Волков обошел Валю, взялся двумя руками за мешок и спросил:
– Куда его? К лифту?
– Ой, да что вы, Павел Николаич, да я сама, куда вы такую тягость хватаете!..
Большими шагами, таща мешок на вытянутых руках, Волков дошел до лифта и плюхнул его на пол. Мешок раскрылся, и поверх бумаг, чайных пакетиков и еще какого-то офисного мусора, Волков увидел россыпь коричневых окурков.
Такие сигареты он уже сегодня видел. Не простые сигареты. Особенные.
– Валечка, – спросил Волков, позабыв о пылесосе и о том, что ничем нельзя помочь, разве что мешок поднести, – окурки вы откуда вытряхнули? Ну, вот эти, которые сверху?
Уборщица приблизилась и с интересом заглянула в мешок:
– Так это вон оттеда! – И она показала рукой в коридор, продолжавшийся за лифтом. Там была только одна комната. – Я пришла, вонища, хоть беги вон! Ну, думаю, небось всю ночь курили! А убрать за собой, ну хоть на площадку вынести, так это нет! А еще культурные люди, на машинах ездиют!..
– Ездиют, – согласился Волков, – это точно.
Вспомнив про машину, он пошел было в свой кабинет, но Валя его остановила.
– А что, Павел Николаич, когда хоронить-то будем покойника? – И она пригорюнилась. – Надо бы в церкву сходить, все по-людски сделать, а то ведь...
– Я пока не знаю, Валя.
* * *
В его кабинете в пепельнице лежали два окурка, его собственный, и точно такой же, какие он видел в мешке.
И что это значит? И как это понимать?
Камаровский, Осипов и Рыбалко играли в бильярд. Выходили курить. Осипов сказал, что выходил один раз, а Камаровский сказал, что раза два, точно не помнит. Усков видел Осипова, который вышел из бильярдной и пошел в сторону, противоположную лестнице, то есть к лифтам. Валя выгребла кучу окурков из единственной комнаты, которая находится за лифтами, и это комната Маши Даниловой, которая не курит и которая вчера сидела допоздна, дожидаясь мужа, а он все не ехал.
При этом никто, кроме Ускова, ни разу не слышал, что сигнализация на машине Сиротина то и дело срабатывает, да и, вообще говоря, было бы странно, если бы кто-нибудь слышал – дом дореволюционный, стены толстенные, рамы двойные, уличный шум сюда почти не доносится.
Тем не менее все, как сговорившись, повторяют, что сигнализация все время орала. Откуда они это взяли?.. Кто из них вчера все время твердил остальным, что слышал сиротинскую сигнализацию, так что все поверили, что слышали ее сами? И зачем? Чтобы убедить всех, что она на самом деле срабатывала, а она сработала только один раз, когда Сиротин и вывалился в окно?
И если предположить, ну просто предположить, будто Сиротина столкнули, нужны... как это называется... мотивы, вот что!.. А еще нужно было как-то заставить его открыть окно, влезть на подоконник, высунуться как можно дальше! То, что его не волокли силой, очевидно. То, что он был не в бессознательном состоянии, тоже известно. Никаких следов борьбы или невесть откуда взявшихся синяков!
Бедный Коля.
Волков, которому опять стало невыносимо жарко, стянул пиджак и кинул его на спинку кресла.
Надо звонить Юльке и спрашивать, что ее красная «Хонда» делала вчера вечером на стоянке возле его офиса. Зачем она приезжала? Как оказалась на месте парковки машины Сиротина?
Волков повертел заявление Осипова – вот еще одна загадка! – отложил его в сторону, решительно взялся за телефон, потом так же решительно его отложил и позвонил «по внутреннему», доисторическому желтому тяжеленному аппарату с изображением Исторического музея в середине захватанного пальцами диска.
– Леш, зайди ко мне, – попросил он, когда в трубке весело сказали «алло!», – только прямо сейчас.
Рыбалко явился немедленно. На шее у него болтались наушники, на груди болтался МР-3 плейер, на ремне болтался мобильный телефон в специальной сумочке, на воротнике болтались завязки капюшона с металлическими наконечниками, а во рту жвачка.
– Звали, Павел Николаевич?
– Леш, ты вчера в бильярд играл?
От неожиданности Рыбалко даже жевать перестал.
– Да, а что? Мы втроем играли. Игорек, Виталька, ну и я тоже! А потом, когда Николай Иванович... того... мы перестали. Мы тогда на улицу пошли и потом уже не играли. А пятно на столе не мы прожгли! Мы, когда пришли и стали пирамиду ставить, оно уже было. Вот по чесноку говорю. То есть честно.
Начальник не обратил на пятно никакого внимания. Он вообще сегодня был какой-то странный.
– Курить выходили?
А может, его все-таки пятно интересует? Может, он думает, что они прямо там, в бильярдной, курили?! Стол-то вещь недешевая, особенно по нынешним временам, еще заставит штраф какой-нибудь платить! Ну его в баню!
– Ну, конечно, выходили! Мы в бильярдной никогда не курим. Вот по чесноку говорю. То есть честно. Мы даже когда бухаем, все равно курить выходим. – Тут Леша Рыбалко вдруг сообразил, что говорит что-то совсем не то, и уставился на начальника с ужасом.
Волков информацию о том, что они «бухают», пропустил мимо ушей.
Странный он сегодня какой-то. Опрокинутый как будто маленько. Чего это его так придавило?.. То, что Сиротин из окна упал, что ли? Так он уж старый был совсем, в прошлом году пятьдесят лет справляли! Пожил уж, и так все, можно сказать, удачно сложилось, в один момент карачун его хватил, не мучился человек, не болел, не страдал. Раз, и готово дело, ты уже в нирване! Всем бы так. А то вон у него, Леши, бабка который год лежит, и сама мучается, и мать с ней совсем замучилась!..
– Леш, вы сколько раз курить выходили?
Во как его разбирает, из-за стола все-таки, должно быть! Поди вспомни, сколько раз выходили!
– Ну, пару раз точно, – затянул Леша, глядя на потолок. – Игорек потом совсем ушел, так мы с Виталькой «американку» стали гонять, хотя на русском бильярде «американку»...
– Куда Осипов ушел? Когда?!
Леша пожал плечами.
– Да я не знаю. Он один раз с нами вышел и куда-то к лифтам двинул, но вернулся быстро, мы уж покурили и его ждали, Виталька все говорил, что это не игра, а смех один, то курить все прутся, то вообще уходят!.. Ну, Игорь пришел, мы опять стали играть. А потом Игорек ушел и больше не возвращался.
– И ты его после не видел?
Леша почесал ухо, вокруг которого висели давно не мытые волосы.
– Нет, ну, видел, конечно, на улице, когда Николай Иванович того... вывалился. Там все были, и Игорек тоже был. Точно был.
Волков быстро соображал.
– А во второй раз, когда он ушел и больше не приходил, вы тоже с ним выходили?
– Не-ет, – с некоторой досадой, как будто начальник спрашивает какие-то глупости, протянул Рыбалко, – он один пошел. Все, говорит, мужики, дальше без меня. И ушел. Виталька его крыл всякими словами. – Тут Леша засмеялся от удовольствия. – Витальку же хлебом не корми, дай в бильярд сыграть! А «американку» вдвоем на русском бильярде гонять – это...
– Смех один, – перебил Волков, – я уже понял. А ты сам только курить выходил? Больше никуда и ни за чем?..
Тут Леша вдруг покраснел пятнами, волнами, даже шея у него пошла в разными цветами. В чем дело?!..
– Леша?
– Нет, ну а что тут такого-то? Все смеются! Ну, выходил я, ну и что? Виталька говорит – что ты шепчешь, а я не шепчу!.. Могу я с девушкой поговорить так, как мне хочется! А он говорит – ты телячьи нежности разводишь и не расхлебаешь потом ни фига! А я ему отвечаю...
– Ты выходил с девушкой по телефону поговорить, так, что ли?
– Ну да! А все смеются! Говорят, чего ты ей шепчешь?! А я и не шепчу вовсе! А они смеются, собаки! И Дениска тоже!
– А он когда слышал, как ты по телефону разговариваешь?
Леша махнул рукой.
– Да это еще днем! Я возле лифта на подоконнике сидел, и он из «Детского мира» возвращался! И тоже спрашивает а ты все шепчешь?! А я ему – какое твое собачье дело?! Заведи себе девушку и разговаривай с ней, как хочешь!
– Почему ты решил, что он шел из «Детского мира»?
Тут Леша Рыбалко осекся, замолчал и посмотрел на Волкова с удивлением.
– А... откуда же он шел? Из «Детского мира» он и шел!
– Почему из «Детского мира»?! Может, он из гастронома шел или еще откуда-то?
– А! – Леша вдруг вспомнил. – Так у него пакет был! А на пакете такая рожа нарисована и написано «Детский мир». А рожа клоунская. У меня клоун раньше был. Мне бабушка его купила, и я его любил... А что такое?
– Ты слышал, как сигнализация завывала?
– Какая сигнализация, Павел Николаевич?
– У Сиротина на машине все время срабатывала сигнализация! Ты слышал?
Леша подумал немного:
– Да вроде нет. Не слышал. Так это, наверное, если возле окна сидеть, то слышно, а так-то нет!.. Вот я и не слышал. У нас комната окнами вообще во двор выходит, а не на улицу, вы же знаете!
– Да, – согласился Волков. – Я знаю.
Выпроводив Лешу Рыбалко, он некоторое время думал, ходил по кабинету, грыз ноготь, и все никак ничего не придумывалось. Потом он распахнул окно и выглянул наружу.
Снег летел ему в лицо, и тротуара было почти не видно, а уж что творится за углом дома, вообще не разобрать. Действительно, нужно или лезть на подоконник и сильно свешиваться с него, или бежать вниз.
