Но как не велика была бдительность княгини, уберечь дочь от любовной связи с графом она не смогла.
Граф, почуяв наблюдательность княгини, словно опытный дрессированный пес, на ее глазах держал Лизоньку "на расстоянии". Однако стоило Гагариной притупить свое внимание, тотчас же принимался нежно и трепетно ухаживать за ее дочерью, предугадывать любые ее желания, тонко проникаться ее проблемами, не упуская случая не только легко и красиво пофлиртовать, но и дать дельный совет. Чувства Лизоньки, при этом, расшатанные опытным ловеласом до максимального амплитудного значения, достигли такой высокой точки накала, что сдерживать их она уже не могла.
И вот однажды, приготовившись к очередному визиту графа, она решила для себя, — либо сегодня, либо никогда!
Граф почувствовал ее настрой, как только переступил порог гостиной. Лизонька была напряжена до нервозности. Ее глаза лихорадочно блестели, щеки терзал неровный румянец, пальчики, к которым он прикоснулся губами, были горячи и трепетны. И он нарочно задержал свои уста на них дольше обычного, — пока взволнованная Лизонька сама не выдернула руки.
— Что случилось, Елизавета Арсеньевна? — спросил граф и нежно ей улыбнулся.
— Ничего! Я…Я немного не в себе. У меня…У меня болит голова.
— Сядьте! — скомандовал граф, и по хозяйски указал ей на кресло.
Лизонька покорно села, напряженно выпрямив спину и вздернув голову, словно приготовилась к чему-то опасному. А граф легкими шагами ступая по мягкому ковру, подошел к ней сзади.
— Вы позволите мне снять Вашу боль? — спросил он, и, не дождавшись ответа, запустил руки ей в голову.
— Ой! — невольно вырвалось у Лизоньки, когда тщательно уложенный русый локон ее волос выбился из прически и вольно повис над правой щекой.
— Т-сс! — прошептал ей на ухо граф.
— Расслабьтесь, закройте глаза, и не обращайте никакого внимания на Вашу прическу. Вы, Елизавета Арсеньевна, страсть как хороши, что с ней, что без нее! — и он принялся нежно массировать ей виски, а потом затылок.
— Боже, что Вы делаете? — простонала Лизонька.
— Разве Вам неприятно?
— Мне…Мне неловко! — призналась она.
— Неловко? — удивился граф. — Но это всего лишь массаж, Елизавета Арсеньевна! А я то думал, что Вы гораздо смелей.
— Что сие значит? — встрепенулась она.
— Куда вдруг делась Ваша решительность, Лизонька, ведь несколько минут назад в Вас ее было столько, что с лихвой хватило бы на нас двоих! — прошептал он ей теперь уже склонившись к другому уху.
— Лизонька!!! — он впервые ее так назвал. — О, боже! Сегодня, или никогда! — как заклинание мысленно произнесла она, и резко повернулась к нему, окончательно испортив итак уже изрядно разрушенную руками графа прическу. Ее волосы рассыпались по плечам, а глаза наполнились светлыми слезами от избытка обуявших ее чувств.
— Не мучьте меня, граф! — произнесла она дрожащим голосом.
Граф окинул ее вожделенным взглядом.
— Нет! — восхищенно воскликнул он, словно и вовсе не услышал этой ее мольбы! — простоволосая вы краше во сто крат! — И в глазах его засветилось восхищение, перерастающее в ответную страсть.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, и граф уж, было, протянул руки, чтобы обхватить ими ее голову и привлечь к себе для поцелуя. Она же прикрыла глаза, угадав его намерение, и вдруг… у нее над ухом отчетливо прозвучал трезвый голос графа.
— Я никогда не смогу жениться на Вас, Елизавета Арсеньевна!
— Что? тут же устыдилась она. — Неужто Вам в голову пришла мысль, будто я склоняю Вас к этому?
— Нет, но я хочу, чтобы Вы об этом знали.
— Не оскорбляйте меня, граф! Мне все равно, женитесь Вы на мне или нет! Ведь я…. я люблю Вас! — и слезы покатились у нее по щекам.
— Лизонька, прелесть моя! — воскликнул он, и тотчас же закрыл ей рот долгим поцелуем.
Следующие два месяца они встречались тайно. Господи, как она была счастлива тогда! Граф научил ее предаваться любви, в которой до него она была совершенным новичком. Он научил ее отбрасывать стеснение, игнорировать условности и уметь разжигать страсть до самозабвения!
Но, увы! Срок его пребывания в России катастрофически сокращался, и вот настал день, когда он сказал ей, что завтра уезжает.
Лизонька, находясь в его прощальных объятьях, чувствовала, что Мир рушится у нее под ногами, а он осыпал ее поцелуями, стараясь захватить в уста каждую клеточку тела, кутался в волосы и шептал нежные слова на разных языках.
— Ты любишь меня? — спросила она, отстраняя его голову от своей груди.
— Люблю! — прошептал он, ни на минуту не задержавшись с ответом.
Она счастливо улыбнулась.
— Ну, с этим я могу и умереть счастливой!
И вдруг он приподнял голову и решительно взглянул ей в глаза.
— Я люблю тебя! Но меня связывают определенные обязательства, из-за которых я не только не могу связать свою судьбу с тобой, но и принадлежать самому себе!
— Обстоятельства?
— Да, Лизонька! — и граф завуалировано принялся рассказывать ей о какой-то тайной организации, секретном обществе, в котором он играл чуть ли не заглавную роль, и даже намекнул, что его визит в Россию был связан именно с этим.
Она грустно вздохнула, а потом вдруг счастливо улыбнулась и загадочно на него посмотрела.
— Ты навсегда останешься со мной! Вернее твоя частичка!
— Интересно, которая? — шутливо спросил ее граф.
— Вот эта! — и Лизонька бережно погладила свой живот обеими руками.
— Что? — испуганно воскликнул граф.
— Да! — ответила она, и глаза ее заискрились счастьем.
— Но! — Сен-Жермен впервые растерянно взглянул на свою возлюбленную. — Но ведь ему нужен отец! Иначе… Как он сможет жить в этом обществе?
— У него будет отец! — решительно сказала Лизонька.
— Что?
— У него будет отец. Князь Григорьев Алексей Михайлович. Он ждет не дождется, когда я соглашусь, наконец, выйти за него.
— Но, Лиза…
— Что? Ты хочешь спросить, как я могу пойти на такое? — Могу! — сказала она, не дождавшись ответа. — Ради него я могу пойти на все! — и она снова с любовью погладила свой живот.
— Лиза, Лизонька! Но как же… А если он не захочет теперь?
— Захочет, потому, что никогда не узнает, что это не его ребенок.
Граф был поражен ее холодной расчетливостью. Он, владеющий телепатией и даром предсказания, разбирающийся в тонкостях политических хитросплетений, и видящий насквозь всякий последующий изворот противника, даже представить себе не мог, во что может превратить материнство скромную, кроткую, застенчивую Лизоньку!
Они расстались перед самым рассветом, и Лизонька после этого проплакала несколько часов подряд, а потом, утомленная бессонной ночью и слезами, все же уснула. А в полдень, когда она вышла в гостиную, дворецкий доложил, что посыльный только что передал ей подарок от графа.
Лизонька устремила взгляд на миниатюрный ящичек, стоящий на тумбе прямо у входа в гостиную, и жестом приказала дворецкому удалиться.
Она подошла к тумбе и с нетерпением открыла верхнюю крышку ящичка. В нем находилась великолепная резная шкатулка, отороченная темно-синим бархатом, поверх которого красовались всевозможные драгоценные камни, выложенные в затейливые узоры.
Она невольно ахнула, увидев такую красоту, но открывать шкатулку пока не стала потому, что рядом с ней лежало письмо.
Граф написал ей прощальные строки, полные любви, а потом сообщил, что оставляет в подарок семь алмазов необычайной величины. Что камни эти пока еще девственны, необработанны, но чистоты великолепной! Он оставляет их Лизоньке и будущему ребенку.
Один из них, любовь моя, непременно отдай в обработку, и на свое усмотрение сделай какое-нибудь украшение. И пусть оно до скончания дней твоих напоминает тебе о нашей любви. Остальные же камни, Лизонька, можешь использовать так, как тебе захочется!
Еще в шкатулке Елизавета Арсеньевна обнаружила маленький замшевый чехольчик. В нем лежал золотой перстень с крупным бриллиантом, и на обратной стороне оправы, аккурат под камнем, был выдавлен какой-то знак, а чуть ниже под ним, инициалы графа.
О перстне граф написал ей вот что!
— Этот перстень береги для "него", ибо на нем печать моя и инициалы, дающие пропуск туда, куда он, сам по себе, войти никогда не сможет. С ним же для "него" будут открыты все пути! Как знать, что ждет его впереди, какие вершины предстоит ему покорять, и эта вещь может оказать ему неоценимую услугу.
Май 2009 год.
Результаты поездки в Тулу оказались напрасными, и, увы, продвижению следствия ничем помочь не могли. В больнице оперативники выяснили, что Купидонов Дмитрий Сергеевич умер от инсульта, после пятнадцати дней пребывания в стационаре. Причем все это время состояние у него было очень тяжелым, и согласно анализам, улучшения не предвещалось. Они выяснили также, что за эти пятнадцать дней тяжелого пациента никто не навещал и не передавал передач. А помещен в больницу он был по сигналу соседей Комаровых. Молодые супруги Оля и Гена иногда захаживали к соседу, и не столько ради того, чтобы проведать, сколько по нужде. Они поженились всего пять месяцев назад, и поселились в квартире покойной Олиной бабушки, как раз по соседству с Дмитрием Сергеевичем, и потихоньку принялись за ремонт. Гена плотничал, а Оля то красила, то клеила обои. И у них в эту пору вечно чего — нибудь недоставало. То крестовидной отвертки, то самореза, то лобзика, а то и просто соли, чтобы на скорую руку сготовить суп. И они часто обращались за недостающим к одинокому соседу, который с удовольствием их выручал. И вот, в очередной раз Оля отправилась к Дмитрию Сергеевичу, чтобы одолжить у него хлеба. У Гены выдался непредвиденный случай. Они с товарищем по работе отправились на один из строительных объектов, на служебных Жигулях, и, сделав небольшой крюк, заскочили к Гене домой аккурат в обеденный перерыв. А Оля как раз только что борщ сварила, да вот незадача, в магазин сходить не успела. А дома, как назло ни единого кусочка хлеба.
