Тот кивнул и поглядел при этом на ДэПроклова взглядом снулой рыбы.
Амбал открыл заднюю дверцу:
— Давай!
— С вещами?
— Давай-давай! Юморист…
— Довидзення, панове! — сказал ДэПроклов зеркальцу заднего вида, из которого следили, оказывается, за ним внимательно-изучающие и, казалось, о чем-то размышляющие глаза.
— Фэрвэл, дарлинг! — Потом, через крохотную паузу: — Энд иф форэвэ…
— Так все-таки «фэрвэл форэвэ?» — тряхнул университетским знанием ДэПроклов.
Серый, казалось, не без приятности удивился и даже что-то человеческое услышалось в его механическом монотонном голосе:
— Ишь ты… Все будет путем, «не сумлевайтесь».
ДэПроклов выбрался из машины и, как под конвоем, пошел к входу в аэропорт.
— Паспорт давай и билет, — с привычно-хамскими интонациями в голосе потребовал конвоир.
ДэПроклов распечатал конверт и про себя ахнул: такой кучи денег он не видывал в жизни. Впрочем, вида он, конечно, не подал.
Приказав стоять, где стоишь, амбал пошел к окошку регистратора, а ДэПроклов — в тамбур перед выходом, покурить.
Там его и обнаружил минут через пять запыхавшийся, насмерть, казалось, перепуганный охранник.
— Что же ты, сука?! — заорал он вполголоса. — Я ж тебе сказал, где стоять!!
— Я тебе не зэк, быдло! — неожиданно для себя рассвирепел ДэПроклов. — Я тебе не подчиняюсь. Я подчиняюсь… — он добыл визитку и прочитал: — заслуженному пахану Российской Империи Валериану Валериановичу, понял? А будешь выступать, я ему наябедничаю, и он сделает тебе ата-та.
— У-ух, падла! — аж засвистел от свирепости амбал. — Ну, ладно. Мы еще встретимся, и тогда…
— Не надейся, не встретимся. Во-первых, когда я вернусь, ты будешь уже в морге — у тебя на лице написано, а во-вторых, где здесь БУФЕТ?
Тот был в явной растерянности. С одной стороны, все существо его так прямо-таки и ныло от желания сделать этого ханурика, применив в фулл-контакте, что-нибудь из ржавеющего арсенала каратэ Дзенсинмон, которому он в поте лица обучался в школе «Динамо» пару лет назад. С другой стороны, страх перед паханом, страх глубинный, леденящий воспоминаниями о расправах, которым он несколько раз был свидетель, вынуждал его поджать хвост и с клекотом в душе подчиниться этому загадочно хамящему клиенту.
В буфете ДэПроклов отоварился — до Камчатки было далеко, и он подозревал, что чем дальше на восток, тем круче будут цены и беднее прилавки. В этом смысле, он ничего хорошего от своей поездки не ждал. Да и вообще уже ничего хорошего не ждал, ничего приятного не чувствовал он в себе даже от сознания, что, вот, все-таки своего добился и едет-таки на Камчатку. Поездка потеряла смысл — после того, как он узнал о смерти Нади — поблекла Камчатка, словно бы сумерками ее заволокло, и уже ничего, кроме уймы скучных, душепротивных хлопот не предвиделось впереди…
Цены были запредельные — в глазах мельтешило от нулей — если бы кореша из дачного поселочка увидали, сколько отваливает ДэПроклов за покупки, то наверняка обомлели бы и стали хватать за руки.
Однако, после того, как набил он кофр коньяками и колбасами, консервами и сырами, набил доверху, — с приятностью пришлось ему констатировать, что пачка кредиток в его кармане похудела лишь на самую малость. Это его несколько взбодрило. Привыкший все последние годы жить в откровенной нищете, сейчас чувствовал себя донельзя комфортно.
— Выпьешь? — предложил он конвоиру.
— Ну…
— «Ну» — да? или «ну» — нет?
— Ну, да.
— Вот теперь понятно.
Ко второй бутылке Витек (так нежно и трогательно звали, оказывается, амбала) был уже ясен ДэПроклову, как вред алкоголя.
С удивлением и некоторым даже уважением к себе ДэПроклов отметил, что не вовсе утратил журналерские ухватки: сумел, сколь возможно, разговорить этого болвана.
Бывший постовой, в милицию пришедший из ВДВ, восемь классов, семья: мать и отец (пьянь), не женат («А на хрена?»), сейчас числится в охране коммерческой фирмы — название так и не сумел вспомнить («То ли „Юнифес“, то ли „Юнифор“, черт их запомнишь…»), последнюю книжку читал в армии, в свободнее время любит побалдеть с хорошими телками, хорошенько бухнуть, потому что работа — хоть вроде и не пыльная, но все равно нервная. Стрелять приходилось? — «Было дело…» Ну, например, недавно, возле ресторана «Сказка», На Ярославке, их было человек восемь, мы входим, они — гужуются, даже за стволы не успели схватиться. А хрен знает, скольких положили, газет он не читает, тут главное: руки в ноги и — в берлоги! Из-за чего дело было «А хрен его знает!» Его дело телячье.
Прост был Витек — как кус хозяйственного мыла. ДэПроклову, глядя на Витька, слово пришло: мутант. Хорошо мускулистый мутант — вроде бы и человек, но не вовсе человек. Так себе, человеческая особь. И убогая и страшная одновременно.
Через некоторое время Витек, заметно колебаясь, задал вопрос:
— Димыч, ты, это… Правду, что ли, говорил? Насчет морга?
Димыч с развеселой жестокостью ответствовал:
— Видишь ли, Витек… Я и сам иной раз не рад, что у меня глаз такой: погляжу на человека и вижу. Вот тебя увидел в морге, голенького, с номерком на ноге, в холодильной камере, лежишь и ждешь, когда тебя опознают.
— Ну, гад! — только и сумел сказать амбал, заметно ушибленный.
— Гад-не гад, но наука есть наука. Ты про экстрасенсов слышал?
— Ну.
— …так вот: экстрасенсорика позволяет отдельным, ну, которых природа этим даром наделила, людям связываться через континиум — ну, это сложно объяснить… Цыганок ты знаешь, надеюсь, про Вангу, знаменитую такую болгарскую прорицательницу читал? (Ах, да! Ты же принципиально не читаешь…) Она нам и Горбачева предсказала, и перестройку, и весь вот этот гадюшник (ДэПроклов повел вокруг). Я, конечно, не Ванга. Я — только мертвяков заранее вижу. Так что, Витек, пока не поздно, тикай ты из своей конторы, закопайся куда-нибудь поглубже, в тихое какое-нибудь местечко, тем же вахтером, к примеру, хотя… — и тут ДэПроклов устремил свой экстрасенсорный взор на слегка окоченевшего Витька и задумчиво продолжил: — хотя нет, нельзя тебе и в вахтеры, у тебя дырка — от пули, вот здесь…
Он не поленился, приподнялся и ткнул перстом в правый бок амбала.
— В печень, браток. Печень неоперабельна, если хочешь знать. Но зато — почти не больно. Так что, хоть этим успокаивайся… Ляг на дно куда-нибудь, где не стреляют, может, и пронесет.
— Хрен-два, — сказал со злостью Витек. — Где это сейчас не стреляют?
— Ну, это уже твои дела. Мое дело — предупредить.
— Братан у меня, двоюродник, лесником… — задумчиво после паузы произнес прокловский конвоир.
ДэПроклов безжалостно оборвал:
— Не пойдет!
— Это почему это?
— Стреляют.
— Лепишь ты мне горбатого, Димыч… — без уверенности сказал Витек.
— Наше дело — цыганское, правду нагадать, а дальше уж — твое полное право, верить или не верить.
— Кореш армейский шашлычную собирается открывать, звал.
ДэПроклов привередливо поморщился:
— Ты что, совсем сдурел? Откроетесь вы, наезды начнутся, или как это у вас называется? — разборки, дело пальбой кончится, вот тебе и дырка!
Витек, всерьез озабоченный и обеспокоенный, выругался.
— …одна дорога тебе, Витек, в монастырь, там — тихо.
Тот заржал.
— Меня?! Да я там всех монашек перетрахаю!
— В мужской монастырь, дура! Нет, — засомневался экстрасенс, — пожалуй, не примут тебя в монастырь, да и грамотешки у тебя не хватит.
— Вот ешь твою-мать! — заерзал амбал.
— Да, — посочувствовал ДэПроклов. — Куда ни кинь — везде буби. Может, тебе — в детский сад, воспитателем? — сказал и сам расхохотался. — Представляешь? Ты — в белом халате, а вокруг тебя детишки ползают, на колени лезут: «Дядя Витя! Дядя Витя!»
— Смейся, смейся… — с неприязнью глядя на экстрасенса, сказал Витек.
— Слушай! — озарило вдруг ДэПроклов. — Ты зверей любишь? Ну, кошек, там, собак?..
— Собака у меня была, — сказал Витек, и что-то вполне человеческое, даже мечтательное, послышалось в его голосе. — Джерри. Овчарка. Сосед-сволочь отравил! Больше некому. Она у них курчонка задушила, мать расплатилась, все честь по чести, а он… Я еще маленький тогда был… — объяснил он ДэПроклову.
— В зоопарк за зверьми ходить, согласен? — спросил ДэПроклов тоном инспектора по трудоустройству. Тебе пойдет. И работа интересная, и, вроде бы, не стреляют.
— Стреляли… — разочарованно и уныло отозвался Витек. — Банк «Подмосковный», слышал? Так полгода назад кто-то его и… Он, главное, дурак, охрану снаружи оставил, а сам с пацанкой, говорят, пошел.
— Да, действительно, дурак, — серьезно согласился ДэПроклов, — какой нормальный человек ходит сейчас без охраны?
— Вот я и говорю. И, главное, никто не знает, кто на это дело подписался. А если я в море уйду?
