– Гильзы забери. – Повернувшись к бледному, все еще стоящему с приоткрытым ртом доктору, он надавил на пистолет так, что глушитель на полсантиметра погрузился в человеческую плоть, и пробормотал: – Стучи, сука, быстро! Доктор вздрогнул, покосился на невозмутимого убийцу и пару раз стукнул в дверь…
Шестой довольно быстро управился с не слишком надежной дверцей сейфа. Узкая голубовато-белая игла пламени взрезала трехмиллиметровую сталь так же легко, как острый нож – теплое масло. Черный бугристый разрез опоясывал мощный замок ровным четырехугольником. Еще один сантиметр, и сейфовый запор сдастся, но взломщик вдруг выключил горелку, положил ее рядом с собой на ковер, отчего на ворсе образовалась неряшливая темно-коричневая проплешина, и потянулся за рацией. Щелкнув тумблером, он поднес микрофон к самым губам и сообщил:
– Шестой для Пятого.
– Пятый, слышу тебя хорошо. Как дела?
– Отлично. Работу закончил. Есть новости?
– Пока никаких. Ты сработал с опережением.
– Сколько?
– Семь минут. Будем ждать.
– Понял. Шестой отложил рацию и, приподняв защитные очки, вытер лоб. Опережение графика, с одной стороны, означало, что он еще не растерял квалификации, с другой же – это целых семь минут ожидания… Взломщик поднялся, подошел к окну и, на пару сантиметров отодвинув штору, выглянул на улицу. Он сделал это как раз в тот момент, когда у крыльца остановился патрульный милицейский «газик». В следующую секунду рация ожила, выдохнув всего одно слово: «Искра».
Пятый услышал стук, с ленивым видом повернулся к двери и, заметив стоящего на тротуаре, ежащегося от ночного пронизывающего ветра сержанта-патрульного, оживился. Пятый повернул ключ и, приоткрыв дверь, улыбнулся:
– Здорово.
– Здорово, служба, – клацая зубами, ответил сержант. – Слушай, огонь есть? Зажигалку, понимаешь, в отделении оставил.
– А как же! – Пятый достал из кармана зажигалку и протянул милиционеру. – Бери.
– Спасибо. – Тот вытащил сигарету, торопливо защелкал колесиком, пытаясь прикурить. Огонек вспыхивал на секунду, но тут же гас, задуваемый ледяным ветром.
– Ты сюда зайди. В холле попроще. Ветра нет.
– Ага, спасибо. – Сержант шагнул в предбанник, прикурил и затянулся с удовольствием. – Держи, – протянул он зажигалку.
– Да оставь себе. У меня еще одна есть.
– Ну, спасибо большое. – Милиционер кивнул в сторону консоли. – А разве сегодня не Матвей дежурит?
– Матвей, – легко согласился Пятый и усмехнулся. – Но у него дела, пришлось подменить на пару часов. Сержант понимающе хмыкнул.
– К Томке, что ли, опять поехал?
– Ага, к Томке.
– Допрыгается он когда-нибудь с этой шалавой.
– Во-во. Я то же самое говорю. Начальство уже косится. Нет, ему все по фигу. Никого не слушает. Сержант засмеялся и закивал:
– Точно. – Он затянулся еще пару раз, приоткрыл дверь и бросил окурок на асфальт, к единственной ноге набитой доверху урны. – Ладно. Поехал службу бдить.
– Давай. – Пятый пожал сержанту руку.
– За зажигалку спасибо.
– Да не за что, ерунда.
– Ну бывай, служба. Патрульный выскочил из предбанника под острые, как лезвие ножа, удары ветра, запрыгнул в «газик», и машина быстро покатила по пустынной улице. Наверху Шестой опустил автомат, хотя от окна не отошел, а продолжал наблюдать за «воронком», пока тот окончательно не скрылся из виду. Пятый снова запер дверь, устроился за консолью и нажал кнопку передатчика.
– Все в порядке, Шестой. Пожар потушен. Ждем.
Дверь открылась, и в кабинет втолкнули Максима. Руки полковника были стянуты за спиной короткой веревкой, по щеке из-под волос текла кровь. Следом за ним вошли двое дюжих, здоровых парней из команды Сулимо. Максим остановился, обвел взглядом комнату, заметил Проскурина, посмотрел на него, словно хотел что-то сказать, потом повернулся к Саликову.
– Ну вот мы все и в сборе, – вздохнул тот, улыбнувшись, словно отец многочисленного семейства, которое удосужилось собраться под одной крышей. – Развяжите товарищу полковнику руки. Максим Леонидович – человек разумный и не станет делать глупостей. Я не ошибаюсь, Максим Леонидович?
– Предупреждаю, – вдруг громко сказал Максим, пока один из широкоплечих разматывал путы у него на руках, – я оставил записку, в которой даны указания, где нас искать, а также объяснения на случай нашей внезапной гибели или бесследного исчезновения.
– Бросьте, Максим Леонидович, – отмахнулся Саликов. – Перестаньте. Только что целых пять минут нам то же самое рассказывал Валерий Викторович. Однако мы сумели доходчиво объяснить товарищу майору, что нам отлично известен каждый ваш шаг. Мы знаем, Максим Леонидович, что ваша семья благополучно уехала в Киев, к матери вашей жены. Нам также известно, что все документы, доказывающие правдивость истории с похищением самолетов и бронетехники, лежат у вас в сейфе. Но мы не собираемся их трогать, пусть лежат. Завтра утром, самое позднее в обед, сейф откроют, документы достанут, посмотрят.
– Правильно, а Алексей расскажет о том, кто затеял всю эту заваруху, – зло буркнул Максим.
– Разумеется, именно на это я и рассчитываю, – мягко улыбнулся Саликов. – В роли свидетеля Алексей Николаевич будет незаменим для следствия.
– Подождите. – Теперь Проскурин уже совсем ничего не понимал. – Так вы не собирались убивать его?
– Конечно, нет.
– Ничего не понимаю…
– Разумеется, не понимаете, Валерий Викторович. Вы поняли только то, что должны были понять, – пояснил Саликов. – Мы дали возможность Алексею Николаевичу убежать, но не просто убежать, а пойти именно туда, куда нужно нам. И после того, как он вышел с аэродрома, люди Бориса Львовича не просто шли по следу, а гнали, – прошу прощения за это грубое слово, но именно гнали, – Алексея Николаевича в нужном направлении. И настигли в заранее запланированный момент. Мы понимали, что Алексей Николаевич – летчик и привык соображать быстро. Что и произошло. Капитан моментально сообразил: спасение в том, чтобы прыгнуть в реку. Именно так он и поступил. Причем всю ночь двое наших людей шли за ним по берегу и вытащили Алексея Николаевича в тот момент, когда он начал отдавать богу душу. В прямом смысле слова. Им пришлось откачивать Алексея Николаевича и даже вколоть ему дозу стимулятора, а потом еще нести на себе почти семь километров до Старошахтинска. Эти двое, если угодно, выполняли функции телохранителей. «Укол! – чуть не хлопнул себя по лбу Проскурин. – Тот самый укол, о котором говорила аптекарша».
– Не стану описывать всех деталей операции, – продолжал Саликов, – скажу только, что практически каждый шаг Алексея Николаевича был просчитан заранее. Накладка вышла с милицией, старичок Ясенев перестарался, да и Семенов мог бы сообразить, что милиция ему в этом деле не помощник. Однако, как вы уже знаете, даже эту накладку мы устранили с пользой для себя. Далее капитан должен был попасть к вам, Валерий Викторович. Конечно, в том случае, если бы он сел на электричку, идущую к Шахтинску. Если же Алексей Николаевич предпочел бы поезд, шедший в противоположном направлении, он оказался бы в Гукове. Там, понимая, что ни на армию, ни, разумеется, на милицию полагаться не стоит, капитан Семенов пришел бы в ту же самую ФСК. Правда, это случилось бы несколько позже. Но тем не менее в Гукове тоже всего один оперативник.
– Гена, – выдохнул Проскурин.
– Совершенно верно, Валерий Викторович. Геннадий Романович Кашин, честнейший, принципиальнейший человек. Вот вы и начали понимать. Видите, как, оказывается, все просто. Максим вновь повернулся к Проскурину. Он-то пока еще ничего не понимал.
– Макс, – как-то по-ребячьи сказал тот, – им были нужны именно мы, потому что мы не продаемся. Понял?
– Вот все и выяснилось, – улыбнулся Саликов. – Вы абсолютно правы, Валерий Викторович. Следствие должны были провести люди, в компетентности и честности которых ни у кого не возникнет ни малейшего сомнения. Вы же отметили в списке Ипатова членов комиссии? Каждый из этих людей за внеочередную звездочку или продвижение по службе готов, простите за грубость выражения, вылизывать задницу кому угодно. Они сделают то, что им скажут, хотя бы ради того, чтобы быть удостоенными благосклонного внимания начальства. Когда начнут выяснять обстоятельства похищения техники и самолетов, этот фактор, конечно, учтется. А вот в вас, в вашей репутации, не усомнится никто. Все ведь знают, Валерий Викторович, что вас сослали из Москвы именно за принципиальность в проведении следствия. Ну а вы, Максим Леонидович, – повернулся Саликов к полковнику, – в прокуратуре и вовсе притча во языцех. Правда, Борису Львовичу пришлось специально ради вас рисковать, подбрасывая труп на дорогу, а Сивцову – звонить вашему начальнику, Хлопцеву Федору Павловичу, но в результате мы получили именно того, кого хотели. Вас, Максим Леонидович. Дальше оставалось просто кидать приманочки одну за другой, пока вы не распутали весь клубок. В принципе, для шумного дела хватило бы и одного из вас, но мы ничего не пускаем на самотек. Перестраховка – важная вещь.
