Хотя, казалось бы, куда больше?!
Ни у одной женщины не было таких глаз, как у нее! С тех пор, как с экрана взглянула на мир Вера Холодная, светлоглазые женщины чувствовали себя ущербными, обделенными судьбой. Глаза красавицы должны быть черными и только черными, и на какие невероятные ухищрения шли обезумевшие барышни и дамы ради этого! Они чернили верхние веки, а на нижние наводили устрашающие тени театральным гримом, в результате чего казались призраками, вот только что, несколько минут тому назад восставшими из могилы. Они мазали ресницы черной тушью так щедро, что на щеки и на беленькие блузочки осыпались хлопья, и нежные особы, чудилось, только что выбрались из кочегарки, где либо занимались любовью с истопником, либо подрабатывали, собственноручно швыряя уголь в топку. Они капали в глаза белладонну, чтобы зрачки расширялись и зачерняли радужку, и от этого окружающие считали бедных дам кокаинистками и сторонились их.
А между тем глаза Веры Холодной вовсе не были черными. Они были дымчато-серыми, порой казались темно-серыми. Дело, впрочем, было не в цвете глаз. Дело было в их выражении, в умении поглядеть чуточку исподлобья, враз и равнодушно, и пламенно, отчего казалось, будто их заволакивает черный туман… смотреть в эти колдовские глаза было невыносимо, но при этом хотелось только одного: смотреть в них снова и снова.
Вот и сейчас — Шульгина отчетливо затягивало в этот омут. Вера, впрочем, улыбнулась дружески, чуть насмешливо, и колдовские чары пропали, осталось только восхищение — платоническое и скорее дружеское, чем любовное. Она очень хорошо умела и уронить мужчину к своим ногам, и ненавязчиво, необидно дать ему понять, что — «ни-ни».
Шульгин вздохнул с откровенным разочарованием, и Вера с любопытством поглядела на третьего визитера: сухощавого, молодцеватого генерала-артиллериста (в полевой, а не в парадной шинели). Он был среднего роста, с крошечными усиками, узким лицом и напряженными серыми глазами.
Чардынин, который встречал гостей, успел шепнуть Вере, что при этом господине явилась целая свита, которую он оставил в коридоре, а сразу за дверью номера встали два татарина-телохранителя с винтовками. Успел Чардынин также сообщить фамилию генерала, однако эта фамилия влетела у актрисы в одно ухо, а в другое вылетела (во всем, что не касалось ее работы, Вера Холодная была исключительно рассеянна), оставив почему-то ассоциацию с ювелирной лавкой.
Вспомнив об этом, Вера не смогла сдержать усмешку, которая, впрочем, тут же исчезла, как только она встретилась с генералом глазами. «Ему нет еще и сорока!» — удивилась Вера, подумав почему-то с досадой про своего мужа Владимира, который так и не успел получить мало-мальского повышения по службе. Разве это справедливо?
— Сегодня очень холодно, — внезапно выдавил из себя генерал сакраментальную фразу и добавил: — Подчеркиваю: «очень».
Вера удивленно вскинула брови, а генерал продолжал:
— Удобно ли вам в этой комнате? Подчеркиваю: «вам».
Вера улыбнулась: совершенно так же выражался какой-то персонаж из модного в то время романа Юшкевича «Леон Дрей». А генерал со странной настойчивостью продолжал спрашивать — или допрашивать:
— Есть у вас книги для чтения? Подчеркиваю: «для».
И вдруг она разгадала это странное выражение, с которым смотрели его напряженные серые глаза. Да ведь он до смерти ее боялся!
Вера не успела удивиться, как Шульгин заговорил:
— Позвольте рекомендовать вам моего друга и сослуживца генерала Гришина-Алмазова, — сказал он, а французский консул Эмиль Энно, который, вместе со своей русской невестой, вывезенной им из Киева (с первой минуты встречи Вера старалась держаться от этой девушки подальше), тоже был в числе приглашенных, прибавил:
— Notre ami brave! Ma chеrie, traduisez! [8]
Галина, хорошенькая черноглазая невеста консула, перевела его слова, однако все их и так поняли. И уставились на Гришина-Алмазова во все глаза, потому что видели его впервые, а слухи о нем ходили самые что ни на есть щекочущие нервы. И название должности его звучало весьма впечатляюще: одесский диктатор .
* * *
Алёна шла по Лонжероновской, доедая третью порцию мороженого (сладкое — лучший транквилизатор), понемногу успокаиваясь и разглядывая вывески. Впрочем, она сама вполне понимала, что, собственно, ищет.
Дома на Лонжероновской были вытянуты на целый квартал, совсем как в Париже, и, совершенно как и там, в каждом находилось великое множество фирм, фирмочек и контор. Лидировал в этом списке дом двадцать шесть. В нем помещалось поистине бессчетное количество учреждений, однако лишь одна вывеска приковала внимание Алёны: ООО «Частный детектив» , а строкой ниже — «Приватний детектив» , что, видимо, являлось обязательной данью государственному языку.
Алёна достала из сумки карту, развернула и, приняв вид заблудившейся туристки, принялась рассматривать названия улиц, не забывая стрелять глазами поверх карты и вглядываться в идущих мимо одесситов.
Не зря же Одессу называют маленьким Марселем, а порой и маленьким Парижем! А шёб-таки видеть, как красивая женщина стоит растерянная, не зная, куда податься в нашей, прямо скажем, жемчужине у моря… нет, это оказалось невыносимым для мужской части одесского народонаселения! То и дело около Алёны останавливался какой-нибудь старик, юноша, мальчик или, не побоимся этого слова, мужчина в расцвете лет и предпринимал попытки сделаться ее провожатым как по улице, так и, при благоприятном расположении звезд, в жизни, и помочь найти то, что она потеряла.
— Спасибо, я уже все нашла, — отвечала Алёна, посылая направо и налево благожелательные улыбки, а сама не переставала сверлить глазами дверь под вывеской «Частный детектив».
— Спасибо, большое спасибо, — улыбнулась она очередному Сусанину-добровольцу, сложила карту — да так и замерла, глядя на высокого, очень элегантного даже в джинсах и простой синей рубашке человека с длинными, аккуратно собранными в хвост полуседыми волосами, очень темными глазами и смуглым лицом. В его внешности было нечто ассирийское… Он как раз в это время подошел к двери с вывеской «Частный детектив» и осмотрелся. Их с Алёной глаза встретились, и человек шагнул к Алёне.
— Слушайте, неужели Рудько проболтался-таки? — спросил он мягким, по-южному протяжным голосом. — Я ж просил его…
— Он молчал, как риба об лед, — с великим трудом удерживаясь от смеха, сказала Алёна. — Вы же слышали, он обещал? Но неужели его фамилия в самом деле Рудько? [9] — спросила она недоверчиво.
— Вообразите, — кивнул ее собеседник. — Но все же — как вы меня нашли? Как догадались, куда именно идти?
— Это было довольно рискованное предположение, — скромно (на самом деле ужасно собой гордясь), сказала Алёна. — Самое простое было догадаться про место. Про Лонжероновскую. Рудько спросил вас: «Ты уже на Лонжероновской?» Значит, вы здесь или живете, или здесь ваш офис. Потом он обмолвился о том, что лицензия у вас, считай, в кармане, если он кого-то найдет, пробубнил про какие-то улики, которые вы ему добудете, и про цацку, и про подозреваемого… Я сразу вспомнила, как в каком-то романе Чейза частный детектив все время опасался, что у него лицензию отберут, ну и помогал местной полиции чем мог, а все лавры ей доставались.
— Да, у нас почти как у них, это точно, — кивнул мужчина. — Те же проблемы. А в логическом мышлении вам не откажешь! Но как вы меня вообще узнали? Вы на меня сейчас посмотрели без всякого удивления.
— Да я вас еще вчера в аэропорту приметила, — простодушно призналась Алёна. — Вы сказали: «Такси заказано», помните? А вы кто? Таксист? Или все же вот это, — она кивком указала на вывеску, — а таксист по совместительству?
— По совместительству, — улыбнулся он, — а вы внимательны. Я ведь вас тоже именно там заприметил. В аэропорту я был по одному дельцу…
— А по другому дельцу созерцали сегодня какую-то урну на Софиевской, — с невинным видом пробормотала Алёна. — Я у вас спрашивала, как пройти к картинной галерее… а потом вы увидели, как меня под белы рученьки втащили в проходную, да?
— Точно! И сразу понял, что Рудько готов натворить глупостей. Я хотел сразу вас отбить, но меня бы не пустили в музей в том моем прикиде, еще и самого упекли бы в каталажку, там на редкость дурковатый дежурный сегодня на проходной, а свой мобильный я забыл, пришлось срочно возвращаться и звонить отсюда, — он кивнул на вывеску. — Поэтому вам успели нервишки помотать. Кстати, извините, что я вас не приглашаю, у меня в офисе ремонт. Может быть, в кафе заглянем? Хоть познакомимся…
— Зато я знаю, что вас зовут Арик, — сказала Алёна. — Рудько все время твердил: Арик то, Арик се… Это что же значит — Артур? Э-э… Арчибальд? Или, извините, Архип?
