– Вы никого не видели? – терпеливо повторил Волков. – Вы выскочили, нервничали, побежали заявление писать, или куда вы побежали? Курить?
– Нет, к себе. Я здесь много курил.
– Это я знаю. В коридоре никого не было?
– Усков был, – сказал Осипов, который вдруг вспомнил. – Точно, был Усков. Он в окно смотрел, а в руке у него кружка была. Он мне еще стал объяснять, что за водой ходил, чтобы кофе сделать...
Ну да. А через несколько секунд погиб Сиротин. Может, через минуту.
– Ваше заявление я подпишу, – сказал Волков Осипову. – Если хотите, подпишу даже вчерашним числом. Так что завтра можете на работу не приходить.
Глаза у Маши Даниловой, примерной жены, отчего-то налились слезами.
Осипов помедлил, а потом сказал:
– Спасибо.
Волков, которого они больше не интересовали, рассеянно кивнул, постоял, подумал и почти бегом бросился в свой кабинет.
Там он откопал на столе телефон, нажал кнопку и стал ждать.
Его опять бросило в жар, и он скинул с плеч пиджак.
– Юлька, – сказал он, как только ответили, – ты зачем вчера приезжала ко мне на работу?..
– Господи, боже мой, – пробормотала в трубке жена, именно его жена, а не туманность Андромеды, – откуда ты знаешь?
– Знаю. Зачем?
Она вздохнула. Волков ждал.
– Давай вечером поговорим?
– Нет! – завопил Волков. – Нет!! Прямо сейчас! Юля!!!
– Что ты орешь?
– Я не ору!!!
– Волков, ты что? Что с тобой случилось?
– Юлька, у тебя есть любовник?
Непонятно, чего он ждал, какого ответа, какого всплеска эмоций! Непонятно, что бы он стал делать, если бы она ответила «да» или превратилась в туманность Андромеды!
Копыта все молотили в голове, и оказалось, что это вовсе не скачки, а атака конницы Семена Михайловича Буденного.
Его жена в трубке вдруг захохотала – так, как хохотала всегда. Так, как будто никакой туманности вообще никогда не было.
– Что ты выдумал? – спросила она и опять захохотала. – С чего ты взял-то, Волков?
– С того, что ты меня разлюбила.
– Нет, – сказала Юля, и Волков понял, что это правда. – Нет, конечно. Мне казалось, что это ты меня разлюбил. Ты совершенно перестал обращать на меня внимание. Ну, не в том смысле, что розы приносить но пятницам, а в том смысле, что...
– Да, – сказал Волков, – я понимаю. Ты перестала говорить, а я перестал слушать. Только почему ты перестала говорить?
– Я от тебя очень устала, – сказала Юля в сердцах. – Ты же невозможный мужик! Раньше хоть дети со мной разговаривали, а теперь вообще никто! Я живу, как в Антарктиде! А я же еще молодая, Павлик!
– Что? – спросил в отдалении бодрый детский голосишко, и Юля сказала мимо трубки:
– Это я не тебе!
– Я буду разговаривать, – поклялся Волков. – А зачем ты вчера приезжала? Поговорить?
Юля помолчала.
– Я хотела пригласить тебя на свидание, – сказала она неохотно. – Ну, как когда-то было! А потом передумала. Так невозможно, когда все время я! Хоть бы один раз ты меня куда-нибудь пригласил! Один раз за двадцать лет!
– Я приглашу, – растерянно пообещал Волков. – Ты только меня не бросай, а?
Она вздохнула.
– Да я и не собиралась, – призналась она грустно. – Я думала, пусть все идет, как идет. Если ему нравится так жить, будем жить так, что ж теперь делать. Но я все время вспоминала, как мы жили раньше, и это ужасно, Павлик, то, что стало теперь.
– Это точно.
– И ты во всем виноват!
– Конечно, – согласился Волков. – Конечно, я! Но ты же меня не бросишь?
– Нет, – сказала Юля. – А ты меня?..
– Я тебя люблю.
– Я знаю.
И они помолчали, как будто ничего не случилось, как будто все не стало на свои места, как будто не вернулось то, что было еще так недавно и так давно.
Жизнь, в которой было так хорошо и в которой их обоих так долго не было.
Всегда хорошо там, где нас нет.
Впрочем, Волков точно знал, что хорошо как раз там, где они есть. Они оба, их дети, елки, праздники, будни, ссоры, радости, печали и вновь прибывший рассудительный гном в красных башмачках!..
– А ты вчера в машине долго сидела?
– Долго, Павлик. Я не знала, что нам делать. Что мне делать!
Волков, совершенно разомлевший и счастливый, вдруг вспомнил про свое «расследование» и про смерть Сиротина.
– Юлька, ты машину просто на свободное место поставила?
– Ну да, а что?
– А как Сиротин подъехал, видела?
– Видела. Но я не стала вылезать. Я думала, что сейчас надо будет разговаривать, улыбаться, с Новым годом поздравлять, а у меня правда совсем сил не было.
– А больше никого из наших не видела?
Она подумала немного.
– Еще парень выходил. Это уже поздно было! Я плохо его знаю, Денис, по-моему. У него пакет был в руках с надписью «Детский мир». Я еще вспомнила, как мы с тобой в «Детском мире» Димке шапку купили. Он только родился, а шапка была примерно на меня. Помнишь?
– Помню, – проскрежетал Волков.
– Но этот парень быстро вернулся, пакет скомкал и в урну бросил, которая при входе стоит. А я сразу уехала. Я малодушная, да, Павлуш?
– Нет.
– Не нет, а да!.. Я же так и не заставила себя пригласить тебя на свидание!
– Если бы заставила, может, все было бы по-другому, – сказал Волков. – Может, мы гнома бы тогда проворонили!
– Кого?
Не отвечая на ее вопрос, Волков продолжил:
– И я бы так и не понял, из-за кого погиб Коля Сиротин.
– А сейчас понял?
– Да, Юль, – сказал Волков.
Он вдруг так устал, что у него задрожали руки. Когда он потянул из пачки сигарету, пальцы у него мелко дрожали, и Волкову это было противно.
Жена встревожилась.
– Павел, ты все-таки там расследование затеял?
– Да уже закончил, – сказал Волков вяло, – ты прости меня, Юлька, но я правда не мог понять, что с тобой случилось, и думал, что ты меня разлюбила!
– Как ты мог?
– Сам не знаю. Димка пришел из института?
– Давно. Он сыгранул с Павликом в морской бой и ушел английский учить. И Ксюха звонила. Мне кажется, она собирается домой. – Тут Юля засмеялась. – Слушай, они еще такие маленькие и бестолковые! Она сказала: мам, я больше не могу по утрам подавать ему яичницу! А я ей говорю: а как же я папе всю жизнь подаю? А она мне: так ты папе подаешь, а я какому-то придурку!
Волков молчал, и Юля замолчала тоже, и так они молчали довольно долго, а потом она спросила дрогнувшим голосом:
– Павлуш, а мы Павлика... как ты думаешь... мы ведь уже... не отдадим его в детдом? Или у нас его все-таки... изымут?
– С ума сошла, – сказал Волков сердито. – Никому мы его не отдадим. Я поговорю с Астаховым, он мне расскажет со своей адвокатской точки зрения, что надо делать, чтобы ребенок остался у нас.
Тут Юля вдруг заплакала, навзрыд, как маленькая, а потом сразу засмеялась, и Волкову так захотелось к ней, и к Димке, и к почти незнакомому Павлику, ну, в общем, домой, что он быстро сказал ей, чтобы она не ревела, еще сказал, что скоро будет и что приглашает ее на утренник, в смысле на елку.
– Хочешь на елку?
– Конечно, хочу, – сказала Юля. – Мне все равно куда.
И они попрощались, как прощались в той, прежней, хорошей жизни – сбивчиво, горячо и изо всех сил мечтая увидеть друг друга как можно быстрее!..
Волков, улыбаясь бессмысленной улыбкой, походил по кабинету, а потом заставил себя... вернуться.
У него осталось неоконченное дело, и бросить его он не мог. У него, Волкова, все впереди – Юля, Новый год, елка, утренник, взрослые дети, маленькие дети и весь мир, огромный и прекрасный, а Коля Сиротин погиб.
Волков покопался на своем столе, нашел бумаги, которые вчера ему принес Сиротин, посмотрел и длинно вздохнул.
Потом позвонил по телефону, долго, путано и бестолково объяснял то, что хотел объяснить, – на том конце провода недоумевали, сердились, но в конце концов дослушали его до конца.
Волков долго сидел за столом, думал, а потом, вздыхая, спустился к сиротинской машине и ходил вокруг нее, разгребая ногами снег, который сыпался ему в ботинки, таял, и ноги в конце концов стали совсем мокрыми.
Он думал, что не найдет, но в конце концов нашел. Вытащил из сугроба черную коробочку с лампочками и пластмассовой антенкой, посмотрел на нее и покачал головой. «Сделано в Китае», – было написано на коробочке, и Волков от души пожалел, что эта штука так и не осталась в Китае!..
Потом он ковырялся в урне, морщась от отвращения не к помойке, а к человеку, который проделывал такие гадости, и извлек пакет с надписью «Детский мир».
Детский мир, где покупали шапку для новорожденного Димки!..
Как будто хоть что-то в мире может быть детским – чистым, ясным, пахнущим зимним утром и горячим хлебом!..
Волков так и сидел в куртке, когда приехал розовощекий и полный милиционер и заглянул к нему в кабинет.
Нужно закончить все это как можно скорее. Сил больше нет.
Денис Усков по-прежнему раскладывал пасьянс и немного изменился в лице, когда они вошли, Волков это заметил.
– Вы только не дергайтесь, – попросил он и закрыл за собой дверь. – Я знаю, что вы убили Колю, и даже знаю, за что, я только одного не могу понять, как вам это в голову пришло?! Вы же нормальный человек?! Или мне так только кажется?
