Уже задним числом понимаю, что когда меня засекли, эти ребята пошли на маленькую хитрость, чтобы я при виде приближающихся к будке посторонних не сделал ноги. Они решили обойти меня, выйдя с территории с луговой стороны. Третий понадобился им, чтобы отозвать собак, которые бродили где-то между особняком и мастерской, в которой мне довелось побывать. Проводив коллег, которые явно не были на «ты» с песиками, он вернулся в особняк, в то время как остальные двое сделали круг и зашли мне с тыла. Подозреваю, что особняк этого Краснова оснащен камерами наблюдения с инфракрасными объективами, при помощи которых охрана и засекла меня, тот момент, когда, высунувшись в окошечко, я делал снимки приезжающих.
Со сдавленной шеей и вывернутыми руками меня приволакивают в дом, время от времени придавая ускорение здоровенными пинками. Оказавшись по ту сторону двери с гербом ордена, мы тут же сворачиваем налево и спускаемся вниз по узкой резной лестнице.
Пройдя по короткому коридору, меня вталкивают в помещение. Окон нет, что не есть странным, ведь мы находимся ниже уровня земли, но воздух вполне свежий, что говорит о хорошей вентиляции. Про себя я нарекаю комнатушку «пыточной», хотя никаких пыточных снарядов, не считая кулаков тех, кто притащил меня сюда, не вижу. Впрочем, от меня не ускользает другое: стены и обратная стороны двери оббиты мягким материалом, что должно быть хорошей звукоизоляцией. Так, что данное мной название может оказаться не таким уж и не справедливым.
Первым делом у меня вытряхивают содержимое сумки и выворачивают карманы. Пока один занимается этим, второй продолжает держать меня на веревке как бодливую корову. Все найденное барахло раскладывается на столе. Ни один, ни второй не утруждают себя его изучением и анализом, видимо, ждут кого-то главного. Они только рядовые исполнители и анализировать им не положено.
Главный появляется очень скоро. Этот субъект чем-то напоминает Синяка, только он ниже ростом, без очков и носит обесцвеченные волосы. Губы у него длинные и толстые. Нижняя на порядок больше верхней.
Хорошенько поутюжив меня глазами, но начинает рассматривать вещи. Первым делом достает из камеры пленку, засвечивает ее, потом берет в руки пистолет. Ему доставляет удовольствие озвучивать все свои действия:
— Так, пленочки больше нет, — гундосит он себе под нос, — пленочка нам не нужна… А это что такое? Ствол?.. Это серьезно… А, газовый!.. Фи, несерьезно… Ага, вот документы… Что это? ГУМВД — не фига себе! Это очень серьезно… Хотя, стоп… Это просто корка. Фикция… Удостоверение внештатного корреспондента Лыскова Сергея Николаевича. А что, похож… Визитки… Турбюро «Ветер странствий», Никита Робинзонов, менеджер… Николай Колесов, представитель… Олег Бойко, представитель. Откуда представитель? Чего представитель? Непонятно… Ладно, идем дальше… Ого, отмычки, фомка… Да с таким инвентарем не представителем быть, а сберкассы ломать… Что скажешь, представитель?
Губастый иронически смотрит на своих подручных, демонстрируя им фомку. Те подхалимски ему улыбаются.
— Так кто же ты все-таки такой? — спрашивает он меня. — Бойко, Робинзонов, Колесов или все-таки Лысков? И кого же ты представляешь? Или ты ничего из себя не представляешь?
Я молчу. Губастый немного ждет, потом кивает одному из качков, больше широкому, нежели высокому. Получив приказ, тот, не раздумывая, бьет меня своим огромным кулаком в живот. В глазах темнеет и мне кажется, что я вот-вот задохнусь.
Качок, пользуясь мой беззащитностью, снова размахивается, но «губастый» вовремя его останавливает.
— Хватит, пока, — ласкового говорит он. — Ну что, вспомнил, кто ты такой?
— Вспомнил, — отвечаю я, пытаясь худо-бедно восстановить дыхание. — Лысков — независимый журналист… Хотел сделать репортаж о вашем ордене… Ничего такого нехорошего.
— Репортаж! Ночью! Ничего такого нехорошего! Вы ему верите, пацаны?
Пацаны снова довольно хмыкают. Особенно старается тот, кто только что почествовал меня по животу. Вижу, что они во всем согласны со своим шефом. Не хотите, не верьте. А драться-то зачем?
— А я вот лично ему верю, — вдруг говорит «губастый» и все ухмылки разом прекращаются. — Верю в то, что он действительно Лысков Сергей Николаевич. Вот только никакой он не журналист и представляет несколько иную организацию. Он у нас частный сыщик. Я прав?
Безуспешно пытаясь сообразить, откуда этот тип может меня знать? Если он меня знает, это значит, что наши пути пересекались, но где — я не могу вспомнить. Может самому проявить инициативу и задать встречный вопрос?
— Мы встречались?
— Не, мы с тобой еще не встречались. Если бы мы с тобой встречались, ты бы сейчас передвигался исключительно в кресле-каталке, — отвечает губастый и снова улыбается, довольный своей шутке.
Тот, который меня бил, тоже начинает смеяться.
— Хватит ржать, Колобок! — грубо обрывает «губастый», вдруг становясь злобным. — Я же говорил вам снести тот скворечник, что напротив дома. Хотите, чтобы я вам дважды повторял?
— Виноват, не успели, время не было, — оправдывается широкий и низкий, удачно названный Колобком.
— Чтобы сегодня же сожгли к едрене фене!
— Сжечь так сжечь, как скажете. А может, прежде чем поджечь, — Колобок показывает на меня своей неслабой ручищей, которой только что бил меня в живот, — этого сначала туда определим? А что? Несчастный случай, неосторожное обращение с огнем, такое бывает. Сгорел на работе!
— Что скажешь, а, Лысков? — спрашивает «губастый», с любопытством глядя на меня.
— Веселый парень, этот ваш Колобок. С таким не соскучишься, — отвечаю, стараясь не показывать своих эмоций, хоть в данной ситуации это совсем не просто.
— Веселый и изобретательный, — соглашается со мной собеседник. — И впрямь охота тебя в эту конуру законопатить, прежде чем бензином облить. Жаль только, что мусорить возле дома не охота.
Двери открываются и в «пыточной» появляется еще один человек, тридцатипятилетний, круглоголовый, коротко стриженный, в дорогом светло-зеленом костюме, белой рубахе и салатовом галстуке.
По тому, что я видел похожую физию на банке с томатной пастой, выпускаемой фирмой «Ибис», догадываюсь, что это владелец предприятия, он же по совместительству, Великий магистр рыцарского ордена — Борис Григорьевич Краснов.
— Ну, что тут у вас за проблема? — спрашивает он усталым голосом.
— Профессор оказался прав, — отвечает «губастый», — это частный детектив Лысков. Это он приходил сегодня сюда. А сейчас наблюдал за домом с той стороны дороги. Там мы его и сцапали. У него с собой была фотокамера. Пленку я засветил.
Краснов поворачивается ко мне. Ухоженные пальчики на его руках слегка подрагивают. Губы беловатые, ноздри дергаются, как будто кто-то невидимый щекочет из невидимой пушинкой.
— Кокосите или на кишку принимаете, Борис Григорьевич? — я не могу не удержаться, чтобы не спросить себе во вред.
— Кто нанял вас следить за мной? — спрашивает он, игнорируя мой вопрос.
— Никто, — чистосердечно признаюсь я.
Краем глаза вижу, как блинообразная ладонь Колобка поднимается и сворачивается в кулак, но поскольку никто из вышестоящих боссов не подал ему сигнала к действию, так и зависает в воздухе, как летающая тарелка над автотрассой Москва — Пермь.
— Не хотите говорить? А вы знаете, что я могу подать на вас в суд за то, что вы вторгаетесь в частную жизнь граждан? И вы будете отвечать по закону?
Его слова звучат для меня как музыка. После маячившей на горизонте перспективы, что из меня сделают шашлык, услышать о законе особенно приятно. А если еще вспомнить, что случилось с прокурором, то не только приятно, но и удивительно. Отвечать по закону! Это ли не песня?
— Что с ним делать, хозяин? — интересуется губастый.
— Узнайте, кто его нанял, набейте как следует рожу и вышвырнете вон. И чтобы он навсегда дорогу сюда забыл.
Приговор на удивление мягкий, ибо я ожидал худшего. Может, я ошибался, и этот милый особнячок вовсе не бандитское логово? И к смерти Перминова эти милые люди не имеют никакого отношения. Мало ли зачем собираются тут все эти субчики. Если у них общие интересы, может даже связанные с коммерцией, с деньгами, то вовсе не означает, что они нарушают закон. Ну а то, что встречаются по ночам, мало ли. Может у них бессонница? В конце концов, каждый имеет право встречаться с друзьями и знакомыми хоть ночью, хоть утром, хоть днем, хоть во время солнечного затмения. Однако я никак не могу объяснить поведение Синяка, ведь это, скорее всего, он и имелся ввиду под «профессором». Если так, то это именно он и поднял тревогу, после того, как я упомянул о «чаше из черепа». А я-то поначалу принял его за неисправимого идеалиста: «совершить подвиг», «дама сердца». Говнюк в очках!
