Стюардессу посадили рядом с Аулисом, и девушка тотчас крепко обхватила его за руку и прижалась к ней, как голодная медицинская пиявка.
— Мне с тобой хорошо, — шепнула она ему в ухо. — Скажи мне что-нибудь обнадеживающее.
— Мы скоро разобьемся, — сквозь зубы процедил Аулис.
— Надо пристегнуться ремнями, — недолго подумав, сказала Стюардесса. — И широко раскинуть ноги и руки. Тогда мы уцелеем.
Аулис недоверчиво взглянул на девушку.
— А руки и ноги зачем раскидывать?
— Как зачем? Чтобы не концентрировать все свое тело в одном месте. Если, к примеру, одну руку оторвет, то вторая останется целой. Так нас в школе стюардесс учили: не храни яйца в одной корзине.
— Ребята, что вы там про яйца сказали? — попытался встрянуть в разговор Соотечественник.
— А если башку снесет? — усмехнулся Аулис, не обращая на Соотечественника внимания.
— Ну и что? Зато тело не пострадает.
— Мудрое учение, — заметил Аулис.
Полицейские в это время вырабатывали план дальнейших действий. Глядя на непроходимые завалы коробок и мешков, словно хлебопашцы на невозделанную целину, они решали, какой тактический прием лучше применить: ЖКХ или ОСОГО. Позже выяснилось, что эти аббревиатуры расшифровывались как Жиленье Контрабандного Хлама и Обязательный Своевременный Объективный Государственный Осмотр.
— Ты займись подозреваемыми, — предложил Интеллигент, — а я (он тяжко вздохнул и кивнул на салон) — этой мерзкой рутиной.
Боксер вроде бы сначала согласился, но все же его что-то обеспокоило.
— Вот что, дружище, — сказал он, наморщив лоб. — Я тоже по долгу службы обязан заняться мерзкой рутиной. Для пущей объективности. Давай-ка поделим сферы нашего воздействия. Ты возьми правую половину салона, а я — левую.
Интеллигенту достаточно было пробежаться по завалам поверхностным взглядом, чтобы понять: в левой половине салона скопилось намного больше товара, чем в правой. Вероятно, сказались проделки турбулентности, из-за которой самолет чаще заваливался на левое крыло.
— Так не пойдет, — возразил он, выдергивая из ноздри курчавый волосок. — Ты взваливаешь на себя слишком много. Боюсь, что надорвешься на сверхурочной работе. Давай так: ты берешь на себя четные места, а я — нечетные.
На том и порешили. Интеллигент принялся дотошно исследовать коробки, а Боксер вернулся к расследованию преступления.
— Я должен обыскать вас, — сказал он растерянно, ежеминутно поглядывая на своего коллегу. Тот отвлекал его громким треском, свирепо разрывая картон. — Пожалуйста, выложите все свои вещи из карманов вот сюда.
И он похлопал по коробке с телевизором.
У Стюардессы не было карманов ни на юбке, ни на блузке. Аулис вынул из джинсов небольшой органайзер с шариковой ручкой и портмоне с деньгами. Боксер занялся изучением этого материала основательно. Сначала он выпотрошил бумажник, пересчитал и проверил каждую купюру.
— Все шиллинги фальшивые! — заявил он, заталкивая купюры себе в карман. — Давно занимаешься изготовлением фальшивых денег?
Аулис промолчал. Зачем отвечать на нелепый вопрос, если ответ заведомо будет воспринят как ложь. Пусть подавится этими шиллингами. Аулис приобрел их в обменном пункте аэропорта на всякие жизненные нужды. Дай бог, если ему теперь вообще пригодятся деньги.
— Где печатный станок спрятал, подлец? — строго спросил Боксер, швыряя пустое портмоне в голову Аулису.
Аулис смотрел в иллюминатор. За стеклом на бешеной скорости проносились обрывки туч, похожие на дым. Крыло раскачивалось, как хлипкий подвесной мостик, перекинутый через пропасть. Сколько уже прошло времени, как они взлетели? Час? Два? Или целые сутки? Аулис потерял ориентацию во времени. Ожидание неминуемой катастрофы стало уже привычной ноющей болью. А зачем, собственно говоря, ждать, когда самолет разобьется? Наверное, это произойдет очень быстро, и никто не успеет даже вскрикнуть, прикрыть лицо руками. Чудовищный грохот, огненная вспышка — и все. Темнота и тишина небытия. «Нет! Не верю! Маразм!» — думал Аулис, тщетно пытаясь высмотреть в иллюминаторе землю, тот занавес, который опустится перед ним и навсегда отгородит его от жизни…
— Ты сможешь посадить самолет? — прошептала Стюардесса, касаясь губами мочки уха Аулиса, и, не дождавшись ответа, добавила: — Тогда я доверяюсь тебе. Совсем-совсем-совсем…
Ей было достаточно того, что Аулис не ответил отрицательно. И когда самолет снова задрожал в агонии, как приблудная свинья под колесами самосвала, и полицейские начали грязно ругаться, Стюардесса даже не шевельнулась, не отпустила руки Аулиса.
Аулис не понимал, почему мучительное и затянувшееся приближением гибели волновало только его. Полицейские, судя по всему, верили, что командир успешно управляется с самолетом и все как-нибудь само собой рассосется. Соотечественник, сотканный из каких-то нехороших тайн, перемалывал в душе неугасаемую обиду на родину и тоже не слишком беспокоился, сколько еще продлится полет. Стюардесса, эта круглая дура, крепко и безмятежно спала на плече Аулиса, убежденная в том, что если не Опио, так Аулис обеспечит ей жизнь долгую и счастливую. Хуже всего, если не принимать во внимание Аулиса, приходилось коробкам, восседавшим на пассажирских креслах. Их безжалостно потрошили, выгребали их содержимое, рвали и терзали тонкие картонные стенки. Но коробки были, как бараны, бездушными и неразумными субстанциями, хрупкими и безвольными носителями материальных ценностей. С ними вообще не следовало считаться…
Самолет трясся все сильнее. Он заваливался то на одно крыло, то на другое и вдруг начал проседать. Было такое впечатление, что это не самолет, а большой лифт, стремительно опускающийся вниз.
— …можешь поверить — верой и правдой служил, с полной самоотдачей, — бубнил в спину Аулису Соотечественник. — И вот тебе благодарность! Я в наручниках, и за мою жизнь копейки никто не дает…
До Аулиса вдруг перестал доходить смысл слов Соотечественника. Он крепко сжал подлокотник и покрылся холодным потом. Самолет явно терпел крушение, с ним происходило что-то страшное. Он уподоблялся небольшому суденышку, угодившему в шторм, и огромные волны то подкидывали его вверх, то швыряли вниз. Аулис инстинктивно попытался вскочить с кресла, в бездумном порыве кинуться куда-то прочь от надвигающейся смерти, но ноги отказались подчиняться ему.
— Ну, пожалуйста… — сонно пробормотала Стюардесса, не отпуская его руки. — Мне так хорошо…
— Хорошо? — пробормотал Аулис, озираясь по сторонам. — Это же конец…
Интеллигент не смог устоять на ногах и, прижимая к груди только что распакованный ноутбук, повалился спиной на коробки.
— Э-ха! — весело крикнул он.
Его тотчас засыпало тюбиками с зубной пастой. Боксер из последних сил держал коробку с телевизором, которую использовал в качестве рабочего стола. По ней туда-сюда елозил органайзер Аулиса.
— Черт знает что! — ругался Боксер. — Разве можно работать в таких условиях?
— …посуди сам: у меня пятнадцать лет безупречной службы, — продолжал долдонить Соотечественник. — Только не буду говорить, в какой системе, это государственная тайна…
Дверь пилотской кабины металась из стороны в сторону, как опахало, то закрываясь с громким стуком, то распахиваясь настежь. Обшивка самолета скрипела, трещала, но эти жуткие звуки вдруг заглушил пронзительный вой тревожной сирены.
Аулис не заметил, как вскочил на ноги. Стюардесса свалилась с него и капризно надула губки.
— Мы погибаем!! — завопил Аулис.
— На место! — приказал Боксер.
— Какое место?! Пошел ты… Слышишь сирену?! Все!! Нам кранты!! Это конец!!
— Подозреваемый, вернись на свое место! — угрожающе повторил Боксер.
— Ты же обещал, что все будет хорошо, — заскулила Стюардесса, протирая сонные глазки.
Аулис, обезумев от страха, ломился через кресла в сторону пилотской кабины. Вой сирены разрывал в клочья его нервы и барабанные перепонки. В те мгновения, когда дверь в пилотскую кабину распахивалась настежь, были видны приборная панель и дюжина тревожно мерцающих красных лампочек. Самолет орал, выл, стонал, призывая людей на помощь. И Аулис рвался к умирающей машине, но угрюмый полицейский с тупой боксерской физиономией коротким ударом в челюсть свалил его на пол.
Тут из кучи тюбиков выбрался Интеллигент.
— Что случилось? — испуганно крикнул он, на ощупь отыскивая под собой очки.
— Сбежать пытался! — ответил Боксер, дуя на честно поработавший кулак. — А ты посмотри, что я тут нашел!
Шатаясь, плюясь кровью, Аулис с трудом поднялся на четвереньки. Пол под ним содрогался и ходил ходуном. «Почему так долго? — думал Аулис, не в силах поднять голову. — Почему мы еще не разбились?»
Интеллигент добрался до Боксера, кое-как прикрывая голову, на которую то и дело низвергалась какая-нибудь коробка.
