Из виларовского совхоза приехал Витя Макеев — с попутной машиной, рано утром — и заявился к Павлу домой.
— Простите, ради Бога, Пал Николаич! Утерпеть не мог! — проговорил он загодя приготовленную фразу, когда двери открыл заспанный и недовольный его начальник.
— Заходи! — кратко ответил Павел и, не оглядываясь, пошел внутрь квартиры. Макеев робко последовал за ним, уже отчаянно кляня себя за столь раннее вторжение.
Павел Николаевич Игумнов, сам себя относивший к разряду «сов», считал утро, особенно раннее, наиболее труднопреодолимой частью суток. Макеев просто не знал об этом.
Прошло полчаса, прежде чем Витя услышал от своего начальника вторую фразу:
— Кофе варить умеешь?
— Вроде бы… — ответил Витя.
Все так же молча и хмуро Павел поставил перед ним кофемолку, банку с зернами, джезву, сахарницу и снова ушел — теперь под душ.
Павел Николаевич был так не похож на того человека, с которым Макеев общался по службе вот уже три года, что он даже подумал: «Наверняка, неприятности. И наверняка — крупные».
Из-под душа вышел заметно взбодренный, чему свидетельством было многословие, с которым он отобрал у Вити кофемолку, не желавшую молоть кофе.
— Отдай. Если чего не умеешь, говори сразу, а то наплачешься.
Быстро заставил кофемолку жужжать, привычно снарядил джезву, поставил на огонь.
Ритуал был выверен, видимо, до мелочей: держа в одной руке догорающую спичку, Павел другой уже доставал с полки окурок. Хотел было прикурить, но вдруг отбросил спичку.
— Вот черт! — И обращаясь к Макееву, сказал:
— Увидишь, что я курю натощак, бей по шее — прощу!
Разлил кофе, приказал:
— Пей горячим.
Сходил в комнату, принес сигареты, сказал в пространство:
— Ну, теперь-то, надеюсь, можно закурить?
Закурил и сказал:
— Так из-за чего ты прервал драгоценный сон своего начальника?
Макеев стал раскрывать папку.
— Сколько раз тебе говорил, выкинь эту штуку! — заметил Павел. — Тоже мне, хорош слесарь-авторемонтник, с папочкой расхаживает!
Витя покраснел. Макеев был сын-лоботряс бывшей квартирной хозяйки Павла, которого он — не без успеха — выводил последние пять лет на магистральную дорогу жизни. Витя был уже младший лейтенант, учился на первом курсе ВЮЗИ и подавал надежды. На Павла смотрел снизу вверх — этому не мешало то обстоятельство, что юный акселерат был на две головы выше своего учителя.
— Вот, — скромно сказал Витя и протянул Павлу конверт.
В конверте лежал сложенный лист бумаги.
Заголовочными буквами, вырезанными из газет, на листе была выклеена фраза:
АНТРАКТ НОВОЕ МЕСТО И ДЕНЬ СООБЩУ ПОЗЖЕ
— Так-так-так… — оживился Павел. — Когда пришло письмо?
— С вечерней почтой. Я там с телеграфисткой шуры-муры изображаю и всегда стараюсь оказаться в конторе, когда приходит почта. Вот удалось выхватить.
— Мо-ло-дец! Возьми с полки пирожок.
— Какой пирожок? — не понял Витя.
— Это я так… Это я шучу, как в дни незабвенного босоногого моего детства шутили. А Мустафа-то прав оказался, письмо отправлено из Н. И что же нам теперь делать с этим посланием?
— Я думал, но я не знаю, — кратко признался Макеев.
— Ты думал и ты не знаешь… Я вот тоже думаю, как видишь, и не зна-а-ю, как нам получше козырнуть этой бумажкой.
Витя Макеев сидел смирно и с почтением следил, как размышляет Павел Николаевич.
— Главное, Витя, что мы наконец-то знаем человечка, который поставляет опиум для народа. Это — очень много. Теперь мы с тобой не слепые. Но теперь нам жить сложнее. Что означает это письмо, как ты думаешь?
— Перерыв.
— Правильно. Антракт в переводе означает «между актами», то есть перерыв, как ты совершенно правильно заметил. Кто-то сообщает нашему тишайшему Химику, что временно их отношения прерываются. Что делаем мы? Мы — ждем. Сколько? Неизвестно… Видно, кто-то где-то пугнул автора этого письма, а, может, быть, и не автора, а кого-то, с ним связанного. Они решили притихнуть. А если они на год притихнут? Это для нас хорошо?
— Плохо.
— Люблю тебя за лапидарность. «Лапидарность» — это то же самое, что и «краткость». Плохо это для нас, Витя, очень плохо будет! Даже если на два месяца затихнут, и этого хватит, чтобы Мустафа меня сожрал, а пуговки выплюнул… Есть другой вариант. Несколько более рискованный. С неясными мне осложнениями, которые могут последовать. Предположи, Витя: Химик получает вот этот конверт, открывает и читает: В ТОМ ЖЕ МЕСТЕ В ПЯТЬ ВЕЧЕРА ДЕСЯТОГО, например. Что он делает, и какие выгоды из этого мы можем поиметь? Он берет продукт и направляется с ним куда-то, в какое-то условленное место, которого мы не знаем, но которое мы будем знать. Это уже выгода. На этом месте он подождет-подождет, никого, естественно, не дождется и вернется домой. А потом, если надо, придет другое письмо: АНТРАКТ и так далее. Какие еще выгоды? Если понадобится, его можно будет брать — причем с поличным. Если повезет, мы можем проследить, где он хранит продукт. Это тоже небезынтересно. За этот месяц он ни писем, ни посылок…
— Не отправлял. Получал бандероли из Москвы с лекарствами — это вы проверяли. Да вот это письмо…
— Ты знаешь, что мне кажется? — озарило вдруг Павла. — На кой черт автор пишет ему письмо таким трудоемким методом? Правильно: чтобы в случае, если Химик накроется, его не опознали по почерку. Он что же, надеется на железное молчание Химика? Дудки, Витя! Вероятнее всего, что Химик в глаза его не видел и связь у них односторонняя!
— Как, то есть?
— То есть, проще говоря, анизотропная связь у них. Компренэ ву?
Витя сделал каменное лицо.
— Не обижайся, Виктор Гаврилович! Это я веселюсь. Ибо наконец-то есть повод для веселья. И повод этот представил мне ты.
— На конверте, между прочим, адрес — от руки… — не очень ядовито, но все же ядовито заметил Макеев.
— Между прочим, я об этом забыл, — легко признался Павел. — И все равно я уверен, что это не почерк автора письма, иначе получается бессмыслица. Странно, что почерк не детский, — продолжал Павел, разглядывая конверт. — Просят обычно соседскую девочку или собственного сыночка. И — что еще более странно — я видел где-то когда-то этот почерк… «Канцелярский шик», подумал я, помнится, разглядывая эти вот буковки. Ну ладно! Это — на потом. Теперь изложи мне вкратце то, о чем мы с тобой здесь говорили: новые данные, предполагаемый план действий, логическое обоснование. Я слушаю.
Витя покраснел, набрал в грудь воздуха, долго хранил его там и, наконец, заговорил:
— Перехвачено письмо, адресованное Химику совхоза. Содержание: некто предупреждает Химика о перерыве в контактах, о времени и месте новых контактов предупредит. Письмо составлено из газетных букв, что, возможно, говорит о том, что Химик и автор письма личных контактов не имеют. Предполагаемый план действий: первый — ждать, когда автор вызовет Химика на связь; второй вариант — назначить Химику свидание в том месте, что и прежде. Это позволит нам знать место контактов; при необходимости — арест с поличным; при удаче — узнаем, где он хранит ворованное сырье. Второй вариант (если не будет ареста Химика) не исключает первый. Мы всегда можем послать Химику вот это письмо и начать ждать вместе с ним. Лично мне кажется, что связь у них через «почтовый ящик».
Павел с удовольствием засмеялся:
— А я про это не говорил! — Мне кажется. Иначе получается бессмыслица: односторонняя, или — что одно и то же — анизотропная связь, установленная автором письма с Химиком, теряет все свои преимущества.
Павел поглядел на него взглядом довольного учителя:
— А почему бы не через третье лицо?
— Возможно, но, по-моему, Пал Николаич, маловероятно. Я бы лишнее звено не включал.
— «Ты бы…» — проворчал, не теряя веселого настроения, Павел. — А вдруг ты умный, а он — дурак? Хочешь удивиться? — спросил он неожиданно.
Поднялся, ушел в комнату, вернулся оттуда с пухлой папкой каких-то документов. Это были материалы к годовому отчету руководства виларовского совхоза.
Долго перебирал листочки, наконец выбрал один. Положил рядом с конвертом.
— Похож почерк? Макеев посмотрел. Сначала — с изумлением — на листок, потом — с восхищением, почти детским — на Павла.
— Да?
«За истекший период химическая лаборатория совхоза добилась определенных производственных успехов», — вот что было написано на том листке. И внизу стояла подпись того, кого из-за труднопроизносимой фамилии они называли между собой попросту «Химик».
8. ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ДИАГНОЗ
Савостьянов отошел к окну и остановился там, барабаня пальцами по подоконнику.
Павел все еще никак не мог прийти в себя после операции, только что произведенной над ним: лежал на кушетке, то и дело содрогаясь от все еще одолевающих его рвотных спазмов.
