— Куда я деревенщина лезу, — тоскливо думал он, — во что играю? И говор у меня не московский и самых простых вещей не знаю, а ведь тридцать с лишним лет в Москве живу.
В «загон» вбежал ребёнок и залез на противоположную полку, следом появилась измученная дорогой женщина.
— Пойдём, пойдём, не мешай дяде.
— Пускай сидит, он не мешает, да и вы присядьте.
— Устали мы, — пожаловалась женщина, — третьи сутки в дороге. Вам хорошо — у вас «единый», — кивнула она на карточку, — а нам ещё в очереди минут пятнадцать стоять.
— А как этой штуковиной пользоваться? У меня сослуживец на днях из командировки вернулся, узнал, что я тоже еду, сунул в руки, а как пользоваться, не объяснил, — самозабвенно врал Глеб.
— Первый раз, значит, в Москву выбрались? — Глеб кивнул. — Просто им пользоваться: в метро — при входе покажете, а в наземном, если контролёр спросит.
— Вот спасибочко, объяснили! А я сижу, голову ломаю: может, совать её куда нужно? А вы москвичка, значит? — Женщина устало качнула головой. — А где Криворожская улица, не знаете случайно?
— Случайно знаю, — улыбнулась женщина, — у меня подружка там жила. Это метро «Нагорная», на серой ветке.
«Ну вот, — снова затосковал Глеб, — какая-то ветка, да ещё и серая». Можно было бы уточнить, но ребёнок заёрзал, явно собираясь снова убежать, и Глеб поспешил задать следующий вопрос:
— А рынка вещевого тут поблизости нет, не знаете? Я вот шарф впопыхах забыл, а горло слабое — вмиг ангину подхвачу.
— Был за вокзалом, но в Москве всё быстро: сегодня рынок, а завтра уже дом на этом месте строят. Точно не скажу — нас ведь больше месяца не было.
Ребёнок слез с полки и побежал в коридор, уводя мать за собой.
— А ты молоток, Штирлиц, — похвалил себя Глеб.
Москва неприятно удивила Глеба бурой жижей под ногами при двенадцатиградусном морозе и напугала огромным количеством милиции на вокзале. Он поспешил выйти на привокзальную площадь, но чуть было не бросился бежать назад, когда с разных сторон к нему кинулись какие-то мужики в штатском. Валёк остолбенел от страха и, растерянно крутя головой, не находил ответа на простой вопрос: «Куда едем, командир?»
— Топай, деревня! — презрительно рявкнул один из мужиков и Глеб, наконец, пришёл в себя.
— Деревня! Деревня! Ты и есть — деревня! — ругал он себя, огибая здание вокзала, — Заяц косоглазый, трус несчастный…
Рынок был на своём месте, и Глеб пошёл по рядам. Всё, что он наметил купить, нашлось у одной продавщицы, а большие полиэтиленовые сумки обнаружились у её соседки. Он сразу купил и напялил на себя «водолазку», (похожая была у Равиля), и странный жилет с множеством карманов на молниях, примерил и оставил на плечах чудной длинный пуховый халат с огромным воротником и завязывающимся на узел поясом, дурацкую вязаную шапочку со скабрезным названием «пидорка» и, подумав, приобрёл нитяные перчатки.
Всё «глебово» он сворачивал и складывал в полиэтиленовые сумки.
— Мужчина, ты чего, маскируешься, что ли? — насмешливо спросила продавщица.
— Нет, — серьёзно ответил Глеб, — к женщине приехал, надо… — он пощёлкал пальцами, подыскивая нужное слово, но продавщица перебила его:
— Понятно, соответствовать. Ох, мужики, и когда же мы научимся без вас обходиться? Ладно, вали, любовничек.
Пришлось, преодолевая страх, снова возвратиться на вокзал в камеру хранения: крестьянский ум подсказал, что разбрасываться вещами не стоит — кто знает, как ещё жизнь повернётся…
Он уже шёл по пустому проходу между ячейками, когда навстречу ему откуда-то сбоку вынырнул милиционер. Валёк взвизгнул и крепко сжал сердце.
— Вот и всё! — подумал Глеб, но внезапный, отчаянный кураж бросил его прямо на поигрывающую дубинкой фигуру:
— Братишка, как здесь к метро пройти? Что-то я совсем заблудился.
Сержант равнодушно махнул палкой куда-то назад, и пошёл было дальше, но у Глеба вдруг отказали ноги, и он с шумом сполз по стене на пол.
— Мужик, так ты никак пьяный? — обрадовался сержант и больно ткнул его дубинкой в грудь.
— Не пью, — прохрипел Глеб, — язва у меня, прихватило.
— То-то я гляжу ты тощий как гвоздь. Не вздумай здесь помереть — мне лишние хлопоты не нужны и не засиживайся тут, не положено, — разочарованно пробурчал сержант и исчез.
Глеб посидел пару минут, с трудом поднялся и поплёлся к метро. Ноги его дрожали вполне натурально.
Метро преподнесло целую серию неприятных сюрпризов. И сделал-то вроде всё правильно: протянул тётке в красной шапке свой единый билет и стал ждать её реакции, но Красная Шапочка демонстративно отвернула лицо. Глеб в растерянности остановился перед ней, не понимая можно пройти или нет, и тут же получил сильный толчок в спину.
— Чего рот раззявил, деревня? — зло прошипела шедшая сзади тётка, — Понаехали тут! И чего вас всех в Москву прёт, мёдом вам тут помазано, что ли?
— Сама-то давно из деревни, — разозлился Глеб, — небось, уже целых два месяца?
Пока тётка готовилась достойно ответить, Глеб уже добежал до эскалатора. И предупреждал же Равиль, рассказывая про метро:
— Не хватайся за перила, пока на ленте не утвердишься.
Всё забыл из-за проклятой тётки, схватился. И повлекло его вперёд, потащило. Боднул он башкой своей глупой парня какого-то, чуть с ног не сшиб.
— Что, колхоз, в морду хочешь? — поинтересовался парень.
Глеб стал извиняться, объяснять, что споткнулся случайно, но парень слушать не стал и только буркнул:
— Отвянь, мужик.
Глеб «отвял» и до конца лестницы размышлял об этих странных москвичах — злых и недоброжелательных и вдруг подумал, что может это и не москвичи вовсе, а приезжие, перебравшиеся в столицу и утверждающиеся за счёт вновь прибывших. Эта мысль успокоила его, но новая напасть уже распахнула ему свои объятия: лестница закончилась, и нужно было шагнуть на мраморный пол (так учил Равиль), но ступить было некуда — парень перекрывал дорогу — и Глеб снова врезался в его широкую спину.
— Ну, всё, лапоть, ты достал меня! — не на шутку рассердился парень, но толпа пассажиров из подошедшего поезда налетела на них и разнесла в разные стороны. Глеб облегчённо вздохнул.
Теперь предстояло найти серую ветку. Он высмотрел пожилого человека с портфелем:
— Простите, вы не подскажите, как на серую ветку попасть? Я первый раз в метро, ничего не понимаю.
— Подсказывают, молодой человек, в школе на уроках, а я вам расскажу и покажу. Прошу! — указал он на распахнувшуюся дверь подошедшего вагона.
— Это схема метро. Мы — на кольце, — он очертил пальцем окружность, — сели здесь, едем в этом направлении. Ищите серую ветку.
— Так вот она! — обрадовался Глеб.
— Молодец! Вам, какая станция нужна? Ищите её на своей ветке. Нашли? Отлично. Теперь смотрите: это станции пересадок. Ну-ка, определите, где вам пересаживаться. Правильно. Вот и вся наука, ничего сложного. Главное не тушуйтесь, читайте указатели и слушайте названия станций по радио. Счастливого пребывания в Москве.
Человек кивнул и сел на свободное место прежде, чем Глеб успел произнести слова благодарности.
— Вот он настоящий москвич! — думал Глеб, — И не так уж всё и сложно — через неделю освоюсь, и может быть никуда и бежать не придётся. Почему коренной москвич да без жилья? Так брат женился, жену привёл, а квартирка-то однокомнатная, вот и оставил им, пусть живут. А как же сам? Не знаю пока, как-нибудь образуется.
Дальнейший путь прошёл без приключений, а на нужной станции он увидел указатель: «Выход к Криворожской улице».
По заснеженной, залитой январским солнцем улице шёл утомлённый, но почти спокойный человек, с паспортом на имя Г.С. Маркова. Он торопился отдать долг, не собирался совершать ничего предосудительного и только Валёк, поселившийся где-то возле сердца, изредка нарушал его покой своим неистребимым страхом перед новой, ещё неизведанной жизнью.
Дом, кирпичная пятиэтажка с маленькими выносными балкончиками, нашёлся легко. Валентин постоял перед входом, борясь с Вальком, достал из бумажника тысячу и положил её в карман пуховика, сообразил, что забыл избавиться от глебовского кошелька, обругал себя «глупым Плейшнером» и шагнул в подъезд. Нужная квартира нашлась на третьем этаже. Валентин постоял, отдышался и нажал кнопку звонка. Звонок оказался неожиданно громким, но за дверью не раздалось ни звука. Он позвонил ещё дважды и спустился вниз — хозяев не было дома. В окне первого этажа настенные часы показывали четверть третьего.
— Ну, и что будем делать, полковник Исаев? — съехидничал над собой Валентин, но почти сразу ухмыльнулся и изрёк: — Верно мыслите, партайгеноссе Штирлиц!
Он пошёл через двор, уставленный такими же пятиэтажками, нашёл в ряду предпоследнюю, поднялся на третий этаж и позвонил. Почти тотчас дверь открыла девочка лет восьми.
