Но
не стоит себя обманывать. Жемчуг подходит не ко всякой коже, есть и такая, что делает его тусклым. Заметьте, это вовсе не означает, что кожа не безупречна! Просто врожденная антипатия...
— Случается, — задумчиво согласился господин Жерарден. — Раз мы уж заговорили о жемчуге, я хотел бы привести сравнение с устрицами. Гурманы терпеть не могут устриц. Это вовсе не означает, что устрицы плохи, или что гурманы вовсе не гурманы!
Господин Жерарден взглядом требовал одобрения, на которое вряд ли смел надеяться. И господин Фонтен сказал:
— Замечательно, когда чувствуешь понимание и поддержку. Итак, никакого жемчуга! И мы приходим к камню самому драгоценному из всех, тому, из которого изготовлены брошки — вы только что ими любовались, — тому, который желала бы иметь среди своих украшений каждая женщина благородного происхождения: бриллианту! Тут не существует никаких физических противопоказаний. Когда бриллиант украшает грудь женщины — это грудь королевы. Неважно, будет ли сверкать один бриллиант в виде кулона, или будет их множество — бриллиантовое ожерелье, струящееся по груди...
Господин Фонтен произнес эти слова медленно, сопровождая их плавным скользящим жестом, напоминающим о переливающейся под солнцем прозрачной струе воды. Господин Жерарден вздохнул. В глазах его появился тревожный блеск желания.
— Бриллиантовое ожерелье! — повторил он. — Я подарю ей бриллиантовое ожерелье! — С притворно равнодушным видом он спросил: — Это наверняка очень дорого?
— Дорого лишь то, мсье, — рассудительно ответил ему любезный Фонтен, — что не стоит своей цены. Господин Бенои может вам подтвердить это, как подтвердит господин Мортимер, как подтвердят все наши клиенты. долгие годы связанные с нашей фирмой, — то, что куплено здесь, никогда не обесценится. Вы сами деловой человек, мсье. Следовательно, даже если вы до сих пор специально не интересовались нашей отраслью, вам наверняка известно о недавном крахе амстердамских ювелиров. Несчастье одних нередко способствует процветанию других. Благодаря этому краху мы смогли приобрести вещи неслыханной красоты, да еще на весьма выгодных условиях! — Господин Фонтен улыбнулся, вспомнив ловко провернутое дельце. — Мсье, — продолжал он, сделавшись вдруг серьезным и даже торжественным, — мы не прибегаем к ухищрениям современной рекламы и, сами знаете, вы нигде не увидите объявлений нашей фирмы. Мы в этом не нуждаемся. Все, за что я плачу, немедленно проверяется самыми строгими экспертами. Стоит ли говорить, что самым строгим из всех по-прежнему остается мой отец?.. Его тридцатипятилетний опыт ювелира обеспечил ему положение, которому, могу сказать это не без сыновней гордости, завидуют наиболее знаменитые из наших собратьев.
«До чего же хорошо подвешен язык у этих ювелиров!» — подумал господин Бенои, с завистью глядя на Фонтена. Ну а господин Жерарден, тот и вовсе слушал с разинутым ртом, словно умоляя: «Говорите еще!» Однако пришло время приступить к делу. Юный Фонтен изящно поклонился и проговорил:
— Извините, что я столь многословен, мсье. Я просто хотел обратить ваше внимание на то, что, намереваясь угодить строгим вкусам благородной дамы, я рассчитываю также, имея в виду ее пользу, предложить вам самое падежное помещение капиталов. Если вы предполагали вложить куда-то сто или пятьсот тысяч франков, то, осмелюсь выразить это с грубой прямотой, таким способом вы сможете надежно поместить свои деньги.
Господин Жерарден спросил с заинтересованным видом:
— И можно приобрести что-то приличное за сто тысяч франков?
Господин Фонтен взглянул на него с одобрением.
— Вижу, мсье, вы полностью в курсе дела. Конечно, можно приобрести что-нибудь приличное, даже, очень приличное! Но ничего необыкновенного.
— Значит, следует, — с упрямым видом спросил господин Жерарден, — поднимать цену до пятисот тысяч франков?
Ювелир сразу дал задний ход.
— Да ни в коем случае! — воскликнул он. — Давайте-ка сейчас посмотрим некоторые наши образцы. Если я правильно понял, вы останавливаетесь на бриллиантовом ожерелье?
В ответ господин Жерарден только кивнул. Принесли сначала одно, потом другое, потом третье ожерелье, переливавшиеся всеми огнями и выполненные с великолепным искусством. Но господин Жерарден уделил им мало
внимания. Каждое из них словно вызывало у него желание увидеть что-то другое, следующую модель, а после третьего ожерелья он, казалось, даже забеспокоился. Ни господин Фонтен, ни господин Бенои не понимали причины этого волнения. Ювелир по-прежнему был красноречив, увлеченно объяснял оригинальность каждой предъявленной вещи. Но слушали его уже невнимательно, он заметил это, и на его удлиненном лице появилась растерянность.
— Извините меня, — сказал наконец господин Жерарден, с тем упрямым видом, какой у него бывал, когда онн чего-то желал или не желал. — Бриллиантовое ожерелье, это ведь не просто колье из бриллиантов, тянущихся гуськом друг за дружкой? То, что вы мне показывали сейчас, очень красиво, очень, очень красиво, но, видите ли, эта дама наверняка предпочла бы что-нибудь менее сложное! Боюсь, что у такой фирмы, как ваша...
— Совсем напротив! — вскричал господин Фонтен с сияющим видом. — И в самом деле, я должен был бы сразу понять, что вы желаете украшение без излишних фантазий, строгое, чистое — солидное украшение! Принесите-ка мне, — приказал он, — то бриллиантовое ожерелье в драгоценной оправе — вы ведь знаете?
Еще бы они не знали! То была классическая модель, которую ныне никто не желал уже носить. Когда перед господином Жерарденом открыли футляр, он просто расцвел.
— То самое? — спросил господин Фонтен.
— Д-д-а-а, — выдохнул миллионер.
После «современных» изделий, которые господин Бенои находил восхитительными, он несколько свысока отнесся к принесенному ожерелью. Но господин Фонтен отнюдь не проявлял высокомерия. Он-то знал цену пятидесяти одному камню, составлявшему его: почти все без дефектов, чистой воды и одинаковые по размеру, великолепно подобраны друг к дружке, образуя безукоризненный каскад. При своем сравнительно скромном виде этот ансамбль стоил дороже, чем три предыдущих колье, где с помощью всевозможных ухищрений скрывались многочисленные мелкие изъяны в камнях. Прибегая к различным техническим терминам, которых заслуживал столь разумный выбор, господин Фонтен сказал об этом господину Жерардену, одобрительно кивавшему головой. Он говорил о «плоскости», о «гранях», о «фальце», обращал внимание на то, что бриллиант в центре весит не
меньше шести карат, он демонстрировал его высоту, его основание. «Чем более глубок камень, тем больше он переливается, играет на свету». Он отмечал размеры колье: сорок сантиметров, «обхват шеи, подчеркнуто скромно и в то же время нарядно», он достал ожерелье из футляра, чтобы продемонстрировать на самом себе, как оно будет смотреться, и проделал это так стремительно, что не показался смешным. Он предложил воспользоваться лупой, чтобы
