— ...Безбожные фанатики, многие из которых еще и под наркотическим воздействием, разве они думали о
гуманности к пленному? Скрывать не буду, были и среди наших десантников наркоманы, которые там
пристрастились к дурманящему зелью. Когда мы стали с ними поступать, как они с нами, то со стороны душманов
зверств к военнопленным поубавилось.
— Какой-нибудь эпизод расскажи, — вновь попросил Степанович.
— Уже не она, а ты просишь, — удивился Душман.
— Я более ее заинтересован услышать твое сообщение, как никак, а все же я русский, — пояснил
Степанович.
— Так и быть, расскажу фронтовой эпизод, в котором мне пришлось принимать участие. Однажды вечером
нас семерых десантников на вертолете с глушителем доставили и высадили на одной вершине горы с заданием
захватить «языка» одной сильно досаждавшей нам банды. Вертолет улетел, а мы потихоньку стали спускаться
вниз. Уже стемнело, видим, так метрах в пятистах под нами разведен костер. Подкрадываемся, смотрим в прибор
ночного видения, около костра отдыхает человек двадцать бандитов, оставивших на тропе, ведущей снизу вверх, часового. Его мы сняли ножом, одного взяли в плен, а остальных ликвидировали. Они толком ото сна и не
пришли в себя, а поэтому сопротивления почти не было нам.
— Почему не взяли других бандитов в плен? — поинтересовался Степанович.
— Все равно не поместились бы в нашем вертолете, который после операции мы вызвали в свой квадрат, так
же незаметно возвратились на базу.
— А если бы тот, кто снимал часового, промахнулся, и он поднял тревогу? Душманы расправились бы с вами, как вы с ними, — сделал свой вывод садовник.
— Не исключено, что они одолели бы нас, но если хочешь жить, то научишься метать нож и не
промахиваться. Бывало, и они давали нам прикурить, кто какую карту вытянет. И они, и мы болели озверином, —
пошутил Душман.
— Что это за болезнь? — не понял шутки Степанович, не зная, как перевести слово «озверин» миссис
Фостер.
— Зверели они на нас, и мы тоже вели себя не ягнятами, — пояснил он.
Миссис Фостер, подойдя к Душману, погладив его по голове, произнесла:
— Бедненький! Сколько тебе пришлось пережить. — Расплакавшись, она ушла.
После ее ухода Степанович, объясняя ее такое поведение, сообщил:
— У нее погиб сын во Вьетнаме.
— Давай выпьем за павших моих боевых друзей, — предложил Душман Виктору и Степановичу.
— У меня язва желудка, — отказавшись от спиртного, сообщил Степанович, покидая их.
— Впервые вижу русского, который отказывается от спиртного, — удивился Лесник.
— Денег жалко на лечение, — обиженно пробурчал Душман, недовольный, что Степанович не поддержал его
тост.
Так и не дождавшись по телевизору интересующего их сообщения, они легли отдыхать. Откуда они могли
знать, что сообщение об ограблении миссис Кэрол будет передаваться не по восьмому, а по двенадцатому
каналу?
На другой день Лесник от Степановича узнал, что вчера ограбили одну миллионершу, у которой похищено на
700 тысяч долларов драгоценностей и наличными 800 тысяч долларов.
Лесник, соблюдя предосторожность, решил больше не звонить Молоху, а, не задерживаясь, немедленно
приступить к продаже картин и уезжать домой.
О своем намерении за ужином он поставил в известность Фостера. Последний ничего не сказал сразу ему в
ответ, а после ужина пригласил к себе в кабинет для делового разговора.
— Я могу твои картины купить за два миллиона долларов, — неожиданно сообщил Фостер, предварительно
справившийся у специалистов и узнав у них, что данная сделка для него выгодна.
Предложение Фостера устраивало Лесника, но, наученный компаньоном, все же решил поторговаться и
попытаться взвинтить цену.
— Миллион долларов за любую из моих картин мне предлагал управляющий Центральным государственным
банком Вены, — напомнил Фостеру он.
— Какая твоя окончательная цена? — Не ожидая такого оборота, был вынужден спросить Фостер.
— За каждую картину по сотне тысяч долларов свыше миллиона.
— Чтобы этими сотнями тысяч рассчитаться со мной за работу, — догадливо произнес Фостер.
— Вы читаете мои мысли, — улыбнулся Лесник.
— А если я не соглашусь? — бросил пробный камень Фостер.
— Тогда тебе придется устраивать аукцион или торги типа тех, что были в Вене, — поставил условие Лесник.
Подумав, Фостер, поднялся с кресла.
— Будем считать, что сделка состоялась и разговор на эту тему закончен, — собираясь идти к себе в контору, произнес он.
— Мы с вами еще не все обговорили, — попросив Фостера присесть, заявил Лесник.
— Я слушаю, — беспечно бросил Фостер, ничего не ожидая для себя интересного от предстоящего
продолжения разговора.
— Кроме картин, я вывез сюда нелегально бриллиантов на полтора миллиона долларов. Миллион долларов у
меня уже есть наличными и полмиллиона должны принести на днях.
По округлившимся глазам Фостера Лесник понял, как он его удивил.
— На полтора миллиона вы продали в Нью-Йорке бриллиантов, и вам удалось избежать неприятностей? —
удивился Фостер.
— У меня был оптовый покупатель, который неизвестно когда вздумает их продавать, но я знаю точно, что
только после моего отъезда.
— У вас бриллианты еще есть на продажу?
— Для продажи нет, то, что есть, я оставил себе на черный день, так, несколько тысяч каратов.
— Я же видел твою жену всю в бриллиантах. У тебя такой перстень. Как я не догадался, что их у тебя много?
— сокрушенно ударив ладонями себе по коленям, прозрел Фостер. — Я бы тоже купил хорошую партию их, но
теперь-то чего вы от меня хотите?
— Я хочу в Венском государственном центральном банке открыть на себя счет. Там управляющий знает, что
я поехал в Штаты продавать свои картины, и, без сомнения, согласится открыть счет на мое имя, так в два-три
миллиона долларов. Я отдам вам один миллион наличными деньгами, и вы мне выписываете чек на три
миллиона долларов.
— Вы хотите с моей помощью отмыть свой грязный миллион, — догадливо произнес Фостер.
— Пускай будет так, — согласился Лесник.
— Вы меня толкаете на плохое дело, и менее чем за двести тысяч долларов я не соглашусь идти вам
навстречу.
— Будем считать, что я ваши условия принял, — не торгуясь, согласился Лесник. — Но мы же еще не
говорили о половине миллиона, которую вам должны передать для меня. Я бы просил вас поручить моему
адвокату купить на мое имя виллу или дом недалеко от Нью-Йорка, чтобы потом сдать ее или его в аренду, чтобы
это дело приносило мне доход в валюте.
— Виктор Степанович, с вами не соскучишься. Еще есть у вас ко мне какие просьбы?
— Других пока нет, — улыбнувшись, сообщил Лесник.
— За такую помощь вы мне будете должны еще пятьдесят тысяч долларов, если не боитесь довериться мне.
— Вы без обмана на нас неплохо заработали и сколько еще раз так заработаете. Зачем вам терять таких
дойных коровок.
— Я — честный бизнесмен и обманывать вас не собираюсь, клянусь памятью о моем погибшем сыне, —
заверил его Фостер. — Купчую на дом или виллу я привезу к вам в Москву. Как я понял вас, вам безразлично, в
каком месте я куплю строение, лишь бы оно было недалеко от Нью-Йорка.
Лесник в знак согласия кивнул головой.
— ...Тогда, с вашего позволения, я сам решу, в каком районе удобнее вложить деньги с большей отдачей для
вас.
— Так что стороны договорились по всем вопросам, и сделка состоялась, правда, пока только в устной
форме, но она состоялась между господами, которые от своих слов не отказываются.
Недостающие деньги до миллиона Лесник занял у Душмана, пообещав вернуть дома наличными. После того
как Фостер уехал к себе в контору, Лесник и Душман вышли из виллы на улицу, не зная, как выбраться в город, отдохнуть и купить подарки. К услугам Степановича, который не хотел пить с ними спиртного, они решили не
обращаться.
К ним подъехал знакомый таксист, обслуживавший их вчера, оказывается, он искал с ними встречи.
Таксист сообщил им, что его шеф подтверждает сумму, сообщенную по телевизору зрителям, и из расчета
этой суммы он будет с ними рассчитываться. Подробности расчета таксисту, по-видимому, не были известны.
Таксист передал приглашение шефа поработать вместе при следующем свидании.
Они побывали в нескольких магазинах, где купили для родственников и друзей подарки, и вернулись домой, предупредив водителя, чтобы он больше встреч с ними не искал, передали привет Молоху, и тот уехал.
Документально оформив продажу картин на два миллиона семьсот пятьдесят тысяч долларов, Фостер
