- Возможно, это был дух затопленного города, который до сих пор витает над родными местами, - сказал Алик, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез.
- Одно можно сказать твердо, - заявил Павел. - Кроме нас, здесь никого нет и не было, и мимо никто не проплывал. Но и тени не чудились. Конечно, это не люди. И, я думаю, этим теням найдется в конце концов какое-то естественное объяснение... Меня сейчас другое больше занимает. Я считаю, что для первого, пробного дня улов у нас великолепный! Если и дальше так пойдет, то материалу мы наберем больше, чем достаточно. Сейчас, выходит, главное - ни минуты не терять. Снимать, снимать, и снимать, пока мы в ворохе пленок не утонем, тогда и будет путное... И главное, уже первый день задает нам нужную интонацию... лирическую ноту, если хотите. Помните, у Добужинского есть такая работа, "Расстрел демонстрации", по-моему? повернулся он к своим коллегам. - Никакой демонстрации мы там не видим, как и никакого расстрела, мы видим пустую, без единого человека, улицу и брошенную у стены детскую куклу. И по этой пустоте, этому безлюдью, по брошенной кукле мы только яснее догадываемся, какая трагедия произошла. Вот и эту куклу нам надо тянуть в ту же сторону! - он все больше вдохновлялся. - Вы понимаете? Трагедия затопленных земель. Может, для прямой аналогии, и картину Добужинского дать, заставкой или как, чтобы всем было понятно. Это будет эффектно. Убойный эффект получится - то, что надо!
- А не сладенько будет? - вопросил Алик. - Это, конечно, не мое дело, но...
- Можно и сладенького прибавить, чтобы слезу вышибить, - ответил Павел. - Телевидения без этого не бывает - зрителей надо за грудки брать и встряхивать. Но и подмаслить при этом, чтобы они в креслах от соплей растекались. Удар нужен, удар - а уж какими средствами его наносить, это мы придумаем! И потом, мы ещё столько материала накопим, что тысячу раз все изменится, - он поглядел на часы. - Плывем к берегу? Поужинать надо - и на боковую. Завтра день будет насыщенный. И завтра я тоже под воду спущусь.
- А мы когда? - спросил Ванька.
- Лучше бы обождать вам день-другой, пока мы все поразведаем, - сказал Алик. - Определим опасные места, возможные ловушки - ведь под водой мало ли на что можно нарваться. И когда мы сами будем хорошо знать рельеф дна и план города, мы отправимся вместе с вами в большую подводную экспедицию. Это может быть послезавтра или через два дня, как у нас самих дела пойдут.
- Через два дня... - протянул Ванька. И даже Фантик выглядела малость разочарованной, хоть она и побаивалась погружаться под воду. Не знаю, какое выражение было на моем лице, но, наверно, тоже вполне унылое.
- Мы отвечаем за вас, - напомнил Сергей. - Поэтому, согласитесь, имеем право отпустить вас под воду лишь тогда, когда сами убедимся в безопасности такого погружения.
- Дней у нас слишком мало, - заметил я.
- Ничего! - ободряюще сказал Алик. - Еще наплаваетесь. Все успеем. А Павел прав, пора поворачивать к берегу и устраиваться на ночь.
И мы вернулись в нашу бухточку. На ужин у нас опять была рыба, и копченая, и жареная. Телевизионщики налегали на судаков так, что у них за ушами трещало. Оно и понятно, когда-то ещё им доведется свежевыловленной рыбки пожрать. Но, надо сказать, и мы от них не отставали, хотя у нас-то рыба не переводилась, и не только судаки, лещи и сазаны, у нас и форели в разных видах всегда запасец имелся, и малосольной, и копченой, и с икрой форели банки стояли, икра у неё роскошная, по вкусу и по цвету от красной лососевой не отличишь, вот только икринки мельче. Да и Фантик с родителями достаточно часто гостила у нас, чтобы привыкнуть к рыбному изобилию и к тому, что в городах считается жуткими деликатесами. Но, все равно, хорошую рыбу мы готовы были есть круглый год.
Уже смеркалось, и комарье затанцевало вокруг нашего костра. Правда, комаров было мало, и не слишком они были докучливыми. Алик удалился на яхту, что-то проверить, Сергей попивал чай и глазел на языки огня, Павел, полулежа у костра, строчил в своем блокнотике. А мы валялись на травке и лениво переговаривались.
И тут послышалось тарахтение лодочного мотора, сперва вдали, потом ближе и ближе.
- Эй! - закричали нам с лодки. - Принимаете гостей?
Это вернулись Серега и Колька. Причалив и на полкорпуса вытащив лодку на берег, они торжественно вручили телевизионщикам две пластиковые бутыли, полуторалитровую и литровую.
- Пять пузырей, два с половиной литра, как заказывали, - сообщил Серега. - То есть, это на семьдесят пять рублей выходило, но пять рублей нам скостили, сторговались мы. А в емкости побольше налили, чтобы поменьше тары с собой таскать, да пластик, он и не стекло, не разобьешь.
- Отлично! - Павел подскочил на ноги и, сложив ладони рупором, закричал в сторону яхты. - Алик, плыви сюда! Драгоценная влага приехала! И стаканчики захвати, и закусон какой-нибудь.
Через десять минут Алик был на берегу. А через двадцать - рыбаки и телевизионщики сидели у костра, со стаканчиками, колбаской, огурцами и зеленым луком на газетке и пятью вскрытыми баночками тушенки - из каждой банки по вилке торчало - и трепались так, как будто всю жизнь были задушевными друзьями. Нас телевизионщики попытались отправить спать, но мы отказались. И рановато было, и, подозревали мы, телевизионщики своего не упустят, раскрутят рыбаков на какие-нибудь интересные местные истории, чтобы "материала" собрать побольше.
- ...Так, значит, вы с телевидения? - спросил Серега.
- С него самого, - ответил Павел. - Вот, хотим затопленный город снимать.
- А чего там снимать? - удивился Колька. - От него, почитай, ничего и не осталось.
- Ну, допустим, кое-что осталось, - сказал Павел. - Даже вещи какие-то находятся. Видно, народ в спешке переезжал.
Серега покачал головой.
- Спешки не было. Все заранее оповестили, и перевозили по графику. В Рыбинске сразу население подскочило, и город расширился. То, что раньше городом не считалось, вошло в его черту. Переборы, там, Веретье, и по другую сторону Волги места... Так? - повернулся он к Кольке.
- Вроде, так, - кивнул Колька. - Хотя, по-моему, Переборы позже частью города стали. Хотя столько времени прошло, не упомнишь. Это вам надо у ученых спрашивать, у историков.
- А в спешке перемещали тех, кто переезжать не хотел, - сказал Серега. - Немало таких было. Их, значит, с милицией, уже перед самым затоплением. Вот и получалось, что люди брали только то, что захватить с собой успели, и вещи оставались. А то, и арестовать могли, и отправить куда подальше, за неповиновение властям. Времена ведь такие были... А уж когда арестовывали и упекали в лагеря, тогда, понятно, вообще все хозяйство оставалось. Милиция дома и квартиры опечатывала для порядку, хотя и понимали, что глупо это: все равно через день-другой все под водой исчезнет.
- Говорят, народ в Мологе был зажиточный, - ввернул Алик. - Вот, наверно, и жаль было оставлять насиженные места.
Серега рассмеялся и махнул рукой.
- Да какой там зажиточный! Всех зажиточных ещё до войны раскулачили или как "белую косточку" загребли. Нет, привыкли люди, вот в чем дело. Как тот старик, о котором рассказывают...
- Что за старик? - живо спросили телевизионщики.
- Да, вроде, был такой, который так и не смирился с потерей родного дома, - сообщил Колька. - Каждый день на берег приходил и на море глядел. Его сын с невесткой уже за его рассудок волноваться стали, внучка приставили, чтобы тот за дедом следил. Только не уследил внучок. Однажды, как он то ли зазевался, то ли с ребятами купаться побежал, а дед прыгнул с высокого берега и поплыл. Плыл и плыл, пока не утонул. Тело его так и не нашли. А когда мы мальчишками были, нас рассказами пугали, что этот старик так и живет в своем подводном доме. Вернулся он, мол, туда, и иногда его в воде разглядеть можно, а иногда он над водой показывается, будто парит. Только лучше его не видеть. Все, кто его видели, погибали очень быстро, буквально в несколько дней.
- Так, выходит, он к смерти появляется? - нахмурился Павел.
- Вот-вот, к смерти. Вроде как, выбирает тех, чья жизнь уже измерена и кто все равно, что покойник, и дает им это понять. Я говорю, ни один из тех, кто его видел, и недели потом не прожил. Но рассказать успевали. Худой такой старик, говорят, в черном.
- И не известно, в каком именно доме он в Мологе проживал? поинтересовался Сергей.
- Нет, - ответил рыбак Серега. - Если и было известно, то давно забыто... Да случаев тут много бывало... Вон, только недавно вспоминали, как мертвый священник вертухая чуть не утянул, - он обвел притихших слушателей взглядом. - История такая вышла. Был один священник, в местной маленькой церковке, и был крупный вертухай, чуть ли не начальник одной из зон. У этого вертухая со священником были давние счеты. Это он его тряс в свое время, чтобы, значит, церковные ценности сдавал, и он же его под расстрел оформлял.
- То есть, выходит, он тогда следователем был, а не вертухаем, ввернул Павел.
