Главное — переупрямить их, не дать себя запугать.
— Мистер Рэй! Послушайте меня. Послушайте сейчас!
Что-то коснулось его лица. Он не открывал глаз. Не сломайся, уговаривал он себя, только не сломайся.
— Видите? Смотрите!
Его глаза были закрыты. Он дышал носом, стараясь умерить сердцебиение. Это помогало. Он знал по опыту, что при необходимости может провисеть вверх ногами пять минут.
— Смотрите! — вопили ему. — Вы видите это!
Эта штуковина вновь задела его лицо. Он открыл глаза.
— Видите, что это? — крикнул Чен сверху.
Сначала он ее не узнал. Какая-то коробочка с трубочками, трудно сосредоточить взгляд, когда висишь вверх ногами; коробочка покачивается туда-сюда перед его глазами, одна из трубок заканчивается иглой, на игле кровь. Потом он понял.
Это насос, через который его отцу вводят препарат.
Они его взяли, вырвали прямо из вены на правой руке отца. Отцу надо каждый час получать дозу дилаудида, сорок миллиграммов, иначе боль станет…
— Да, да! — заорал Рэй. — Я это сделаю! Да! Поднимайте меня!
*
Когда лимузин доставил Рэя к стоявшему немного на отшибе бруклинскому дому его отца, двое из троих мужчин медленно вылезли, наблюдая за ним, но он, как только освободился, сразу же ринулся к входной двери, неся насос для дилаудида. Краем глаза заметил, что его красный пикап стоит рядом, на подъездной аллее. Он промчался через захламленную прихожую, мимо отцовских садово-огородных приспособлений и хозяйственных запасов, прямо в гостиную, удивив охранника, который вскочил на ноги и выхватил пистолет сорок пятого калибра.
Рэй застыл на месте, поднял руки. В комнату вошел один из тех, кто приехал с ним, и страж опустил оружие. Глория, медсестра, сидела у изголовья койки, держа в своих старых руках голову его отца, склонившись к нему, прижавшись губами ко лбу, что-то любовно ему нашептывая, а он выгибал спину от боли, судорожно вбивая в кровать усохшие ноги. Верхняя губа у него приподнялась, обнажив старые стертые зубы, глаза были закрыты, и веки подрагивали от боли, а брови над ними приподнялись, словно от недоверия и удивления тем, через какую расселину страданий ему приходится пробираться. Рэй и раньше видел, как мучается отец, но сейчас это было другое: в старика словно вонзили громадный стальной крюк.
— А! — крикнула Глория, увидев Рэя с насосом. Тот передал ей прибор. — Он такой молодец, так храбро держался. Господь помог ему в этот ужасный час.
Она включила прибор в сеть, набрала код доступа, проверила, хватает ли препарата, и быстро присоединила трубку к устройству для внутривенного вливания, идущему к руке его отца. В дверях появились двое других китайцев.
— Это ты так поступил с моим отцом? — спросил Рэй у охранника.
Тот уставился на него.
— Он старый, — произнес страж.
— А со своим отцом ты бы так поступил? — спросил Рэй.
От охранника пахло спиртным.
— Мой никогда не был старый.
— Теперь мы уходить, — сказал один из пришедших. Он указал на Рэя, а потом на дверь. — Сначала ты.
Он чувствовал этих троих за спиной, пока шел к входной двери. В заваленной всяким хламом прихожей он нащупал правой рукой канистру с распылителем: в ней была краска, предохраняющая от ржавчины. Его левая рука выхватила садовые ножницы, которые он накануне бросил в подставку для зонтов.
Откинув крышку канистры, он нашарил пальцем кнопку-колесико, повернул — и брызнул идущему за ним прямо в глаза. Тот завопил и схватился за лицо руками. Рэй ударил его канистрой, и тот упал.
Не успел второй шевельнуться, как Рэй, взяв ножницы обеими руками, яростно щелкнул ими, отхватив ему кончик носа; тот вскрикнул и рефрлекторно прикрыл лицо ладонями. Рэй снова щелкнул, на этот раз вонзив лезвия в его пальцы. Мужчина упал на колени, на пол хлынула кровь.
Третий уже успел достать пистолет и теперь палил мимо Рэя, разбивая непрочные садовые принадлежности. Рэй щелкнул, целясь в вытянутую руку с оружием, промахнулся, присел и атаковал его, прижав пистолет одной рукой. Другой он слепо шарил по столику, перебирая то, что на нем валялось. Мужчина колошматил Рэя по голове свободной рукой, кряхтя от натуги. Рэй наткнулся на рулон целлофановой пленки. Не годится. Рассыпанные батарейки, коробка гвоздей. Ничего подходящего. Ему нанесли еще несколько ударов по голове. Этот тип бил его по-настоящему. Потом пальцы нащупали узкий ключ, которым открывали канистры с красками: в хозяйственном магазине на Восемьдесят шестой улице всем покупателям краски давали их бесплатно. По форме ключ напоминал кривую отвертку. Эту штуку Рэй и воткнул в ухо третьему охраннику: сначала в хрящ раковины, а потом — точно в слуховой канал. Рэй вонзил ее по рукоятку, нажимая ладонью. Боль от разрыва барабанной перепонки была такая, что мужчина обмяк, обмочился и начал хныкать. Рэй вынул у него из руки пистолет, вскочил на ноги. У него кружилась голова. Он направил пистолет на трех мужчин, переводя ствол с одного на другого. Все трое скорчились от боли.
— Не надо убивай! Не надо убивай! — умолял лишившийся кончика носа.
Рэй приставил дуло к шее третьего охранника.
— Понимаешь по-английски? — прокричал он.
Тот кивнул.
— Не делай больно моему отцу! Не смей делать больно моему отцу!
— Ладно, начальник, ладно. — Мужчина закашлялся.
Рэй рывком поднял его на ноги, отобрал оружие у двух других и пинками вышвырнул их за порог. Водитель лимузина, белый человек, которого наверняка наняли вместе с автомобилем, смотрел куда-то вверх, старательно не обращая внимания на покалеченных мужчин, забиравшихся в машину. Рэй понимал, что их раны не угрожают жизни. Он повидал почти все виды ран, от которых, может страдать человеческое существо, и знал, что эти ранения несерьезные. Позвонят, найдут врача, который занимается частной практикой: возможно, в манхэттенском Чайна-тауне, а может быть — в Квинсе или Бруклине, там тоже есть места, где селятся китайские доктора.
Рэй быстро вернулся в гостиную и убедился, что дилаудид погрузил отца в глубокий сон. Глория подняла взгляд от книги, увидела пистолеты у него в руках, потом встретилась с ним глазами.
— Дала ему двойную дозу. Теперь он в полном порядке.
— А вы?
Она указала на свою Библию:
— А я сижу читаю.
Рэй посмотрел в окно. За два квартала отсюда лимузин мчался на красный свет. Подручные Чена уже наверняка позвонили своему шефу, и Чен обдумывает реакцию Рэя: возможно, действия Рэя означают, что он берется найти Цзин Ли, а возможно, подобный всплеск агрессии вызван лишь безрассудством и недальновидностью. В любом случае Рэй открылся Чену, и это само по себе стало его первым слабым местом, первым промахом.
Вот дурак, ругал он себя. Нельзя быть таким дураком и при этом надеяться выжить.
Это было хорошее укрытие, но ей здесь плохо спалось. Не проходило и часа, чтобы ее не будила сирена проносившейся внизу машины или чьи-то истошные вопли на улице, и она в который раз ощущала себя совершенно потерянной, не знающей, что делать — то ли высунуть голову в окно и посмотреть вниз, то ли тихо лежать на своем месте и ждать. Кто знал об этом доме? Очень немногие. А кто знал, что она знает об этом доме? Никто. Никто на свете не должен об этом знать, говорила себе Цзин Ли. Почему я тогда так волнуюсь?
