на живца. Он непременно клюнет, чтобы принюхаться и узнать, в чем дело.
– Кажется, я понимаю, о какой наживке идет речь, – сообразил Гуров. – Вы уверены, Виктория? – он и не заметил, что обратился к Кораблевой только по имени.
– А мне расскажете? Потому что я не въехал в ситуацию, – объявил Крячко.
– Конечно, – ответила Кораблева. – Сегодня вечером. Я не хочу дожидаться завтра. Мы попробуем опередить его.
На телефон Гурова пришло сообщение. Прочитав его, он нахмурился.
– Похоже, нас опять обставили, – сказал он. – Пока мы тут сидели, под дверь Долецких поставили детские дутые сапожки. Александра узнала их… Алексей вызвал «Скорую». Кажется, мы опять опоздали.
Алексей Долецкий обходил всю квартиру тысячный раз. Делал он это с молчаливого согласия сотрудников полиции в лице полковников Гурова и Крячко и старшего следователя прокуратуры Игоря Федоровича Гойды. На кухонном столе стояли детские сапожки черного цвета.
Они сидели на кухне, изредка поглядывая на сновавшего туда-сюда Долецкого. Гойда прибыл позже других и, нервничая, уничтожал один стакан воды за другим.
– Да уймитесь вы наконец! – послышался из коридора голос Кораблевой. – Присядьте. Поспите. Выпейте, что ли. Вы мешаете нам работать.
– Простите, – очнулся Алексей. – Я об этом не подумал.
– Ничего страшного, – смягчилась следователь. – Но вам бы действительно следовало подождать в комнате. Сейчас в коридоре будет тесно.
– Я понял, понял.
– Спасибо.
Избавившись от хозяина квартиры, Кораблева вышла в коридор. Сыщики обернулись. Виктория Сергеевна прислонилась плечом к дверному косяку.
– Волнуюсь, – призналась она.
– Ну хватит уже, – решительно заявил Гойда.
– Я справлюсь, – уверила Игоря Федоровича следователь. – И потом, вы же будете рядом, – она потянулась вперед и взяла сапожки.
– Алексей сказал, что Саша сразу их узнала. Хорошо, что он был в этот момент дома.
– А какого черта она вообще поперлась за порог? – вскинулся Стас. – Куда собралась в таком состоянии?
– А вы посидите в четырех стенах, когда у вас похитили ребенка, тогда и поговорим, – отрезала Кораблева, аккуратно поставила сапожки на стол и ушла.
Гуров укоризненно посмотрел на Стаса.
– Прослежу, чтобы все было четко, – сказал Лев Иванович. – Может быть, помощь потребуется.
Гуров догадывался, в какой стороне стоило поискать Викторию Сергеевну. По его разумению, она должна была находиться в детской комнате, но на всякий случай заглянул и в гостиную. Здесь он обнаружил Алексея Долецкого, неподвижно стоявшего к нему спиной в центре комнаты.
– Вы бы присели, – посоветовал Гуров. – Вы сейчас на нервах.
– Она говорила, что ей снится его плач по ночам, – не оборачиваясь, сказал Алексей. – А когда она просыпалась, то ничего уже не слышала. Это пытка. Страшная пытка.
– У нее здоровое крепкое сердце, – напомнил Гуров.
– Ее рассудок может не выдержать, – ответил Долецкий. – Если я потеряю и ее, то… как жить?
– Ну тогда не станем тянуть, – решил Лев Иванович. – Ваш рассудок тоже надо сохранить. Любой ценой, Алексей. Вы меня слышите?
– Слышу.
– Вы все объяснили Виктории Сергеевне?
– Да, я ей все рассказал. А если у нас не получится?
– Значит, надо сделать так, чтобы получилось.
Он вышел из комнаты и остановился. В душу постепенно начали закрадываться остренькие, словно мелкие камушки, попавшие в ботинок, мысли. Страшно, если не получится. Не хотелось бы. Нельзя.
Гуров и сам не заметил, как глубоко погрузился в чужое горе. От себя он этого точно не ожидал. Убийства, трупы, пустые глазницы смерти вместо лиц родных – все это он наблюдал неоднократно. Но сейчас его внезапно проняло и не давало сосредоточиться. Может быть, дело в Виктории Сергеевне, которая самым неожиданным образом стала ему интересна как человек и как женщина чуть более, чем это было допустимо?
Он вошел в детскую комнату и осмотрелся. С момента его последнего посещения бардак тут стал еще красочнее. На кровати валялись горы детских вещей, вытащенных из шкафа, игрушки разбросаны по полу. А среди игрушек сидел на полу трехлетний мальчик.
Кораблева в этот момент закопалась в шкафу. Вынырнув, она вздрогнула, увидев в комнате Гурова.
– Вот, нашла.
В руках она держала детский комбинезон желтого цвета.
– Ну нет ничего оранжевого, – виновато проговорила она.
– Сойдет, – заявил Гуров и посмотрел на мальчика. Тот увлеченно лупил по полу пластмассовой собачкой.
Виктория Сергеевна наклонилась и взяла сына на руки.
– Отдай маме, – попросила она у мальчика игрушку.
Ребенок прижал собачку к груди.
– Да пусть остается у него, – сказал Гуров. – Вам помочь?
– Не надо. Уж что-что, а запихнуть сына в комбинезон я сумею.
– Тогда я пойду?
– Да, конечно.
Уходя, Гуров взглянул на Викторию, пытающуюся разогнуть ногу сопротивляющегося сына, и только потом вернулся к своим.
– Привезли шапку? – спросила Кораблева.
– Что бы вы без меня делали? – пробурчал Гойда. – Серьезная улика, между прочим. Не потеряйте.
Виктория Сергеевна надела на голову сына шапку.
– Сапоги, – скомандовала она.
– Вы понимаете, чем рискуете? – внезапно решил повоевать Игорь Федорович. – А вдруг там отпечатки? А вдруг там следы какие-то?
– Раньше надо было думать, – заметила Кораблева.
Сидя на корточках, она натянула на ноги сына сапожки Степы Долецкого.
– Маловаты, – посетовала она. – Комбинезон тоже, но этого хотя бы незаметно.
– Намного малы? – озабоченно спросил Гойда. – Может, здесь найдется другая обувь того же цвета?
– Я уже посмотрела. Обувь есть, но размер очень маленький. Он в ней и шагу ступить не сможет. А эти… ну посмотрим. Не настолько и малы. Фух. – Она распрямилась и строгим голосом приказала сыну: – Стой ровно, Паша. Мама сейчас оденется.
За процессом переодевания наблюдали все присутствующие. Даже Долецкий, передумав сидеть в гостиной, вышел в коридор и уставился на ребенка.
– Похож? – скупо поинтересовался Крячко.
– Очень, – кивнул Долецкий. – Если бы я не знал, то издалека решил бы, что это мой сын.
– Отлично, – обрадовалась Виктория Сергеевна, застегивая куртку. – Буду в капюшоне. У Саши волосы гораздо светлее, нельзя оставлять голову непокрытой, – она взяла сына за руку. – Ну все. Мы готовы.
Лев Иванович потянулся за своей курткой.
– Ты все запомнила, ребенок? – спросил Гойда у Виктории Сергеевны.
То, как он обратился к своей подчиненной, указывало на сильную тревогу за нее и ее сына. Гуров никогда не видел Гойду таким: он напоминал сурового вояку, которому на нос внезапно опустилась бабочка, умилив своей хрупкостью и бесстрашием.
– Так точно, Игорь Федорович, – вытянулась по стойке «смирно» Виктория Сергеевна. – Все запомнила.
– Умница. Но смотрите у меня! – погрозил он ей пальцем. – Никаких необдуманных решений.
– Ничего страшного не случится, – твердо произнесла Кораблева. – Я же буду не одна и сыном рисковать не намерена.
На Москву опустились сумерки. Крячко и Гойда добрались до первого этажа, но выходить на улицу обычным способом не стали. Благодаря братьям-дворникам,
