— Может, замок на двери испортился? — спросил Боксер.
— Ничего тут не испортилось! — крикнул Аулис. Он вдруг нашел спасительное алиби для себя: — Это у вас в головах что-то испортилось! Я вам докажу, что невиновен!
Он задыхался от праведного гнева. Даже слезы оскорбленного самолюбия проступили на его глазах.
— Ты что несешь, гиена пятнистая?! — криво осклабился Боксер. Он никогда не позволил бы подозреваемому так разговаривать с собой, но тут случай был особый. Боксер почувствовал, что Аулис заполучил какой-то козырь.
— Надо заткнуть ему рот, — предложил Интеллигент. — Лично я не хочу его слушать!
— Пусть говорит! — звонко запищала Стюардесса.
— Надо выслушать, — согласился Боксер. — Что еще за доказательство?
— Дверь открывается, потому что не заперта! — дрожа от бойцовского накала, выдал Аулис. — А раньше пилоты закрывались изнутри! Для чего, как вы думаете? Для того, чтобы в кабину не вошел посторонний! Они ни за что не открыли бы мне дверь! И как, спрашивается, я проник в кабину и ударил их ключом, если дверь была заперта? Как, объясните мне? А никак! Это сделал человек, которому пилоты доверяли, а потому открыли!
— Интересная мысль, — согласился Боксер и покосился на Стюардессу. — Ты носила им кофе?
— Кофе? — растерялась Стюардесса от неожиданного поворота и часто-часто заморгала. — Кофе? Разве носила?
— Носила, носила, — закивал Интеллигент, затем снял очки, подышал на стекла, протер пальцами. — Значит, ты заходила в кабину… Очень любопытно…
— Но я никого не убивала! — выпалила Стюардесса, тараща глаза и прижимая руки к груди. — Вы с ума сошли! Опио мой муж! Он для меня все! Я люблю его больше жизни! Зачем мне его убивать?
— Мало ли, — пряча глаза, ответил Боксер. — Например, из-за наследства. У него ведь вилла в Эльдоре? И не только вилла. Что там еще в твоем блокнотике указано? Счет в швейцарском банке?
«А кто эту копченую мышку знает? — подумал Аулис, кидая настороженные взгляды на девушку. — Кто читал ее мысли? А вдруг в самом деле?» Эффект от его бурной защиты превзошел все ожидания. Теперь обвинение медленно сползало с Аулиса, словно горячая смола, но в ней начинала залипать Стюардесса. Как выяснилось секундой позже, не только она.
— И ты, кстати, тоже заходил к пилотам, — вспомнил Интеллигент, хитро поглядывая на своего коллегу.
— Совсем свихнулся? — обиженно свесил мясистые губы Боксер. — Я заходил к ним, чтобы связаться по радио с полицейским управлением!
— Да я верю тебе, дружище, верю! — расхохотался Интеллигент, похлопывая Боксера по плечу. — Но вот только никто из нас не видел, как ты связывался. Может, вместо антенны использовал гаечный ключ? Ха-ха-ха!
— Тьфу, дурак! — всплеснул руками Боксер. — Скажешь тоже! Зачем мне убивать пилотов?
— Чтобы… — с намеком произнес Интеллигент и лукаво повел глазами в сторону забитого товаром салона. — Зачем приземляться в Норт-Фруди, если тут такая благодать, не так ли?
— Сейчас ударю, — пообещал Боксер и, оглянувшись вокруг в поисках веского аргумента, схватил Стюардессу под локоть и толкнул ее на Интеллигента. — Это она сделала! Арестуй ее!
Интеллигент поймал Стюардессу, словно футбольный мяч, и, коль выпал случай, стал с усердием лапать ее. Девушка извивалась, хихикала, сучила ножками, пыталась прикрывать руками те места, на которые нацеливался Интеллигент, но всякий раз на долю секунды опаздывала. Боксер тем временем снял с Аулиса до сих пор болтающийся на его запястье наручник и протянул Интеллигенту. Аулис вроде испытал большое облегчение, но душу начало ковырять смутное чувство вины перед Стюардессой.
— Стоп! — крикнул он, когда Интеллигент уже начал прилаживать наручник к тонкой руке Стюардессы. — Она не могла ударить командира, потому что руки ее в тот момент были заняты, она держала поднос с кофе!
— Логично, — согласился Интеллигент и не стал сковывать Стюардессу.
— Но она могла на минутку поставить поднос на… на… — произнес Боксер и почесал затылок, придумывая правдоподобную версию.
— Себе на голову? — подсказал Интеллигент и гнусно улыбнулся. — Как ни крути, дорогой коллега, в числе подозреваемых остаешься только ты.
Боксер не на шутку заволновался. Крупные капли пота, похожие на волдыри, выступили на его лоснящемся лбу. Он лихорадочно придумывал себе алиби. Тут лицо его озарила спасительная мысль.
— Постой-постой! — сказал он, хватая Интеллигента за погон. — А что ты делал после того, как нам принесли кофе?
— Ничего не делал. Выпил кофе и стал в окно смотреть, — ответил Интеллигент, насмешливо улыбаясь.
— Но я-то этого не видел! — радостно хлопнул в ладоши Боксер. — Я дремал. Мне снились сны.
— Точно дремал, — подтвердил Аулис. — Вы еще головой в коробку с монитором упирались, и я беспокоился, как бы экран не лопнул.
— Вот видишь! Я не могу подтвердить твоего алиби! — искренне обрадовался Боксер.
— И я не могу, потому что тоже дремала, — вставила Стюардесса. Она с удовольствием мстила Интеллигенту за то, что он так нагло воспользовался ее беспомощным положением и ничего ей за это не пообещал.
Улыбка мигом сошла с лица Интеллигента.
— Ну-ну, хватит! Хватит дурить! — пробормотал он. — Что вы такое говорите! У меня безупречная служебная репутация!
— И у меня тоже, — заявил Боксер.
Он и Интеллигент крепко пожали друг другу руки, а Стюардесса, воспользовавшись моментом, послала Аулису воздушный поцелуй.
— В общем, так, — подвел итог Боксер, чтобы придать этой неопределенной ситуации статус-кво. — Как видим, дело серьезное. Придется разбираться с самого начала.
С самого начала! Что говорит этот безумец! Он по-прежнему намерен искать преступника, вместо того чтобы спасать самолет?
— Послушайте же меня!! — крикнул Аулис, до боли вцепившись себе в волосы, будто хотел болью пробудить себя от кошмарного сна. — Разрешите же мне взять на себя заботу о самолете! Мы уже слишком долго испытываем судьбу! Поймите же, что мы не можем лететь бесконечно долго! Мы можем врезаться в гору! Или столкнуться с другим самолетом! В конце концов, рано или поздно закончится топливо! Давайте попытаемся сесть в каком-нибудь ближайшем аэропорту, а там уж будем разбираться, кто убийца.
— Он прав! Допустите его до управления! — поддержала Аулиса Стюардесса. Она была несказанно благодарна ему и кидала на него восторженно-влюбленные взгляды. Мало-помалу она свыкалась с мыслью, что Опио уже не вернешь, и, хоть эта потеря была для нее весьма чувствительной, назвать ее невосполнимой было нельзя. Хотя бы по той причине, что Аулис пообещал колечко с двумя брюликами. Да на крайний случай можно было утешить себя обещаниями Альфонса, Миши, Рашида и прочих благородных мужей. Там хоть денежки были небольшие, и все же…
— Может, в самом деле, допустим? — предложил Боксер. — Там все-таки командир. Он не позволит этому молодому наломать дров.
— Ни за что, — спокойно, но неумолимо ответил Интеллигент, вынул из кобуры пистолет и заслонил собой дверь в пилотскую кабину. — Только через мой труп!
— Пожалуйста! — взмолилась Стюардесса. — У меня завтра фотопробы в обнаженном виде!
— Я вас очень прошу, — со всей доступной силой убеждения произнес Аулис. — Вы не осознаете всю степень опасности! Позвольте хотя бы связаться с диспетчером! Он нам что-нибудь посоветует!
— А зачем нам чьи-то советы? — удивился Интеллигент. — Мы сами во всем разберемся. Все необходимое для объективного расследования (он кивнул на завалы из коробок и мешков) здесь имеется. Туалет исправен. Кофе вкусен. Командир рулит. Полиция разоблачает преступника. Разве наша жизнь не прекрасна?
Аулис не хотел занимать свое прежнее место, где его снова начал бы донимать занудный Соотечественник. Но полицейские, отмеченные стойким принципом ничего не менять, не позволили ему пересесть. Как только Аулис, измученный прекрасной жизнью, откинулся на спинку кресла, Соотечественник, словно вездесущий сверчок, опять затянул старую песню.
— Слышь, парень, — зашептал он. — А почему с тебя наручники сняли?
— Оправдали, — ответил Аулис, не открывая глаз. Безразличие и отупение навалились на него. Он будто был приговорен к казни, и уже отказано в пересмотре дела и помиловании, и угасли все надежды на побег, и вот он приведен на эшафот, пристав зачитывает приговор, и палач приступает к своему ремеслу — чего уж тут дергаться, суетиться, что-то говорить, к чему-то взывать?
— Я так и думал, что это не ты замочил пилотов, — начал заверять Соотечественник. — Я тебе верю, слышь? Родине не верю, а тебе верю. Она меня шибко обидела. Я ради нее — поверишь? — всю душу! А она… Ты не смей идти у нее на поводу! Ты свою голову имей на плечах, как брату тебе говорю! Теперь нам надо друг за друга держаться… Как думаешь, может, они и меня заодно оправдают?
