— Не угадал. Еловые ветки и комары.
— А зачем ты лазил по таким зарослям?
— Я не лазил, я волокушу мастерил.
— Прости, что?
— Волокушу. Такая штука из веток, на которой можно с минимальным неудобством дотащить раненого куда надо.
— Какого еще раненого?! У нас кого‑то ранили? Кто? Как?
— Прекрати кудахтать, Ганс, и пойдем со мной. Сам все увидишь. Только не забудь прихватить свой саквояж с бинтами и лекарствами.
— Но почему ты не привел раненого сюда? Ах да, понимаю, одно дело — волочь беднягу по лесу, и совсем другое — по каменным переходам. Так давай позовем кого‑нибудь на помощь, — доктор снял трубку внутренней связи, собираясь набрать номер, — возьмем носилки и…
— Ганс, — Кай нажал на рычажок телефонного аппарата и пристально посмотрел в глаза эскулапа, — никого звать не надо, раненый останется в пещере.
— Это еще с какой стати?! Или, — блекло‑голубые глаза Крауха недобро прищурились, — ты кого‑то из недочеловеков посмел к нам притащить?
— Нет, это раненый пес. Его погрызли волки, а я спас.
— Пес? — Злобные морщинки вокруг глаз разгладились, и доктор облегченно усмехнулся: — Ты не перестаешь меня удивлять, Кай. На кой черт тебе понадобилось влезать в лесные разборки? Пса жалко стало? Ну спас, и оставил бы там! Но ты мало того, что сюда его притащил, так еще и хочешь, чтобы я, Я, поперся вместе с тобой лечить какого‑то блохастого!
— Не забывайтесь, герр Краух, с кем разговариваете! — Голос Кая мгновенно заледенел, а в серебряных глазах начал разгораться фиолетовый огонь. — Я не обязан отчитываться перед всякими недоделками, я поступаю так, как считаю нужным! И вы прекрасно знаете, что сделаете то, о чем я пока всего лишь прошу, в любом случае! Вас заставить? Или сами пойдете?
— Ладно, ладно. — Краух как‑то сразу вылинял, голова вжалась в плечи, взгляд заметался по кабинету, прячась от фиолетового огня. — Чего сразу на «вы»? Мы же друзья, разве нет?
— Нет, — хрустнул льдом Кай. — У меня нет друзей среди людей, я вам не доверяю. Собаки гораздо честнее и преданнее. Так что учти и передай остальным — тот пес, которого ты сейчас пойдешь осматривать и лечить, мой друг. И если кто‑то посмеет обидеть его, будет наказан. Причем довольно жестко.
— Понял, понял, — засуетился доктор, собирая в саквояж необходимое, — идем. Показывай своего нового друга.
— Ну и зачем ты его тащил? — Краух остановился в шаге от окровавленной груды плоти. — Это же труп, если не готовый, то вопрос нескольких минут.
— Ты осмотри его, прежде чем вердикт выносить.
— Я и отсюда вижу — у зверя раны, несовместимые с жизнью. Странно, что он вообще еще дышит.
— Ганс! — Голос Кая снова замерз. — Делай то, ради чего тебя сюда привели, и не рассуждай! Ты теряешь время, которого у Лока и так почти не осталось.
— У кого?
— Я назвал его Лок, — медленно, почти по слогам произнес Кай, с трудом сдерживая рвущийся на свободу гнев. — И если он умрет до того, как ты его осмотришь, виновным в смерти моего друга я буду считать тебя, Ганс.
— Да пожалуйста! — буркнул эскулап, опускаясь перед раненым зверем на корточки. — Осмотрю, если настаиваешь, хотя результат все равно будет тот же — псина подохнет.
— За речью следи, герр Краух, — процедил Кай. — И не забывай — я сразу пойму, если ты будешь халтурить.
— А меня, между прочим, учили людей врачевать, а не зверье! Я не ветеринар, а терапевт!
— Ганс, не отвлекайся!
Эскулап проворчал себе под нос что‑то невразумительное и, вытащив из саквояжа хирургические перчатки, приступил к осмотру раненого. Он не особо церемонился с четвероногим пациентом, причиняя животному дополнительную боль, но пес стойко переносил жесткие манипуляции пахнувшего злобой и неприязнью двуногого, потому что рядом был ОН.
ДРУГ. ХОЗЯИН. СЕМЬЯ.
Зверь даже ни разу не рыкнул, лишь поскуливал иногда, безотрывно глядя в глаза Кая. Он словно черпал там силы, уверенность, надежду.
Хотя почему словно — так и было. Человек действительно делился с измученным животным всем, чем мог.
А мог он многое.
— Потрясающе! — Доктор удивленно покачал головой, вытаскивая из саквояжа лекарства, вату, бинт. — Похоже, этот зверюга обладает уникальным по выносливости организмом! Любое другое живое существо, получив такие травмы, уже давно остывало бы, а он держится! И мало того — явно не собирается подыхать!
— Ганс!
— Ах да — умирать, конечно же. — Краух ловко обработал раны перекисью и вытащил шовный материал. — Так, сейчас я займусь самыми серьезными ранами, а перелом и раны поменьше обработаю потом.
— Когда это потом?!
— Не нервничай, потом — это после того, как подготовлю все для наложения гипса. Доволен?
— Доволен я буду тогда, когда Лок встанет на лапы.
— Встанет, не волнуйся, хотя это и невероятно! Герцих из лаборатории душу отдал бы за возможность исследовать это животное! Кай, а может, ты все‑таки позволишь это сделать? Представляешь, сколько пользы нашему делу может принести изучение данного феномена! Повышение порога выживаемости нашей расы — это же глобальная задача! Ну что тебе этот зверюга, Кай? Ты же его не знал, не растил, ты его только пару часов назад увидел! Отдай его в лабораторию, а? Ох!
Краух вздрогнул и замер, не выпуская из рук тонкую шовную леску. В глазах его заплескался ужас, он пытался что‑то сказать, но не мог — все мышцы словно окаменели, тело больше не подчинялось ему.
И единственное, что эскулап видел сейчас, — разгорающееся посреди серебряного льда фиолетовое пламя.
Оно слепило, оно лишало рассудка, оно выжигало волю, оставляя лишь стремление подчиняться ГОСПОДИНУ…
И Гансу Крауху, солидному доктору, истовому наци, почти идеальной белокурой бестии, впервые в жизни стало страшно до ус… до расслабления сфинктера, в общем. Еще чуть‑чуть, и он, сфинктер, действительно расслабился бы, но в последнее мгновение парализующая волна исчезла, и злосчастный эскулап едва не рухнул на лохматого пациента.
Краух знал — а кто в «Аненербе» не знал о способностях первого искусственно созданного сверхчеловека, — что собой представляет Кай Ландберг, но одно дело знать, и совсем другое — испытать эти самые способности на себе.
Оказалось, что приятного в этом мало. Если честно — совсем нет. Приятного.
— Продолжай, — ледяной сосулькой ввинтился в уши голос Ландберга. — И поаккуратнее там, не шубу шьешь, а моего друга. Именно друга, ТЫ ВСЕ ПОНЯЛ?
— Д‑да.
— И больше предложений отдать Лока этому живодеру Герциху я не услышу?
— Н‑нет, никогда.
— Усвой это сам и передай остальным. И то, что случится с причинившим вред моему псу, тоже можешь описать. Хотя я продемонстрировал тебе лишь начало наказания.
То ли с перепугу, а может, герр Краух просто был хорошим специалистом, но на лапы он поднял раненого пса за рекордный срок — уже через три недели Лок, прихрамывая, сопровождал своего любимого хозяина во всех прогулках по окрестностям.
Внутрь подземелья Кай своего друга не водил, собаке там делать было нечего. Да, эскулап в красках живописал свои ощущения от гнева Самого Главного Ария, основательно добавив в палитру черного, но это вовсе не гарантировало псу безопасности — никто никогда не учится на чужих ошибках, и вообще, мало ли что трусливому докторишке показалось!
Но даже если бы все‑все жители подземелья прониклись к собаке Кая Ландберга почтением, желания лезть в крысиную нору, пусть и огромную, у Лока не было. Оттуда пахло смертью. А еще — злобой, страхом и болью.
То ли дело — лес! Тем более сейчас, когда он больше не изгой в стае, у него появился ДРУГ. Сильный, добрый, ласковый, но главное — все‑все понимающий. С ним можно общаться. Там, в голове, беззвучно. Это поначалу даже немного пугало пса, но он быстро привык. И уже не мог обходиться без постоянного обмена эмоциями и мыслями с самым главным, самым любимым, самым нужным существом, пусть даже и выглядело это существо странно — ходит на задних лапах и совсем лишено шерсти, только на голове грива.
А обмен действительно был практически постоянным, пес и его хозяин научились общаться даже на расстоянии. Пусть и не на очень большом — километра два‑три максимум, но этого Локу вполне хватало, дальше он на охоту не уходил.
А еще оказалось, что теперь можно не бояться нападения из‑за угла бывших соплеменников, жаждавших во что бы то ни стало уничтожить этого выродка, чуть было не ставшего вожаком волчьей — ВОЛЧЬЕЙ, а не песьей! — стаи.
Где‑то через месяц Лок достаточно поправился для того, чтобы предпринять самостоятельную вылазку в лес и поохотиться всласть, а то сухие хрустящие комочки — Кай лично смотался в город и привез несколько мешков самого лучшего собачьего корма — конечно, очень даже ничего, но сравниться со вкусом свежего мяса не могли.
