— Конечно! — несколько удивленно посмотрел на старшего инспектора МУРа Саушкин. — Мотивами их преступлений может быть удовлетворение извращенных интимных желаний. Это могут быть даже элементы в одежде жертвы, вызывающие половое влечение. Может быть гнев, привлечение к себе внимания. Навязчивая идея мщения тем типам людей, один из которых некогда оскорбил или предал нашего фигуранта… Помню, в двенадцатом году объявился в Москве один такой интересный персонаж — Артур Ножевик. Имя его, конечно, мы потом узнали… Причем прозвище Ножевик он сам себе придумал. Начиная с февраля двенадцатого года стали находить трупы женщин легкого поведения с многочисленными ножевыми ранениями. Первый труп — Анюта Буткуте, двадцати двух лет, билетная проститутка. Найдена в номере гостиницы «Бристоль» на Тверской с тридцатью пятью ножевыми ранениями. Нанесены они были женщине уже мертвой, после удушения руками. Когда весной того же года недалеко от дома свиданий в Пильниковом переулке был найден второй труп с сорока двумя ножевыми ранениями, причем опять-таки нанесенными уже бездыханному телу, то проститутки Москвы переполошились и стали отказываться работать. Позже в одном из публичных домов на Грачевке было найдено еще одно мертвое тело проститутки, изрезанное в районе груди, плеч и живота многочисленными ножевыми ранениями, и начальник Московского уголовного сыска собрал расширенное совещание, где заявил, что убийство проституток — дело рук серийного душегуба и маниака. Было решено бросить лучшие силы московского сыска на поиски преступника, а руководить розыском взялся сам начальник сыска Аркадий Францевич Кошко… Искали душегуба целый год. За это время он убил еще четырех проституток. Помогло то, что в ротовой полости одной из жриц любви патологоанатомом были найдены частицы мужского семени. Их отдали на исследование в один из научных медицинских кабинетов, и было выявлено, что семя принадлежит человеку, больному сифилисом. Тотчас родилась версия, что душегуб убивает проституток за то, что некогда заразился сифилисом от одной из них и теперь попросту мстит им. Стали поднимать материалы по обратившимся в кожно-венерологические клиники и отделения больниц. В поле зрения попало несколько человек, в том числе и бывший юнкер Александровского военного училища Артур Севастьянович Куликовский. Он уже был на заметке у полиции: в одиннадцатом году в одном из полицейских участков Москвы он угрожал убийством женщине легкого поведения Нинель Карповой, после чего был сведен в участок ее покровителем. Скандал Куликовскому удалось как-то замять, но из военного училища он был все же отчислен. В конце концов, его поймали с поличным в гостиничных номерах для приезжих мадам Марии Завойской, что на Сретенском бульваре, где он душил бедную женщину. Как оказалось, в одиннадцатом году пятнадцатилетний юнкер Александровского военного училища Артур Куликовский, из дворян, был соблазнен двадцатидевятилетней женщиной Нинель Карповой, московской мещанкой. Они стали жить с ней, как мужчина и женщина, причем Карпова обучила его всем изощренным приемам телесной любви, практически развратив его, а потом бросила, отыскав нового ухажера. Да еще напоследок заразила Куликовского сифилисом, поскольку была гулящей. Пятнадцать лет — возраст подростковый. Психика неустойчива, к тому же ему не давала покоя уже развращенная натура. Однажды Куликовский увидел Нинель с другим мужчиной и напал на нее, угрожая убить. Ухажер Карповой скрутил юнкера и отвел в полицейский участок. Когда Куликовского отчислили, он поклялся отомстить как за свою честь, так и за то, что был заражен сифилисом. И вскоре принялся убивать проституток, предварительно пользуясь их услугами в изощренной форме. На дознании он признался, что убил таким образом восемь женщин. «Я очищал город от скверны», — так заявил юнкер на первом же допросе… И знаете, что самое ужасное в этом деле, он искренне верил в какую-то свою миссию!
— Он точно был ненормальным, — воспользовавшись паузой в рассказе Саушкина, произнес Николай Осипов. — Свихнулся на почве болезни и желания мстить.
— Именно так поначалу и подумало следствие, — внимательно посмотрел на Колю Владимир Матвеевич. — И Куликовского после следствия поместили на «Канатчикову дачу» — известную психиатрическую клинику на Якунчиковском шоссе. После исследований, проведенных тамошними психиатрами, выяснилось, что он отнюдь не дегенерат с какими-то врожденными дефектами, а самый что ни на есть мстительный маньяк-садист. В четырнадцатом году суд присяжных вынес решение приговорить Куликовского к двенадцати годам каторжных работ. Однако на этапе следования он был убит уголовниками, прознавшими о преступлениях бывшего юнкера.
— Ну, туда ему и дорога, — заключил Бахматов, когда Саушкин замолчал.
— Так, может, и наш лошадник кому-нибудь мстит? — выдвинул предположение Коля Осипов.
— Вы думаете, что когда-то ему продали плохую лошадь, и он затаил месть? Не похоже на то, — ответил Владимир Матвеевич. — Скорее всего, как я уже сказал, мотивом для его жестоких убийств является финансовая выгода. И ничего более!
— Я тоже так думаю, — кивнул Бахматов. — Согласен и с тем, что надо выставить наблюдение за лошадиным рынком на Конной площади. И привлечь к этому Замоскворецкий отдел милиции во главе с инспектором Фатеевым, поскольку это их территория. Только сделать все это надо в высшей степени аккуратно, чтобы никоим образом не спугнуть убийцу. Завтра я поговорю с Николаевым по этому вопросу. А покуда команда такая: Осипов и Стрельцов с завтрашнего дня начинают обход близлежащих к Конной площади улиц. Это Мытная, Шаболовка, Коровий Вал, Люсиновская улица, а еще переулки: Конный, Арсеньевский, Первый Коровий, Арбузовский… Присматриваться ко всем жителям, имеющим лошадей и занимающимся конным извозом, и брать их на заметку. Желательно под каким-либо предлогом узнавать их адреса, а то и просто проследить за ними, если они направляются к дому. Только сделать все надлежит грамотно…
— А пусть они дома обходят на предмет варения самогона, — предложил Владимир Матвеевич. — Самогон у нас под запретом… Это даст им право тщательнейшим образом произвести досмотр домов и строений, и себя при этом не обозначить.
— А ведь это мысль, вы дело говорите, — одобрительно посмотрел на него Леонид Лаврентьевич. — Так и поступим. И ордера нужные на предмет борьбы с самогоноварением выпишем. Вам все понятно?
Стрельцов и Осипов дружно кивнули.
— Стало быть, на том и порешим, — резюмировал Бахматов.
— А сами-то вы как съездили, Леонид Лаврентьевич? — спросил Бахматова Владимир Матвеевич.
— Не без результатов, — немного помолчав, ответил старший инспектор уголовного розыска. — Фотографическую карточку последнего нашего убитого опознал его родственник из поселка Сафарино, что от Москвы в семидесяти верстах. Семеном его звали… — Леонид Лаврентьевич выдержал небольшую паузу и добавил: — А в Москву он приезжал лошадь покупать. Уж очень она ему нужна была в хозяйстве…
— Выходит, наша версия верная! — воскликнул Коля Осипов. — И все сходится на нашем лошаднике?
— Похоже, что сходится, — ответил Бахматов. И подвел итог совещания следующими словами: — Так что теперь все зависит от нас. Как скоро мы его изловим, покамест он еще кого-нибудь к праотцам не отправил. Все. Отдыхать. А с завтрашнего утра — работать по полученным заданиям. А вам, — посмотрел он сначала на Осипова, а затем на Стрельцова, — смотреть в оба и все примечать, когда по домам ходить будете: лошадей хозяйских, упряжь, инструменты со следами крови, кладовки, погреба; нет ли где на полу замытых кровавых пятен… Словом, смотреть зорко! Понятно?
— Сделаем все, что нужно, — ответил Николай.
— Не оплошаем, — поддержал Георгий.
Бахматов на это только хмыкнул, а Саушкин добродушно улыбнулся.
На том и разошлись.
Глава 5. «Со мной не пропадешь»
Один бог ведает, какие мысли роились в голове покорной Марии, когда она увидела кровь на полу и на стуле. Может, она поверила словам мужа, что у чернявого пошла носом кровь, а может, и не поверила, что скорее всего.
Она безропотно подчинилась приказу мужа замыть кровь на рукаве его пиджака и в комнате, после чего ушла к детям. Если не было работы по хозяйству и по дому, она все время находилась с детьми. Их присутствие рядом придавало хоть какой-то смысл ее существованию. Если бы ее спросили, что она делала бы, коль не имела детей, то Мария наверняка ответила бы: удавилась бы от тоски, к чертям собачьим! Или промолчала, поскольку говорить не любила. Но подумала бы именно так…
Собственное существование до того опостылело, что, кроме детей, в этой жизни ее ничего не держало. Да и к детям она стала как-то охладевать. Даже плач грудничка не шибко ее трогал, скорее раздражал. А зачем ей жить, если горестей и зла в этой жизни куда больше, нежели чем добра и радости.
