В противоположной стене комнаты была еще одна дверь, слегка приоткрытая. Я подошел и постучал.
– Войдите, – ответили мне, и я вошел.
Я попал в крошечный кабинет, стены которого были обшиты светлой «вагонкой»; золотисто-коричневый письменный стол, стоящий здесь, выглядел как купленный на барахолке. На стене висел табель-календарь. Кое-какие числа были обведены разноцветными карандашами: либо кружочками, либо квадратиками. На большом плакате сквозь ветви красноватой сосны проглядывали белые горные вершины. Узенькая книжная полка была завалена телефонными справочниками, журналами, фотокопиями циркуляров и старыми комиксами. На столе стояла черная пишущая машинка фирмы «Ремингтон» столетней давности. Трудно сказать, предназначалась ли она для печатания или для украшения.
Человек, сидевший за столом, смотрел на меня карими большими и печальными глазами. Вряд ли ему было многим больше тридцати, однако голова его уже наполовину облысела. Тонкие светлые вьющиеся волосы обрамляли его череп, росли за ушами и на затылке. Это выглядело смешно.
Рот был так же печален, как и глаза, и, как тpaypной лентой, окантован невыбритой щетиной. Одет он был в коричневый свитер под горло и зеленые вельветовые брюки, а когда встал, я заметил, что он довольно полный Мужчина протянул мне бледную руку и поздоровался.
– Вы, как я полагаю, Веум? Я кивнул.
– Гюннар Воге. Садитесь, – и он показал на просто табурет, сродни тем, что я видел в соседней комнате. Самон сидел в добротном конторском кресле с широко спинкой и подлокотниками, похожими на лыжи для прыжков с трамплина.
Молчание сгущалось, как иногда бывает, когда люди встречаются впервые. Я пытался разглядеть его. Светлые клочковатые брови и розовый прыщ между ними; темные круги под глазами и слегка подрагивающее правое веко. Одно ухо было длиннее другого, будто кто-то держался за него однажды в автобусе и оттянул при резком и неожиданном повороте. По-видимому, у Воге были проблемы с бритьем, особенно на верхней губе под носом, – об этом свидетельствовали царапинки и порезы и оставшаяся щетина.
– Вы уже наигрались в Шерлока Холмса? – спросил он. – Обнаружили что-нибудь интересное?
– Во время бритья у тебя дрожат руки, когда начинаешь скрести под носом. Комплекс кастрата: властная мать и страх перед одиночеством. Разве не так вы решаете все проблемы?
– Не все, – кисло улыбнулся Воге. – -А как ты их решаешь, одной левой?
– Смотря какие. Ты знаешь парня по прозвищу Джокер?
На лице Воге появилось выражение безнадежности, и он не спеша кивнул головой.
– Значит, дело касается Юхана… – Он не добавил слова «опять», но фактически сделал это. Слово как бы повисло в воздухе.
– Что, и раньше с ним бывали неприятности?
Воге ответил не сразу. Не спеша и задумчиво провел он пальцем вдоль кромки стола. Выдвинул ящик, заглянул внутрь и снова закрыл. Потом поднял на меня глаза и изучающе заглянул мне в лицо.
– Мне кажется, что я один из немногих, у кого есть какой-то контакт с Юханом. И полагаю, что в определенном смысле он меня уважает. По-своему. Когда я впервые здесь появился, он решил испытать меня. Мой предшественник угодил отсюда в нервную клинику. Теперь он уже поправился, и говорят, что чувствует себя хорошо, но достаточно шепнуть ему: «Джокер», и он начинает плакать, как младенец. Когда меня сюда направляли, то предупредили об этом. Может, на взгляд сыщика я не слишком силен. – Тут он намеренно сделал паузу, чтобы проверить, какой произвел эффект, но я не реагировал. Меня нелегко подцепить на крючок. – Но когда надо, я могу быть крепким и твердым, – продолжал он. – Речь не о мускулатуре, а о поведении и отношении. Если подросткам дать понять, что уважаешь их и желаешь им добра, и если даешь им возможность самим решать какие-то вопросы, тогда можно заслужить их уважение. Вызови их инициативу, направь ее в нужное русло, не скрывай своего дружелюбия, которое они, вообще-то, редко встречают (и никогда почти не принимают) дома, будь с ними запросто, но не навязывайся. Нужно четко определить границу. Для большинства граница необходима – во всяком случае, для таких, как Юхан. Если он появляется здесь, помахивая своими ножичками, я просто отбираю их у него. Вот и все, и он вынужден через день или два снова прийти ко мне, чтобы забрать их. Я помню, как это было впервые. Мы устроили вечер в клубе: кока-кола, девочки напекли булочек, танцы. Один парнишка читал свои стихи – и тут появился Джокер. Он был навеселе и к тому же недолюбливал паренька, читавшего стихи. В руке у него моментально появился нож, сразу крики, шум – одним словом, спектакль. Я выключил музыку, и наступила мертвая тишина. Я подошел к Юхану, который уже успел прижать парня к стене, положил руку ему на плечо и повернул к себе – просто повернул. Я твердо посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Дай мне нож». Он удивленно глядел на меня. А я сказал: «Мне надо разрезать булочки. Тебе разве не хочется булочек с вареньем?» Кто-то засмеялся, и я заметил, что Джокер заволновался. Конечно, они бы ни за что не осмелились смеяться над ним, и он это знал. Тогда он тоже рассмеялся и отдал мне нож. Этим ножичком в тот вечер я разрезал двести булочек. – Воге провел рукой по голове, будто ища новую поросль, и продолжал: – На следующий день, примерно в это время… Да, он в тот же вечер спросил, не верну ли я ему нож. Приходи завтра, верну, пообещал я. Вот он и пришел, стал здесь в дверях. Высокий, темноволосый и неуверенный, как мальчишка. Сказал, что пришел за своим ножом. Я предложил ему сесть, вынул нож, положил на стол между нами. Осторожно задал несколько вопросов, чтобы начать разговор. Но в тот раз серьезного разговора не получилось, не получилось и в следующий, однако постепенно он стал здесь чуть ли не постоянным посетителем. Когда Джокер появился в первый раз, он решил показать мне, каков он. Нож в кармане, руки в брюки, смотрит тяжелым взглядом и говорит: «В следующий раз, мистер, не смей забирать мой нож». И ушел. А потом каждый раз приходил в клуб с ножом, специально для того, чтобы я этот нож отобрал и чтобы у него появился повод прийти ко мне на следующий день. Как и другие «вожаки», он, в сущности, очень одинок, а это ведь нелегко.
– Да, нелегко. Но и тем, кто встретится с ним на Узкой дорожке, тоже, наверное, будет нелегко.
– Ты о чем? Ты его в чем-нибудь подозреваешь?
– Люди говорят, да я и сам кое-что видел.
– Послушай, Веум, я не знаю, зачем и по чьей просьбе ты сюда пришел. Но если ты хочешь покрасоваться, как герой ковбойских приключений, то ты пришел не по адресу. Частные сыщики не имеют права вести работу с молодежью.
– Я окончил специальную школу по работе с населением и с молодежью в Ставангере в шестьдесят девятом. Пять лет работал с трудными подростками в муниципалитете. Это, конечно, для тебя не имеет значения, – заметил я.
– Но ведь ты там сейчас не работаешь. Ты зарабатываешь на несчастьях других. Наверное, за работу с подростками тебе платили не так много.
– Если ты полагаешь, что все дело в деньгах, будь любезен, загляни в мой банковский счет, в любое удобное для тебя время. Он доступен, как престарелая проститутка. Только захвати увеличительное стекло. Поступления на мой счет крошечные. Я работал с подростками пять лет, и это действительно были пять лет моей жизни, отданные работе. Я работал там еще до принятия закона о регулировании рабочего времени служащих. У меня был трехнедельный отпуск, но воскресенья и будни ничем друг от друга не отличались. Пять лет такой работы вытянули из меня все соки, разрушили семью, отняли все. А потом меня вышвырнули с работы, сославшись на случайный промах, мелкую ошибку. Так что вопрос не в деньгах, Воге. Теперь я выполняю ту же работу, но другим способом: я сам себе хозяин, но зарабатываю мало и поэтому не могу позволить себе вообще никакого отпуска.
– Чем могу быть полезен? – устало произнес Гюннар Воге.
– Я слышал, что у Джокера или, если хочешь, Юхана есть компания, терроризирующая всех в округе, что они вынуждают матерей-одиночек приходить в домик в лесу на горе и унижают их, насмехаются над ними, а тех, кто пытается этих ребят образумить, избивают и даже изувечивают.
Выставив вперед ладони и высоко подняв руки над головой, словно прося пощады, Гюннар Воге перебил меня.
– Подожди, подожди, Веум. – Он проглотил слюну и продолжал: – Если ты сыщик, ты должен оперировать фактами, а не тем, что где-то услыхал. Во-первых, тот, кого, как ты говоришь, «изувечили» – а это было давно, – сам довольно нервный тип и хулиган. Он первый напал на Юхана недалеко от универсама и избил его почти до потери сознания. Ведь ясно: если ты с ними так – жди сдачи. Они подкараулили его поздно вечером, когда он шел домой, и отлупили. Но после драки вместе с ним еще троих ребят отправили в больницу, так он даже раньше их выписался. А то, что он уехал, – так его просто выселили за пьянство и хулиганство. Говорили, что он даже дворника ударил, который хотел их разнять. Потом его в полицию вызывали, и уж не знаю, чем там дело кончилось. Что же касается разговоров…
