лучше разглядеть платиновую оправу, ее шатоны, ее сеточку... Следуя законам безупречной честности, он показал на некоторых бриллиантах черные точечки, почти невидимые невооруженным глазом.
— Без них, — заметил он, — подобное ожерелье стоило бы больше миллиона!
— А... с ними? — спросил господин Жерарден.
Фонтен-сын изящно вскинул голову, спокойно одобряюще взглянул на него.
— Двести пятьдесят.
Он увидел, как у господина Жерардена задвигалось адамово яблоко, как расширились зрачки за стеклами пенсне.
— Еще три месяца назад, — добавил Фонтен, — за вещь подобного качества мы потребовали бы триста.
— Двести пятьдесят тысяч, — медленно повторил господин Жерарден.
Однако он решился взять в руки ожерелье. Это являлось лучшим доказательством того, что он не сможет устоять перед соблазном. Голос господина Фонтена сделался еще более проникновенным, еще более убедительным. Короче, десять минут спустя дело сладилось. Было решено, что юный ювелир на следующий день в девять часов утра сам принесет драгоценную вещь господину Жерардену в его резиденцию на площади Согласия, где ему и будет уплачена вся сумма денег.
— Итак, с завтрашнего дня я буду уже экс-миллионер! — прошептал господин Жерарден, направляясь в компании с господином Бенои к Вандомской площади. — Я прекрасно сознаю, что мои маленькие покупки на этой неделе уже несколько пощипали мой выигрыш. Но выложить сразу такую сумму...
Господин Бенои ничего не ответил, поскольку был такого же мнения. В то же время он признавал, что подобный способ действий выдает натуру достаточно неординарную. «Вот никогда бы не поверил, — подумал он. — Воистину человек странное животное». Он решил запомнить это суждение, чтобы вместе с подробным рассказом о посещении ювелира предложить его вниманию господина Мортимера. Однако господин Жерарден продолжал развивать свою мысль:
— В такой фирме, как фирма Фонтен, нечего и надеяться, что сможешь провернуть выгодное дельце, нет. Они слишком хорошо знают цену вещам! Но зато можешь быть уверен, что тебя не обворуют. А это, видите ли, имеет свои преимущества...
— Совершенно справедливо, господин Жерарден, — ответил господин Бенои. — Очень справедливо.
«И в самом деле, этот провинциал, — сказал он самому себе, — потрясающий тип».
На следующий день, с восьми часов утра, господин Жерарден уже хлопотал в своей гостиной вокруг двух чемоданов. От помощи горничной он отказался, предпочитая сам уложить свои костюмы, свое белье, это неоспоримое свидетельство его нового положения. Все его поведение говорило о том, что он доволен и счастлив. Если бы господин Бенои, стоя в коридоре, приник глазом к замочной скважине (никогда ни за что нельзя поручиться), он догадался бы, что господин Жерарден уже предвкушает свой приезд в Ниццу, видит себя прогуливающимся по Английскому бульвару, такому, каким он изображен на цветных открытках, и главное — главное! — склоняющимся над гордым аристократическим затылком, пытаясь с трогательной неловкостью застегнуть маленькую защелку бриллиантового ожерелья.
В девять часов раздался телефонный звонок. Господин Жерарден поспешил в спальню.
— У телефона господин Фонтен, — объявила телефонистка.
— Великолепно!
Спустя пять минут он уже встречал с улыбкой, дерзнувшей быть дружеской, воплощение элегантности в лице господина Фонтена.
— Оно у вас с собой? — спросил господин Жерарден.
Молодой человек вытащил из внутреннего кармана длинный кожаный футляр. Открыл его, и сверкание камней ликующей радугой озарило гостиную. Господин Жерарден, поправив пенсне, наклонился над футляром.
— Знаете, — прошептал он с глубоким убеждением, — это и вправду на редкость прекрасная вещь!
Господин Фонтен, который готовился произнести те же самые слова, не стал ничего говорить. Он с очаровательной непринужденностью опустился на стул, который ему предложили. Господин Жерарден закрыл футляр и положил его на стол.
— Ну вот я и готов покинуть Париж, — прошептал он, любовно поглаживая один из чемоданов. — Да, все имеет конец... — Он поднял к потолку восторженный взгляд. — Завершается начало моего волшебного сна. — Он стал задумчиво грызть ноготь, потом вдруг снова принял озабоченный вид. — Но не будем терять времени!
Жерарден вернулся в спальню, и господин Фонтен услышал, как он говорил по телефону:
— Алло, мадемуазель? Да, мадемуазель. Я хотел бы уплатить по счету. И потом я хотел бы, если его это не затруднит, чтобы господин директор поднялся ко мне в номер... — Он понизил голос. — С той вещью... Нет, нет, с той вещью... с чемоданчиком. Да, именно так. Благодарю вас, мадемуазель.
Он вернулся к господину Фонтену.
— Одну минуточку, подождите, пожалуйста, я сейчас рассчитаюсь с вами наличными.
— О! — с равнодушным видом произнес молодой человек. — Достаточно было бы просто выписать чек.
Господин Жерарден энергично тряхнул головой, нахмурил брови.
— Чек! Вы говорите так из любезности! Но подумайте сами. Я уезжаю. Не оставляю никаких следов. Предположим, я даю вам чек, а на счету у меня нет денег. Как тогда?
Он замер с раскрытым ртом, словно желал сказать: «Что вы можете на это ответить?» Господин Фонтен улыбнулся.
— Это верно, нам не всегда нравится такой способ расплачиваться за покупку. Но с человеком вроде вас, господин Жерарден...
— Хм, хм, хм... Ну неважно! Впрочем, — смиренно добавил Жерарден, — у меня и чековой книжки-то нет.
В дверь постучали. Метрдотель принес счет. Вслед за ним появился господин Мортимер в сопровождении старшего кассира, который нес в руках драгоценный чемоданчик. Подошел носильщик в полосатом жилете.
— Мне выносить чемоданы?
— Минуточку! — закричал возмущенный господин Жерарден.
И тотчас же улыбнулся господину Мортимеру, извиняясь за эту вспышку.
— Нам необходимо, чтобы нас не беспокоили, не так ли? Пришло время окончательно уладить наши дела...
Директор грозно взглянул на носильщика, и тот мгновенно улетучился. Подняв крышку чемоданчика, господин Жерарден принялся пересчитывать деньги. Прошло полчаса, и следует оценить терпение господина Мортимера, ювелира и старшего кассира. Наконец господин Жерарден с удивленным видом поднял голову.
— Но, — сказал он, — тут ведь вся сумма целиком? А как же те деньги, которые я брал в конторе со дня моего приезда?
— Эти суммы занесены в счет, господин Жерарден, — заявил старший кассир. — Вот, смотрите: «13-го — 1000 франков. 15-го — 3000 франков...»
— Всего, — прочел господин Жерарден, — 12 500. Совершенно точно!
— Сами понимаете, господин Жерарден, — рассудительно и в то же время доброжелательно сказал господин Мортимер, — не станем же мы при каждой вашей просьбе рыться в вашем чемодане ради таких смехотворных сумм!
— Само собой, — смущенно проговорил