— Мне искренне жаль его, правда, но после его убийства все пошло кувырком. Я согласилась спрятать наркотики лишь потому, что Алекс не мог никому больше довериться.
— Кто предложил перевезти груз к миссис Итвелл? — негромко спросила Анна, стараясь беречь чувства Гонор, — в отличие от Ленгтона, окончательно потерявшего терпение.
— Я. Она позвонила и сказала, что приезжали из полиции, спрашивали об Алексе. Пока он там жил, все время настаивал, чтобы груз перевезли как можно скорее. Думал, никто не догадается искать у Дорис. Вот я и вызвалась. — Она высморкалась, вытерла глаза и взглянула на Анну. — Поймите, я много лет любила Алекса. Я до сих пор его люблю, и он любит меня, хотя вы вряд ли мне поверите.
Анна еще раз похлопала ее по руке:
— Я верю, если он пошел на такой риск, чтобы повидаться с вами.
— Он хотел быть уверен, что у меня, и у его детей, и у его матери все будет хорошо. Он вовсе не плохой человек.
Ленгтон с грохотом отодвинул стул и встал:
— Неплохой человек! Скажите это родным Дэвида Раштона, жене Донни Петроццо, парнишке в Брикстонской тюрьме, Адриану Саммерсу, — да своей сестре, в конце концов! Ее дети вырастут и узнают, что он ее убийца. Несмотря на все ваши оправдания, он отъявленный негодяй, да и вы не лучше. Я уже не говорю о тысячах людей, которые наверняка погибли бы, если бы фентанил вышел на улицы.
Ленгтон подошел к двери и резко постучал — снаружи ждала тюремщица.
— Мы закончили. Уведите ее назад в камеру. Ей придется привыкнуть спать на тюремной койке.
— Мне все равно, лишь бы он был свободен! — с вызовом воскликнула Гонор.
Развернувшись, Ленгтон наставил на нее указательный палец:
— Думаете, нам его не достать? Ошибаетесь, Гонор. Я поймаю его — и на моих глазах двуличный ублюдок потеряет весь свой лоск и изойдет соплями. — Он вылетел из комнаты.
Через некоторое время Анна тоже поднялась. Гонор грустно посмотрела на нее и опустила взгляд на мокрый платок, который комкала в руках.
— Любимых не выбирают — они даются судьбой. Я вышла замуж за Дамиена, потому что он мне напоминал Алекса, а потом оказалось, что они братья. Разве это не судьба?
— Возможно. А то, что ваша сестра сделалась его любовницей, — тоже судьба? Или просто семейное дело? — Анна видела, как больно Гонор это слышать, и, наклонившись к ней, произнесла: — Если вам хоть сколько-нибудь небезразличен Дамиен и известно, где Фицпатрик, ради бога, скажите, где его искать.
— Хотите правду? Если бы знала, сказала бы, потому что Дамиен — замечательный человек и не заслужил всего этого, но я действительно не знаю. Алекс ни за что бы мне не сказал: вся его жизнь — один сплошной секрет. Это и делает его таким неуловимым. Всю жизнь я по глупости довольствовалась малым, объедками с чужого стола, но теперь все было бы иначе, и мы были бы вместе.
— Он не собирался быть вместе с вами, Гонор. Джулия ехала к нему и к детям. Они ждали ее на яхте.
— Нет! Не может быть! Это неправда!
Анна повернулась и направилась к двери. За ее спиной рыдала Гонор, но Анна не испытывала к ней жалости — ее обуревали совсем другие чувства.
Ленгтон курил возле патрульной машины и повернулся к Анне, когда она подошла.
— Удалось что-нибудь выжать?
— Ничего. Думаю, она не знает.
— Судя по ее словам, Дамиен действительно непричастен, — заметил он, туша сигарету о землю.
— Я же тебе говорила.
Ленгтон приказал ехать назад в отделение и по дороге опять без передышки отвечал на звонки и посылал сообщения.
— Его все еще нигде не видели, и теперь не выяснишь, откуда взялись эти деньги, потому что Раштон мертв и Джулия тоже. Может, это она дала их Фицпатрику, но мы этого уже никогда не узнаем, — бормотал он.
Анна молчала, воссоздавая в памяти допрос Гонор, потом наклонилась вперед и похлопала Ленгтона по плечу:
— А где дети?
— В надежном месте, все с той же няней, под присмотром сотрудницы из службы взаимодействия с семьями и охраны. А вообще, нужно что-то с этим решать — слишком дорого выходит для бюджета. Почему ты спрашиваешь?
— Куда бы Фицпатрик ни направлялся, вряд ли он когда-нибудь вернется в Соединенное Королевство.
— И что?
— Ну, он оставляет деньги для матери, а сам говорит Гонор, что деньги для детей и для нее, чтобы наняла хорошего адвоката. Мало того, он, страшно рискуя, приходит к ней в тюрьму…
— Он жить не может без риска! Вспомни, как явился в отделение. Наверно, у него с головой что-то не так…
— Возможно, но все это — проявления другой стороны личности того, кого мы считаем чудовищем. Как думаешь, он не захочет повидаться с детьми?
Ленгтон принялся строчить сообщение в отделение, чтобы связались с домом, где держат детей, и все проверили. Когда они с Анной вернулись в отделение, Фил сообщил, что в дом не поступало никаких звонков, о детях хорошо заботятся, няня все еще с ними. Сотрудница из семейной службы также с ними, и прислали еще одного офицера, мужчину. Ничего примечательного, только няня поинтересовалась насчет жалованья.
Ленгтон вдруг словно обмяк от усталости и велел Анне ехать домой. Если Фицпатрик где-нибудь появится, ночным дежурным немедленно сообщат, и они сразу же свяжутся с Ленгтоном.
Анна налила себе чашку едва теплого горького кофе и, присев на краешек стола, разговорилась с Филом — и тут все внезапно ожило.
Начали поступать звонки: в трех разных местах заметили трех человек, похожих на Фицпатрика. Первого видели на вокзале в Паддингтоне — он направлялся к экспрессу в аэропорт Хитроу. Второй в Сент-Панкрасе садился в поезд «Евростар». Третьего задержали охранники в аэропорту Гэтвик, и он назвался Александром Фицпатриком.
С ним разобрались довольно быстро: он не соответствовал Фицпатрику по росту — чуть выше метра шестидесяти. Второй звонок тоже оказался ложной тревогой. Насчет человека, замеченного у экспресса в Хитроу, пока не поступило никаких дополнительных сведений. Однако охрану аэропорта предупредили, и она была начеку.
У Фила даже глаза покраснели от усталости. Анна хотела остаться, но он сказал, что справится, и предложил ей ехать домой — пусть хоть один из них завтра будет в форме.
Анна направилась к выходу, но, миновав лестницу, ведущую в нижний этаж к камерам, остановилась — что-то подсказывало ей вернуться и спуститься туда.
Внизу было четыре камеры старого образца, из них занятыми оказались лишь две: в одной — крепко подвыпивший подросток угрюмого вида, в другой — Дамиен Нолан.
Ночной дежурный, читавший на посту газету, с удивлением взглянул на Анну.
— Все в порядке? — спросила она.
— Да, только пьяный мальчишка устроил всем веселую жизнь: заблевал тут все, пришлось убирать, чтоб не воняло.
— А мистер Нолан?
— Читал — я дал ему книгу из тех, что тут у нас валяются. Приятный такой.
— Ужинал?
— Да, съел сардельку с чипсами и выпил чаю.
Анна взглянула на дверь камеры и попросила открыть ее.
Дамиен читал, лежа на койке, хотя горевшая под потолком лампочка давала совсем слабый свет. Он улыбнулся и отложил книгу:
— В жизни бы не поверил — Барбара Картленд![10]
Анна рассмеялась, хотя испытывала страшную неловкость, особенно когда он встал и пожал ей руку. Она попросила его сесть.
— Я вечером ездила к Гонор, отвезла ей вещи.
— Спасибо. Как она?
— Неплохо.
— Не могли бы вы раздобыть мне бумагу и ручку? Я хотел бы ей написать.
— Простите, не могу — но утром приедет ваш адвокат.
Он подвинулся к стене, вытянув перед собой длинные ноги. На нем была та же одежда, что днем, когда они виделись на ферме.
— Она знает, куда подался Алекс?
— Нет.
— Что ж, надеюсь, вы его найдете. Пора бы ему заплатить за все доставленные неприятности.
— Несколько больше, чем просто неприятности, — ответила она, в нерешительности стоя у двери: ей нужно было идти, но хотелось еще кое-что сказать.
— Благодарю за то, что навестили меня. Значит ли это, что вы поверили мне насчет паспорта и денег?
— Поверила.
— Ну и хорошо.
Анна сменила тему разговора:
— Как вы думаете, ваш брат любит своих детей?
— Не знаю, — ответил он, в раздумье покачивая головой.
— Может быть, он никогда никого не любил, — негромко произнесла она.
— Любил, но обстоятельства всегда были против него. Знаю, что любил Гонор — насколько он вообще способен любить.
— А Джулию?
— И Джулию — однако первую женщину никто не может затмить.
Анна хотела сказать ему, что Фицпатрик приходил к Гонор в тюрьму, но передумала.
— До свидания и спокойной ночи.
— Я не шутил там, на ферме, — ответил Дамиен. — Очень хотелось бы встретиться с вами, когда это все закончится. Вы позволите вам позвонить?
