— Еще! — умоляла она.
Телефон продолжал настойчиво трезвонить. Элен, конечно же, знала, что мы в столовой. Мы вновь подвергали себя безумному риску, словно он — этот риск — был неотъемлемым условием связывающей нас любви. Первым из объятий вырвался я.
— Скорее снимите трубку!
— А ты придешь ко мне позже?
Я воздержался от обещаний. Остатки осторожности напоминали мне: надо быть начеку. Часть дня я провел в своей комнате.
А чуть позднее, когда я подслушивал в маленькой гостиной, я сделал самую странную из находок. Около камина стоял шкаф. Открыв его, я увидел множество сваленных в кучу вещей: женские перчатки, мужские галстуки, оловянные солдатики, носовые платки, фотографии мужчин и юношей, а на куче тряпичных игрушек и разных безделушек — белокурая коса, еще хранящая блеск и гибкость жизни. Из комнаты Аньес доносились обычные рыдания, к которым я долгое время прислушивался, изо всех сил отказываясь смотреть правде в глаза.
Из осторожности я никогда не подслушивал под дверью Аньес более пяти минут. Я как раз собирался удалиться, но шум, похожий на звук падающего тела, заставил меня замереть посреди гостиной. Пол под ногами у меня задрожал, а над головой зазвенели хрустальные подвески люстры. Раздираемый любопытством и страхом, я в нерешительности остановился, но в соседней комнате было тихо. Голоса и всхлипывания смолкли, и я лишь услышал звон не то стакана, не то бутылки и шум льющейся воды. «Я впадаю в идиотизм, — подумал я. — Она, наверное, нечаянно перевернула что-то из мебели, а я уже вообразил бог весть что!» Наступила полнейшая тишина. Вдруг я почувствовал какой-то запах, от которого у меня закружилась голова. Воцарившаяся тишина стала казаться мне еще более удивительной, чем все остальное. А где-то в глубине квартиры на пианино играли нечто, отдаленно напоминающее Шопена. Вернувшись к двери, я дотронулся до ручки. Войти? Но что сказать? Аньес, вероятно, выставит меня и будет совершенно права… Ключ, как всегда, торчал в замочной скважине, и заглянуть в комнату было невозможно.
— Что вы здесь делаете?
От неожиданности я чуть не подскочил. Пристальный взгляд Элен был страшен. Искаженные черты делали ее лицо похожим на бледную жалкую маску, на которой отражались недоверие, хитрость, печаль и целая гамма с трудом сдерживаемых страстей. Инстинктивно чувствуя, что лучший способ защиты — нападение, я ринулся в атаку:
— Тише! Я хочу знать, что происходит за этой дверью. Я только что слышал шум, похоже, там кто-то упал…
Элен подошла ближе и всплеснула руками.
— Этого следовало ожидать, — пробормотала она.
— Чего — этого?.. Чего следовало ожидать?
Отстранив меня, она постучала в дверь.
— Аньес, открой!.. Немедленно открой! Прошу тебя. Открой!..
Мы прижались к двери, почти соприкасаясь головами.
— Все-таки доигралась, — процедила Элен.
Ее голос дрожал от злости. Я же, вращая ручку, пытался открыть запертую дверь.
— Аньес… Если ты…
Дверь вдруг приоткрылась, и показалась Аньес.
— А, вы оба здесь? — с презрением бросила она. — Ну что ж, заходите… Смотрите…
На ковре перед окном лежала очередная посетительница. Под головой у нее была подушка. Рядом с ней на круглом столике стояла деревянная лошадка на колесиках — одна из тех грошовых игрушек, которыми дети дорожат больше всего.
— Она потеряла сознание, — спокойно объяснила Аньес, — и мне никак не удается привести ее в чувство.
— Ты окончательно свихнулась! — закричала Элен. — Ведь она может умереть!..
— Не умрет… Не выдумывай.
— Может, сходить за врачом? — предложил я.
Элен раздраженно пожала плечами:
— За врачом!.. Чтобы разразился скандал на весь дом! — Встав на колени перед молодой женщиной, она без церемоний приподняла ей голову. — Принеси одеколон, быстро.
Пока Аньес ходила в ванную, Элен наскоро объяснила мне:
— Она утверждает, что якобы обладает даром ясновидения, но в то же время всех тех, кто верит в ее бредни, считает ненормальными. И вот вам результат! Бернар, мне следовало рассказать вам об этом… с самого начала… Но объяснить подобные вещи нелегко… Ну, наконец!
Аньес несла целую груду флакончиков и полотенца.
— Так вот, моя дорогая! Все! Хватит! — сказала Элен в бешенстве. — С меня достаточно! Я не хочу больше видеть здесь всех этих людей, желающих знать о своем будущем больше, чем остальные смертные!
И она принялась энергично растирать лицо женщины одеколоном. Едкий запах заполнил комнату.
— Мало им настоящего!.. Им, видите ли, еще и будущее подавай! Какой здравомыслящий человек поверит в эту чушь! Ну-ка, приподнимите ее, Бернар.
Я приподнял совершенно безжизненное тело молодой женщины, придерживая ее за плечи. Элен, уже не владея собой, влепила ей четыре звонкие пощечины. Когда Аньес попыталась вмешаться, Элен закричала на нее:
— И ты заслуживаешь того же! До сих пор я терпела, но с меня хватит, ты слышишь? Больше не желаю!
— Имею полное право…
— Ошибаешься, милочка моя! Либо ты будешь вести себя как подобает, либо отправляйся на ярмарку и становись в ряды балаганных певичек и шпагоглотателей!
— Какая же ты зануда… Если хочешь знать, я не желаю подыхать с голоду! Семья, традиции — все это прекрасно, но давно уже устарело, поверь мне.
А пианино по-прежнему издавало терзающие слух звуки. Устав держать женщину, я предложил:
— Может, лучше перенести ее на кровать?
Но сестры были так увлечены спором, что даже не обратили на мои слова внимания.
— Мне стыдно за тебя, — продолжала Элен. — Ты бессовестно дурачишь людей! Плетешь им черт знает что, да еще сама находишь удовольствие в этой лжи!
— Я вовсе не лгу, а дарю им моменты счастья, если хочешь знать. Я говорю с ними о близких людях, которых уже нет в живых…
— Нет, вы только послушайте! Она, оказывается, могущественнее церкви и священников, могущественнее всех святых!.. Ну нет, моя дорогая, с меня хватит! Этому пора положить конец!
— Прошу, оставь меня в покое! Я буду делать то, что хочу. Я не в гостях, а у себя дома.
Молодая женщина зашевелилась и приоткрыла глаза.
— Тише, — сказал я, — она вас слышит.
— Вот именно! — закричала Аньес. — Замолчи!.. Дай мне подойти к ней.
— А почему она потеряла сознание? — шепотом спросил я.
— От волнения. Я рассказала о ее умершем ребенке… Я видела его — малыша Роже!..
— Роже! — повторила женщина и опять начала плакать.
Не без труда я приподнял ее и усадил в кресло.
— Ну что, вам уже лучше?
— Да… Да, спасибо…
Элен взяла ее под руку.
— Вы сейчас же вернетесь домой, — тоном, не терпящим возражений, начала она, — и больше не будете об этом вспоминать. Мужайтесь… И не приходите сюда, потому что все, что она вам наговорила, — ложь от первого до последнего слова… Ей неизвестно, где сейчас ваш малыш… и никому не известно… Никто не в силах увидеть это… Таинство смерти необходимо чтить!
Молодая женщина посмотрела на Аньес взглядом, полным отчаяния, а та, сильно побледнев, заявила:
— А вот я его вижу.
— Уходите, — попросила Элен. — Бернар, помогите ей.
— И вы, Бернар, против меня? — спросила Аньес. — Но ведь вы-то знаете, что я говорю правду?
Элен ловко повязала голову посетительницы соскользнувшим с нее шарфом, застегнула черное пальто, засунула в сумку лошадку и подтолкнула женщину к двери.
— Роже…
— Мужайтесь, — прошептала Элен. — Пойдемте… Я надеюсь, вы в состоянии идти?
— Да! Выпроводи ее, только на это ты и способна! — закричала Аньес.
— Бернар, прошу вас, пройдите вперед, — попросила Элен. — Посмотрите, нет ли кого на лестнице.
Открыв входную дверь и осмотревшись, я сказал:
— Ни души!
Элен подтолкнула молодую женщину.
— Уходите и запомните: я запрещаю вам сюда приходить.
— Хорошо, мадам.
Мы стояли и слушали ее удаляющиеся неуверенные шаги. Мне было видно белое пятно ее руки, скользившей по перилам.
— Не нужно здесь стоять, — прошептала Элен и вздохнула: — Теперь вы понимаете, почему я даю уроки музыки?
— И как давно это у нее?
— Уже два года… Ее втянула подруга. Сначала я не возражала. Смотрела на это как на ребячество. Но потом… Она накупила себе книг по оккультизму и начала принимать здесь далеко не симпатичных мне людей. Она прекрасно видела, что я не одобряю ее затею, но тем не менее упорствовала, продолжала… А особенно когда увидела, какую выгоду можно извлечь из доверчивости, так свойственной несчастным… Ведь сейчас почти каждая семья потеряла кого-нибудь из близких.
— Но как же ей удается собрать такую… клиентуру?
— Ну, молва разносится быстро. В очередях, например.
— И… вы действительно считаете… что она не обладает никаким даром?