- Ну что же, тогда остается местное население… Как у вас дела с местными жителями?
- Мы не связываемся с местным населением. Все, что нужно, мы возим из Старого Села. Строителей тоже нанимали оттуда. Здесь ведь народ делает все попросту – вида никакого нет. Никакого понятия о стиле. В общем, это не наш круг общения.
- А почему вы не достроили забор?
Брезгунов с неохотой сознался:
- Решили пока отложить из-за денег. Деньги есть, но они нужны то там, то сям… Купили вот сыну квартиру в городе, - неудобно ведь ездить на учебу отсюда. Взяли кредит. А проценты сейчас ведь сами знаете какие…
- А сто тысяч у вас есть?
- Не волнуйтесь, на особые случаи деньги отложены. А забор потерпит. Тем более он есть, только не сплошной.
- Может, вы денег кому-то должны?
Брезгунов помотал головой.
- Хорошо. Давайте вернемся к самому выстрелу. В общих чертах мне уже рассказали, как это было. Давайте уточним детали. Во сколько вы пошли в уборную?
- Точно не скажу. Знаю, что звонил в милицию в час семь минут.
- Вы, извините, регулярно так выходите в туалет?
- Нет. Ночью, бывает, выхожу, но в разное время и не всегда.
- В доме горел свет?
- Только на лестнице на второй этаж. Ночник. Он освещает все внутренние переходы, - чтобы ночью не убиться.
- Можно было увидеть снаружи, как вы ходите внутри дома?
- Нет.
- Когда вы шли, были отблески молний? Что вы вообще видели сами?
- Через три дома от нас горит прожектор. У нас его свет, конечно, сильно слабнет, но, помню, он как-то… отсвечивал, - от дождя, кустов… А молний, пока я шел, не было. Когда в доме шел – были, и уже там – когда все случилось.
- А какая, вообще, была видимость? Вот вы сами на сколько метров видели?
- Ну… - Брезгунов задумался и посмотрел в сторону туалета. – Уборную было видно от дома; но на земле… Наверное даже если в шаге от меня лежал бы человек, я бы его не заметил.
- А вас заметили бы?
- Ну, наверно, когда дверь открывал… А! – вдруг воскликнул он, - я понял!
- Что?
- Почему он не выстрелил второй раз!
- Почему?
- Дверь была закрыта, и у дома было темно! Он меня просто не видел!
- Может быть… А вот первый выстрел, - как это было?
- Я не знаю… Я просто был в туалете, а потом – раз – и все. Дырки в стенах.
- А выстрел вы слышали?
- Нет. Только пулю.
- Что же, - с глушителем стреляли?
- Не знаю… Гром был… все слилось… Может и слышал…
- То есть сначала была молния, потом гром, а потом – пуля.
- Да.
- Ну это хоть что-то… А щели в туалете есть?
- Нет, там вагонка, сделано очень хорошо.
- То есть понять, как там располагается человек, очень сложно.
- Да.
- Вот это и заставляет думать, что преступник стрелял импульсивно и больше вами не интересуется.
- Не вижу связи…
- Ну вот представьте хладнокровного убийцу, который твердо намерен кого-то убить. Он до конца не отступит от своего, он захочет увидеть жертву и убедиться в том, что он сделал свое дело. А поставьте его в обстоятельства вашего дела, - он в них не вписывается. Тут человек думал: «Убью!», но видеть крови, ран, мучений – не хотел, его чувства на долго не были рассчитаны, - он отчего-то был зол на вас или вообще неизвестно на что зол, - и надо было эту злобу на что-то направить, но так, чтобы самому эмоционально не пострадать, понимаете?
- Примерно.
- Вам такие люди случайно, не попадались в последнее время?
- Что-то… не припомню… с другой стороны, так можно почти на каждого подумать.
- Да, у нас народ такой… Скор на расправу… Не обязательно, конечно, все было именно так. Вообще могло быть как угодно. Просто это выглядит наиболее правдоподобной версией. Мне кажется.
- Ну что же… - продолжил Бусыгин, записав что-то в записную книжку, - пока, пожалуй, все. Хотелось бы иметь номер вашего телефона…
- Конечно-конечно…
Они обменялись телефонами и Анатолий Михайлович продолжил:
- Прежде чем разговаривать с Еленой Григорьевной, я хотел бы осмотреть уборную. Вы пройдите пока в дом, а я подойду к ней, полюбопытствую, - будто бы сам по себе. Пока не хочу, чтобы в деревне узнали, чем я теперь занимаюсь, - а то потом слова из людей не вытянешь.
Брезгунов ушел в дом, а Бусыгин окинул взглядом туалет, заглянул в отверстия от пули. Увидел он через эти отверстия кусты тальника, которые широкой полосой росли между старицей и дорогой, которая шла по задворкам. Со стороны это выглядело, действительно, как если бы какой-нибудь праздношатающийся осматривал местные достопримечательности. Потом он тоже вошел в дом. Брезгунов ждал его в прихожей.
- Она в кухне, - сказал он.
Они прошли в кухню.
- Очень даже неплохо сделано, - похвалил кухню Бусыгин. Кухня была выдержана все в том же псевдоруссконародном стиле, но сделана была действительно аккуратно. – Елена Григорьевна, давайте сядем с вами вот в этом углу… А вас, Иван Николаевич, я попрошу удалиться. Поверьте, конфиденциальность в этом деле не помешает.
Брезгунов послушно вышел из кухни и стал подниматься по лестнице наверх, а Анатолий Михайлович и супруга депутата сели на обитые кожей сиденья кухонного уголка.
Елена Григорьевна заметно нервничала, но вовсе не от того, что она что-то скрывала, а потому что ей не нравилось зависеть от человека, одетого в рабочую одежду, не очень хорошо выбритого и при этом выставившего ее с разговора с мужем. К тому же как на него можно воздействовать и можно ли им управлять вообще, она не понимала.
Видя ее беспокойство, Бусыгин заговорил спокойным, умиротворяющим, совсем не деловым, - как с ее мужем, - тоном.
- Елена Григорьевна, для начала я задам вам много формальных вопросов, поэтому давайте наберемся терпения…
И хотя было видно, что терпение у Елены Григорьевны кончилось давно, он довольно быстро заполнил еще полторы страницы своей записной книжки. Там появились записи о том, что родилась она в 1965 году, закончила педагогический институт, что у нее есть сестра, которая живет во Владивостоке; далее последовали фамилии двух ее предыдущих мужей, один из которых был ошибкой молодости, а второй непозволительно долго просидел на капитанской должности в одной воинской части в Карелии. От мужа-военного у нее осталась дочь, которая не сошлась характером не только с отчимом, но и с Еленой Григорьевной, поэтому воспитывалась бабушкой – матерью отца. Все связи с ней были разорваны. Все это Елена Григорьевна сообщала с плохо скрываемой неприязнью. Про дочь она сказала «наверное, учительницей теперь работает», при этом слово «учительница» прозвучало почти как ругательство. Выслушав всю эту эскападу, Бусыгин записал только «дочь от вт. брака» и имя. Очевидно, контакт с этой ветвью был потерян довольно давно.
Сама Елена Григорьевна работала специалистом РОНО, среди ее обязанностей большое место занимало сотрудничество с милицией, санэпидемстанцией и другими органами контроля и власти.
Заговорив о муже, Анатолий Михайлович легко спровоцировал ее на откровенность, хотя эта откровенность принесла ему не так уж много информации.
- А что вы можете сказать о муже, Елена Григорьевна? – задал он сначала общий и почти бессмысленный вопрос.
- Что же я могу сказать… Он депутат… заместитель директора мебельной фабрики… Я не знаю, что сказать…
- Но вы довольны его положением в обществе?
- Нет, – честно ответила она. – Не довольна. Если бы не я, он бы всю жизнь работал мастером на этой задрипаной «фанерке». Ему же не надо ничего. Он вон и туалет не как люди сделал, а на улице. За что и получил.
- Но он вроде бы депутат… Член партии. Не все же становятся депутатами,- хоть и районного совета.
- Да какой он депутат! Другие вон уже на всю область делами ворочают, все имеют… А этот…Делает, что скажут, всего боится…
- Боится? Чего боится?
- А вот это не ваше дело, чего он боится!
- Как это не мое? Зачем же вы меня нанимали?
Елена Григорьевна сложила руки на груди и посмотрела Бусыгина неожиданно умным колючим взглядом.
- Место свое потерять боится. Потому что не его это место.
- Что значит не его?
- Рылом он не вышел, чтобы его занимать.
- Что, какой-нибудь конфликт на этой почве?
- Он делает, что ему говорят, понятно? Какой у него может быть конфликт? Господи… Так и проживем всю жизнь в этой дыре… С этим грибом бесхребетным…
«С грибом…» - повторил про себя отставной следователь. Он любил собирать грибы. На несколько секунд Иван Николаевич вызвал у него симпатию.
- Как же он депутатом-то стал, если он гриб бесхребетный?
- А вот это уж точно не ваше дело.
- Елена Григорьевна, я должен все прояснить, понимаете – все! Иначе как я могу оценить степень опасности с той или с другой стороны?
