В то время в "Матросской тишине" находился вор в законе Труба, однако обитатели "Матроски" как бы разделились во мнениях: одни признавали Трубу за вора, другие отрицали. Для Рафа было крайне важно это уточнить, потому что если он, по всем воровским криминальным "понятиям", принимает самозванца за вора, то совершает тем самым прокол.
- Обязательно свяжитесь с Машкой, - повторил Раф, - пусть узнает через ребят или на старшего выйдет, но только срочно.
Ну и дела, просто уму непостижимо: человек обвиняется в серьезном преступлении - в убийстве! - и думать бы ему о своем спасении, смягчении наказания, а он волнуется, вор Труба или не вор?
Немного успокоившись, я понял, что сейчас для Рафа важно, конечно, правильно себя преподнести, утвердиться среди сокамерников, а потом уже думать о своей реабилитации.
Дверь неожиданно открылась, и вошел конвоир с листком в руках. Я узнал свой почерк.
- Солоника на допрос вы вызывали? - обратился он ко мне.
Раф вопросительно посмотрел на меня. Я поправил конвоира:
- Не на допрос, а на беседу. Я адвокат.
- Ну да, на беседу, - поправился конвоир, взглянув еще раз на листок.
- Я.
- Так вот, вы должны сначала... Не положено двоих заключенных в одном кабинете держать, поэтому... Когда вы освободитесь?
- Да мы в принципе закончили, так что вводите. А этого можно забрать. - И я показал на Рафа.
Раф кивнул мне и еще раз повторил:
- Не забудьте, о чем я просил.
Дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина в спортивном костюме и в наручниках. Я заметил, как у Рафа округлились глаза, когда он посмотрел на наручники: в "Матросской тишине" это очень редкое явление. Я расписался, и конвоир увел Рафа.
Конвоиры, которые ввели Солоника, усадили его на стул и ловким движением пристегнули одну руку с наручниками к металлической ножке стула. Я попытался протестовать:
- Снимите хотя бы наручники!
- Не положено! - И конвоиры вышли из кабинета.
Я стал разглядывать Александра Солоника: русоволосый, голубоглазый мужчина лет тридцати двух-тридцати трех, невысокий, крепкого телосложения. Он смотрел на меня и улыбался. Мы помолчали, и я немножко успокоился: хоть не громила, не зверское лицо, улыбается - уже хорошо! Я вынул из кармана взятый накануне у Наташи брелок в качестве условного знака и пароля и положил его на стол. Солоник тут же кивнул и сказал:
- Я ждал вас завтра. - И тут же, взяв свободной рукой брелок, улыбнулся и спросил: - Ну как она там? Небось гоняет на машине с большой скоростью?
Странно, откуда он знал, что я должен прийти завтра.
- Валерий Михайлович, ваш адвокат, - тем не менее представился я.
Он продолжал улыбаться, осматривая кабинет, и вдруг спросил:
- Как там, на воле-то? Как погода?
Быстро оглянувшись, он вытащил из кармана спортивных брюк шпильку и ловким движением расстегнул наручник.
Я оторопел. Солоник встал, разминая ноги, и двинулся в мою сторону. Ну вот, сейчас под видом того, что он хочет подойти к окну, резко обернется, схватит меня за горло - готово: я окажусь в заложниках. Руки у меня будто онемели, я медленно просунул левую руку в карман пиджака, где лежал газовый баллончик. Но Солоник, приблизившись, взглянул в окно, которое выходило в тюремный двор, вскинул голову к небу: погода стояла ясная, и, пройдясь по кабинету, вновь сел за стол.
Я молчал.
- Вы в курсе, - сказал Солоник, - что вам необходимо ходить ко мне каждый день?
- Да, - ответил я, - меня об этом предупреждали. Но, честно говоря, я не вижу никакой необходимости.
- Необходимость есть, - сказал Александр. - Дело в том, что моей жизни угрожает опасность, и я вынужден был разработать систему собственной безопасности. Так вот, ваши ежедневные визиты ко мне тоже частично ее гарантируют. По крайней мере, будете знать, жив ли я, здоров, не случилось ли со мной чего.
Александр, безусловно, не преувеличивал. Я понимал, что частые посещения адвоката могут повлиять на тех, кто задумал против него какую-либо провокацию.
- К тому же, - сказал Солоник, - тут рядом сидит Мавроди, и к нему адвокат ходит каждый день и находится с ним с утра до вечера.
Прервав Солоника, я сказал, что у меня такой возможности нет, так как я работаю и с другими клиентами. Александр предложил:
- Давайте освободитесь от них. Вам будут больше платить.
- Дело не в деньгах, - сказал я, - не могу я бросить людей, потому что решается их судьба.
- Это верно, - согласился Александр. - Хорошо, тогда приходите пока каждый день на какойто промежуток времени. И еще. Если вы увидите Наташу, передайте ей, пожалуйста, что я написал заявление о предоставлении мне в камеру телевизора. Пусть купит нормальный, японский телевизор с небольшим экраном и обязательно с пультом. Об остальном я все ей написал.
"Так, значит, он как-то поддерживает с ней связь!" - быстро подумал я и спросил:
- Ас кем ты сидишь?
- Я в одиночной камере. Вообще-то она рассчитана на четверых, там четыре шконки (шконка - кровать, жарг.), но сижу я один. Так лучше, не жалуюсь. - И добавил улыбаясь: - Поэтому и составил список, что мне нужно принести: кофеварку, телевизор, холодильник. Пусть Наташа все приготовит и передаст мне.
- Может быть, принести что-нибудь из еды? - спросил я.
- Нет, ничего не нужно. Я здесь нормально питаюсь.
- В каком смысле нормально? Тюремной пищей, что ли?
- Нет. К тюремной пище я вообще не притрагиваюсь. Мне доставляют продукты другим путем, с этим проблем нет, только холодильник нужен.
- Не волнуйся, я все передам, - сказал я.
- Тогда, пожалуй, все. До завтра.
- Хорошо, завтра опять встретимся.
- В какое примерно время вас ждать?
- Сюда очень трудно проходить, поскольку большая очередь из адвокатов и следователей. Мне надо будет наладить определенную систему моих визитов.
Я вызвал конвоиров, расписался в листке, и Александра увели.
СОЛОНИК ГОВОРИЛ...
Через несколько минут я покинул следственный изолятор "Матросская тишина" и, выйдя за порог, с облегчением вздохнул. Итак, страх неизвестности миновал, но какой-то опасности я все еще был подвержен.
Я завел мотор и отъехал, но, когда повернул было в переулок, меня догнал темно-зеленый джип "гранд-чероки". Окно открылось, и я увидел за рулем Наташу, которая делала мне знаки остановиться.
Я остановил машину. Наташа тоже заглушила мотор, вышла на улицу и обратилась ко мне:
- Ну как, вы его видели?
- Конечно видел.
- Как он вам?
- Все нормально. - Я старался приободрить ее и вкратце рассказал о своих впечатлениях. - Еще он просил передать вам про телевизор...
- Я знаю, знаю. Он список прислал.
У меня опять возник вопрос: "Откуда между ними существует связь? "
- Когда вы собираетесь к нему снова? - спросила Наташа.
- Завтра.
- В какое время?
- Я еще не знаю. Это очень трудно рассчитать. В каждом изоляторе доступ для следователей и адвокатов открывается в девять утра. Но на самом деле все они приезжают к шести-семи часам и заранее записываются в очередь, потому что в каждом изоляторе ограниченное количество кабинетов, а посетителей гораздо больше. Поэтому кто раньше приехал, у того не будет проблем со свиданием. Мне нужно будет прикинуть, как встречаться с ним каждый день и причем пораньше, то есть в первой или во второй группе, чтобы не простоять в этой очереди полдня.
Вскоре я наладил систему посещений в следственный изолятор в первой группе. Как я это делал, мой секрет, и раскрывать его я не могу. Ежедневно в девять утра, кроме выходных, я уже был в кабинете и вызывал Солоника для очередной беседы.
Солоника выводили трое конвоиров, посменно менявшие друг друга. Было заметно, что они относятся к Александру сочувственно и с уважением, как к значительной фигуре. А значимость и авторитет того или иного подозреваемого в следственном изоляторе обычно складывались из многих понятий: какую он занимает камеру, то есть принадлежит ли она к так называемому элитному спецблоку; как оборудована, то есть обставлена ли телевизором, электробытовыми приборами и прочее; по какой статье он сидит и одет ли в дорогой спортивный костюм с кроссовками; и самое главное - как часто к нему ходит адвокат, то есть насколько клиент богатый и солидный.
Солоник отвечал работникам СИЗО взаимностью. Как он мне потом рассказывал, был с ними приветлив, выполнял их требования, никогда не нарушал правил внутреннего распорядка. Поэтому почти за девять месяцев пребывания в СИЗО к нему не применялись никакие меры воздействия, чего нельзя сказать о других обитателях "Матросской тишины".
Мы как-то привыкли друг к другу, но пока во время наших разговоров не касались темы подготовки дела, поскольку еще не было результатов главной экспертизы, ни баллистической, ни криминалистической.
Солоник был настроен оптимистически. По крайней мере, в начале своего пребывания в изоляторе он успокоился, был доволен, что никто его не беспокоит и не приходится напрягаться. Мы часто обсуждали с ним новый кинофильм, криминальные новости, о которых он узнавал из телепередач или газет, которые получал. Солоник рассказывал, что был знаком со многими из представителей криминального мира. Почтительно отзывался о Сергее Ломакине из Подольска, он же Лучок, был в хороших отношениях с покойным Сергеем Тимофеевым (Сильвестром) и с большим уважением относился к уголовному авторитету Строгинскому (Стрижу).
