— Звучит прекрасно, — заметила Ниалла. — Райский уголок.
— Синтия говорит, что миссис Арчер тоже звонила. Но с этого фронта не столь радостные вести, боюсь. Берт уехал в Коули, на курсы на фабрике Морриса, и не вернется до завтрашнего вечера. Ваш фургон совсем не на ходу?
По обеспокоенному выражению лица викария я поняла, что он представляет себе картину фургона с надписью «Куклы Порсона», припаркованного у входа в церковь в воскресенье утром.
— Милю или две протянет, — сказал Руперт, внезапно появляясь из-за сцены. — Теперь, когда его разгрузили, ему проще будет ехать, а я буду осторожен.
Что-то промелькнуло у меня в мозгу, но я не уловила что.
— Великолепно, — сказал викарий. — Флавия, дорогая, ты не возражаешь против поездки? Покажешь им место.
Разумеется, нам пришлось ехать длинной дорогой в объезд.
Если бы мы пошли пешком, это была бы прогулка в тени по каменной дорожке позади церкви, вдоль берега реки, через старый бечевник, отмечавший южную границу фермы Мальплакетов, и по ступенькам через забор на поле Джубили.
Но на транспорте, поскольку поблизости не было моста, до фермы «Голубятня» можно было добраться, только если ехать на запад к Хинли, затем милю на запад от Бишоп-Лейси и петлять вверх по крутому западному склону холма Джиббет по дороге, пыль которой сейчас вздымалась позади нас белыми волнами. Мы были на полпути к вершине, огибая лес Джиббет по тропинке настолько узкой, что окружающие ее изгороди царапали бока фургона.
— Не волнуйся о моих косточках, — заметила Ниалла, смеясь.
Мы с ней прижались друг к другу на переднем сиденье, словно червяки в банке рыбака. Руперт вел фургон, а Ниалла и я практически сидели одна у другой на коленях, обнявшись за плечи.
В карбюраторе «остина» то и дело что-то яростно взрывалось, в то время как Руперт, согласно некой древней тайной формуле, известной лишь ему, по очереди орудовал то воздушной заслонкой, то дросселем.
— Теперь об этих Ингльби! — крикнул он, перекрывая беспрестанный шум обратных вспышек. — Расскажи нам о них.
Ингльби — довольно угрюмые личности, предпочитавшие держаться особняком. Время от времени я видела Гордона Ингльби, подвозившего Грейс, свою миниатюрную кукольную жену, на деревенский рынок, где она, всегда одетая в черное, без особого энтузиазма продавала яйца и масло под полосатым тентом. Я знала, как все остальные в Бишоп-Лейси, что отшельничество Ингльби началось с трагической гибели их единственного ребенка Робина. До этого они были дружелюбными и общительными людьми, но с тех пор замкнулись в себе. Хотя прошло уже пять лет, деревня делала скидку на их горе.
— Они фермерствуют, — сказала я.
— А! — воскликнул Руперт, как будто я только что изложила в стихах всю историю семьи Ингльби со времен Вильяма Завоевателя.
Фургон взбрыкивал и дергался, пока мы взбирались все выше, и нам с Ниаллой пришлось упереться ладонями в торпеду, чтобы не стукаться головами.
— Мрачное старое место, — заметила она, кивнув на густой лес слева от нас. Даже редкие всплески солнца, сумевшие проникнуть сквозь густую листву, казалось, поглощаются темным миром древних стволов.
— Это лес Джиббет, — пояснила я. — Здесь поблизости когда-то была деревня Уаппс-Хилл, думаю, века до восемнадцатого, но от нее ничего не осталось. На старом перекрестке в середине леса стояла виселица. Если пойти по этой тропинке, можно увидеть остатки брусов. Правда, они уже сгнили.
— Фу, — поморщилась Ниалла. — Нет, спасибо.
Я решила, что лучше не говорить ей, по крайней мере пока, что именно здесь в лесу Джиббет, нашли повешенного Робина Ингльби.
— Боже мой! — воскликнул Руперт. — Это еще что такое?
Он указывал на что-то, свисавшее с ветки дерева и шевелившееся на утреннем ветру.
— Здесь была Безумная Мэг, — сказала я. — Она собирает пустые банки и мусор вдоль дороги и развешивает все это на веревках. Ей нравятся блестящие штучки. Она как сорока.
Десертная тарелка, ржавая консервная банка из-под «Боврила»,[25] обломок решетки радиатора и погнутая суповая ложка висели, словно гротескная готическая приманка для рыбы.
Руперт покачал головой и сосредоточился на заслонке и дросселе. Когда мы добрались до верхушки холма Джиббет, мотор издал особенно жуткий хлопок и с сосущим бульканьем издох. Фургон резко остановился, когда Руперт дернул за ручной тормоз.
По глубоким складкам на его лице я поняла, что он почти обессилел. Он ударил по рулю кулаками.
— Не говори этого, — сказала Ниалла. — Мы не одни.
На миг я подумала, что она имеет в виду меня, но ее палец указывал через лобовое стекло на обочину тропинки, откуда из глубин изгороди на нас уставилось мрачное, хмурое лицо.
— Это Безумная Мэг, — объяснила я. — Она живет где-то здесь, в лесу.
Когда Мэг торопливо прошла вдоль фургона, я почувствовала, как Ниалла отдернулась.
— Не волнуйтесь, она и правда совершенно безобидна.
Мэг, в лохмотьях из выцветшего черного бомбазина,[26] казалась стервятником, которого торнадо засосал и выплюнул. Красная стеклянная вишенка весело болталась на ниточке на ее черной шляпе-горшке.
— Да, безобидна, — разговорчиво сказала Мэг в открытое окно. — Но есть те, кто мудр аки змей и безобиден аки голубь. Привет, Флавия.
— Это мои друзья, Мэг, Руперт и Ниалла.
Ввиду того, что мы были прижаты бок о бок в «остине», я подумала, что вполне могу называть Руперта по имени.
Мэг разглядывала Ниаллу. Протянула грязный палец и потрогала помаду на губах Ниаллы. Ниалла слегка отпрянула, но вежливо замаскировала это маленькой имитацией чиха.
— Это «Танджи», — весело сказала она. — Сценический красный. Меняет цвет, когда наносишь его на губы. Вот, попробуйте.
Это было великолепное представление, и я должна поставить ей высшую оценку за то, как она скрыла страх за дружелюбным и жизнерадостным поведением.
Мне пришлось слегка подвинуться, чтобы она могла выудить помаду из кармана. Когда она протянула ее, грязные пальцы Мэг выхватили золотой тюбик у нее из руки. Не отводя глаз от лица Ниаллы, Мэг намалевала широкие полосы на своих потрескавшихся и грязных губах, сжимая их, как будто пила через соломинку.
— Мило! — сказала Ниалла. — Великолепно!
Она снова полезла в карман и достала эмалевую коробочку с пудрой — изысканную вещицу из сверкающей оранжевой клуазонне[27] в форме бабочки. Открыла ее, демонстрируя крошечное круглое зеркальце в крышечке, и, быстро глянув на себя, подала пудру Мэг.
— Вот, посмотрите.
Во мгновение ока Мэг цапнула коробочку и принялась тщательно рассматривать себя в зеркале, с воодушевлением поворачивая голову из стороны в сторону. Удовлетворенная увиденным, она вознаградила нас широкой улыбкой, обнажившей черные провалы на месте нескольких выпавших зубов.
— Мило! — пробормотала она. — Превосходно! — И сунула оранжевую бабочку себе в карман.
— Эй! — Руперт попытался схватить ее, и Мэг изумленно отпрянула, как будто только что увидев его. Ее улыбка исчезла так же внезапно, как появилась.
— Я тебя знаю, — мрачно заявила она, уставившись на его эспаньолку. — Ты дьявол, да. Да, вот что было и случилось вновь: дьявол вернулся в лес Джиббет.
И с этими словами она отступила в изгородь и скрылась.
Руперт неуклюже выбрался из фургона и захлопнул дверь.
— Руперт, — окликнула Ниалла. Но, вместо того чтобы пойти в кусты следом за Мэг, как я было предположила, Руперт отошел на небольшое расстояние вперед по дороге, осмотрелся и медленно вернулся, взбивая ногами пыль.
— Это просто небольшой уклон, и от вершины холма мы на расстоянии броска камня, — сообщил он. — Если мы сможем дотолкать фургон всего лишь до того старого каштана, мы легко скатимся по дальней стороне. Может, даже снова заведемся. Тебе нравится рулить, Флавия?
Хотя я провела много часов в старом «фантоме II» Харриет в нашем сарае, я всегда там либо размышляла, либо пряталась. Я никогда не управляла движущимся автомобилем. Хотя на первый взгляд эта идея не была непривлекательной, я быстро осознала, что у меня нет особого желания, потеряв управление, с грохотом нестись по восточному склону холма Джиббет и пострадать посреди живописного пейзажа.
— Нет, — сказала я. — Может быть, Ниалла…
— Ниалла не любит водить, — отрезал он.
Я сразу же поняла, что попала впросак, так сказать. Предложив Ниалле рулить, я в то же время предположила, что Руперт пошевелит своим задом и будет толкать — с парализованной ногой и все такое.
— Что я имела в виду, — сказала я, — так это то, что вы, вероятно, единственный из нас, кто может снова завести двигатель.
Старый трюк: польсти мужскому тщеславию, и я возгордилась, что вспомнила о нем.
