— Это вы сообщили Крейну, где ее искать?
— Да. А вы считаете, что это была ошибка?
— Он примчался в клинику на всех парах, намереваясь учинить дознание. К счастью, доктор Годвин дал ему от ворот поворот.
— Это он умеет. Я лично полагаю, что если у Долли есть какие-то важные сведения, она обязана поделиться ими со следствием. Моя семья всегда чтила закон.
— Мне кажется, что вы любите Долли.
— Да, хотя давно не виделась с ней. Однако это не значит, что я стану ее покрывать. Мое положение в обществе обязывает меня…
— Что же это за положение такое?
— Я — старший распорядитель фондов округа, — объявила она, — но это к делу не относится. Я воспитывала Долли как родную дочь, кормила ее, одевала, дала прекрасное образование. Как вы думаете, на чьи деньги она уехала учиться в Лос-Анджелес? Так чего еще ей от меня надо?
— Поддержки. Не знаю, что наплел вам шериф, но уверен: он глубоко неправ.
— Шериф Крейн не ошибается, — с каменным лицом ответила она.
— Полицейские тоже люди, — возразил я, — как, впрочем, и присяжные. Они вполне могли дать маху и осудить невиновного.
Она рассмеялась мне в лицо.
— Нелепость. Вы просто не знаете Тома Макджи. Напиться и избить жену было для него обычным делом. Я сама не раз защищала сестру с револьвером в руках, прикрывая собой ребенка.
— Чего же он хотел от жены?
— Повиновения. Двенадцать лет сущего земного ада, вот что он ей принес. А потом убил. И нечего попусту убеждать меня в его невиновности.
— Почему он ее убил?
— Потому что всю жизнь был чудовищем. Слухи о том, что Констанция имела любовника, — чепуха. Она была верна Тому до гроба, хоть они и жили раздельно.
— А кто пустил слухи о любовнике?
— Так, ходили сплетни, — вяло ответила она. — Грязные сплетни — обычное дело, когда у мужа и жены что-то не ладится. Может, сам Томас их и распускал. Во всяком случае, его адвокат пытался бубнить что-то про любовника.
— Кто его защищал?
— Есть тут такой старый лис по имени Джил Стивенс. К нему обращаются только те, кто влип по самые уши, а он их выгораживает и обдирает до нитки.
— Макджи он, однако, не выгородил.
— Почему же? Десять лет тюрьмы за такое зверское злодеяние — не кара.
— Меня интересуют подробности убийства, — сказал я. — Возможно, вам больно вспоминать об этом…
— Что именно вы хотите знать?
— Как все произошло.
— Меня не было дома, однако я знаю об этом убийстве почти столько же, сколько Том Макджи.
— И Долли, — вставил я.
— Да, и Долли. Она оставалась тут вместе с Констанцией. Был десятый час вечера, и девочка уже спала, а сестра шила ей платье. Оно все потом было в крови, и его показывали на суде как вещественное доказательство.
— При каких обстоятельствах был произведен выстрел?
— Макджи постучался в дверь и уговорил сестру открыть.
— Странно, что ему удалось.
— У него был какой-то особый дар. Если надо, он мог выманить и птицу из гнезда своими речами. Так или иначе, но произошла очередная ссора. Судя по всему, Томас хотел вернуть Констанцию, а она отказывалась. Долли слышала, как они кричали друг на друга.
— Где она спала?
— Наверху, в комнате матери. Ее разбудили голоса, потом раздался выстрел. Долли подскочила к окну и увидела, как отец выбегает из ворот на улицу с дымящимся револьвером в руках. Затем она спустилась вниз и наткнулась на тело матери…
— Констанция уже была мертва?
— Да, пуля попала в сердце.
— Из какого пистолета стреляли?
— Шериф сказал, что из обычного револьвера среднего калибра. Оружие так и не нашли. Вероятно, Макджи швырнул его в море. Арестовали-то его в Пэсифик-Пойнт.
— На основании показаний Долли?
— Бедняжка была единственным свидетелем.
— Вы позволите мне осмотреть дом?
— Какая в том нужда?
— Хочу более наглядно представить себе, как все произошло.
— Что вы пытаетесь доказать?
— Ничего. Я просто делаю то, за что мне платят.
Она нехотя открыла дверь и показала мне место, на котором лежал труп ее сестры. Я отметил про себя, что и мать Долли, и Хелен были убиты прямо в прихожей, причем обе — из револьвера среднего калибра. Может быть, и убийца один и тот же? С мисс Дженкс я этим предположением делиться не стал.
— Хотите чашку чая? — внезапно спросила она.
— Нет, спасибо.
— А кофе? У меня растворимый.
— Благодарю, вы очень любезны.
Она оставила меня в гостиной, которая отделялась от столовой раздвижной дверью и была заставлена массивной темной мебелью прошлого века. На почетном месте, на крышке запертого пианино, красовалось фото, изображавшее двух женщин и ребенка. Одной из дам была мисс Дженкс, второй — судя по всему, Констанция. Между ними стояла десятилетняя Долли.
Мисс Дженкс принесла кофе, но я только чуть пригубил свою чашку. Выйдя в прихожую, я обнаружил в дальнем конце застеленную каучуком лестницу и направился к ней.
— Можно заглянуть в комнату Долли?
— Теперь там сплю я.
— Я ничего не трону.
Ставни в комнате были закрыты, и хозяйка зажгла для меня верхний свет. Пол был устлан какой-то несуразной розовой материей, на исполинской кровати лежало покрывало того же цвета. Я раздвинул ставни одного из окон и, выглянув наружу, увидел высокое крыльцо, улицу и вдалеке — мою машину у тротуара.
— Какого роста была Долли десять лет назад? — спросил я.
— Довольно высокого. Фута четыре с половиной, а что?
Я опустился на колени. Теперь мне были видны лишь ветви деревьев за подоконником да самый краешек крыши моей машины. Имея рост в четыре с половиной фута, вряд ли можно было увидеть из окна человека на расстоянии меньше, чем сорока футов от дома, а пистолет в руке и подавно мог попасть в поле зрения только тогда, когда человек уже выбежал бы на улицу.
— В тот вечер было очень темно? — спросил я, поднимаясь.
— Да.
— Я не вижу поблизости ни одного фонаря.
— Мы живем в бедном городишке, мистер Арчер… Но у Долли превосходное зрение. Уж отца-то она, во всяком случае, признала бы.
— Она сама сказала вам, что это был Макджи?
— Да.
— Почему Констанция решила лечить Долли у доктора Годвина?
— Видите ли, девочка не успевала в школе, много грустила, ее чурались одноклассники. Вот я и подумала, что ей нужна помощь. Годвин в те времена считался тут лучшим специалистом, и я уговорила сестру показать ему Долли. Констанция возила дочь в Пэсифик-Пойнт каждую субботу в течение года, и состояние девочки заметно улучшилось.
— А ваша сестра проходила какой-нибудь курс лечения?
— Думаю, что да. Во всяком случае, после каждой поездки к врачу она становилась бодрее и увереннее в себе.
— Почему же вы прервали лечение Долли, когда не стало ее матери?
— Продолжать курс было невозможно: я занята по субботам.
— И вы не согласились с доктором Годвином в вопросе о том, стоит ли вызывать Долли в суд…
— Этого я не стыжусь. Долли просто рассказала всем, какой у нее папаша, и это не принесло ей вреда. Скорее наоборот: по крайней мере, девочка облегчила душу.
— Ничего она не облегчила. Вся эта история по-прежнему не выходит у нее из головы, как, впрочем, и у вас, мисс Дженкс. Правда, сейчас Долли рассказывает ее совсем иначе.
— Что значит иначе?
— Теперь Долли больше не утверждает, будто видела своего отца в ночь убийства. Более того, она говорит, что Макджи совершенно невиновен.
— Кто вам это сказал?
— Годвин. Он только что беседовал с вашей племянницей и узнал от нее, что на суде она лгала в угоду своим воспитателям.
Меня так и подмывало сказать ей еще кое-что, но я вовремя спохватился, вспомнив, что все мои слова при первом удобном случае будут переданы шерифу Крейну.
— Это все Макджи, — с ненавистью воскликнула мисс Дженкс. — Он пытается использовать Долли, чтобы обелить себя!
— Сомневаюсь, поскольку и сам Годвин не верит тому, что говорит сейчас ваша племянница.
— Вот видите. Она либо лжет, либо сошла с ума. Не забывайте: в ее жилах течет кровь Макджи. Только не подумайте ничего такого. Я люблю свою племянницу, просто вспоминать прошлое труднее, чем мне казалось.
— Прошу прощения. Я не сомневаюсь в вашей любви к племяннице. Не верю также и в то, что вы сознательно надавили на психику ребенка и заставили Долли дать заведомо ложные показания. Однако, позвольте заметить, что опознать человека на расстоянии в сорок футов, да еще темной ночью, невозможно. Даже если это родной отец. И уж вовсе невероятно, что девочке удалось разглядеть дымящийся пистолет.
— Однако шериф Крейн и окружной прокурор поверили Долли.
— Законники обычно с удовольствием принимают факты, которые вписываются в их версии. Даже если эти факты выдуманы.
