— Вы будете иметь это у себя и сможете удовлетворить свои потребности на рабочем месте, — усмехнулся банкир. Частые визиты следователя удовольствия ему не доставляли.
Но сегодня Слава на работу возвращаться не собирался, да и разобраться со специфическими записями финансистов самостоятельно не мог.
— Виталий Федорович, — прочитав бирку с именем на лацкане пиджака банкира, обратился к нему старший лейтенант. — Ваш клиент Каребин работал с двумя издательствами. Они и переводили гонорары на его счет. Посмотрите, пожалуйста, нет ли тут суммы, пришедшей из другого источника. Я интересуюсь театром, поскольку имею сведения, что Олег Иванович недавно получил гонорар за пьесу.
— Театр мог выдать ему наличкой, — заметил банкир, но бумаги из рук следователя взял и внимательно их исследовал.
Славе повезло. На валютный счет писателя недавно поступила сумма в полторы тысячи долларов. А поскольку его исторические романы оценивались в четыре раза больше, можно было предположить, что это и есть гонорар за пьесу. Зная счет отправителя, выяснить его координаты было делом техники. Через сорок минут Синицын узнал юридический адрес отправителя валюты. Он хоть и вел крупное дело самостоятельно впервые, но перед этим уже успел два года поработать в команде опытного специалиста, поэтому догадывался, что юридический адрес учреждения может вовсе не совпадать с реальным. Множество фирм, работающих в столице, регистрировалось не в Москве. Иногда это было на другом конце света, аж у Тихого океана. Но сегодня молодому следователю опять повезло. Адрес юридический на Бакунинской улице совпал с реальным и принадлежал именно театру.
И хоть самого режиссера Слава в здании не застал, он выяснил его фамилию и, показав охранникам свое удостоверение, получил мобильный номер его телефона.
Шагая к метро, старший лейтенант почувствовал, что наконец полоса тотального невезения в деле убитого писателя немного поослабла. Он предположил, что текст пьесы, за которую покойный уже получил гонорар, должен быть в его компьютере.
Эта мысль его забеспокоила, поэтому вместо того, чтобы ехать домой, он отправился в Гороховский переулок. Перед знакомым парадным Слава заметил «уазик» Управления. В машине сидел сержант Ваня Турин. Синицын кивнул водителю и быстро вошел в дом. Интуиция подсказывала ему, что приезд коллег связан с квартирой Каребина, и не ошибся. Дверь в нее была открытой, а первый, кого заметил в квартире Слава, был Лебедев.
— Что с Машей? — с порога крикнул он, но тут увидел вдову и успокоился.
Маша сидела как обычно за столом и терпеливо ждала, пока Саша Лебедев и криминалист Антюков возились со столом покойного писателя. Рядом в кресле сидела женщина лет сорока пяти, очень похожая на молодую вдову. С матерью Маши, Тиной Андреевной, Синицын уже встречался и потому подошел к ней поздороваться.
— Я хочу забрать девочку к себе, — сказала она, сухо кивнув следователю.
Слава задумался, как на это реагировать, но его отвлек Лебедев.
— Как хорошо, что ты появился, — обрадовался он. — Тебя искали, но не нашли. Тогда Электрик послал меня, а у меня своих забот полный рот. Дело писателя поручено тебе, вот и принимай новый эпизод.
— Что здесь произошло? — Слава оглядел квартиру, но ничего особенного не обнаружил.
— Иди сюда, следопыт, — позвал его Лебедев и ткнул в компьютер.
Корпус процессора был зверски искорежен. Ящики стола и книжного шкафа раскрыты, и все их содержимое валялось на полу.
— Пока Марии Сергеевны не было дома, кто-то выбил стекло балконной двери и изуродовал компьютер, — пояснил Антюков. — Вот ищу пальчики.
— Ничего из квартиры не пропало? — Слава подошел к вдове и потрогал ее за плечо.
Маша вздрогнула, и он повторил ей свой вопрос.
— Ничего не пропало. Испортили компьютер и перевернули вверх дном все ящики, — ответила за Машу Тина Андреевна. — Так я заберу девочку? Надеюсь, специального разрешения на это не надо?
— Это ваше право. — Синицыну было странно, что мать Маши обращается к нему по семейному вопросу. Где жить вдове, он указывать не мог.
— Только боюсь, что дом вообще растащат. На нашу милицию надежды мало, — проворчала Баранова-старшая.
— Мы можем опечатать квартиру на время следствия, — предложил Лебедев.
— А вы не хотите у меня пожить? — тихо спросила Маша у Синицына.
— Наверное, это не положено… — растерялся Слава.
— Почему не положено? Вы же будете охранять дом, — удивилась вдова.
— Вообще-то следователь на это не имеет права. — Лебедев почесал в затылке и подмигнул Синицыну. — Но если он решит организовать засаду и подежурить в смену с другими сотрудниками, тогда другое дело. Но на такую операцию требуется разрешение начальства.
— Пока не помешало бы починить дверь и вставить стекло, — вмешалась Тина Андреевна. — Кто будет этим заниматься? Мы обе женщины и слесарить не умеем.
— Выйдем поговорим, — тихо предложил Лебедев Славе. Они вышли на балкон.
Саша тут же достал сигарету и жадно затянулся:
— Тебе не кажется, что этот визит совершил убийца? Парень он смелый. Тут балконы друг от друга не близко.
Башкой рисковал.
— Да, крутой альпинист, — глянув вниз, присвистнул Слава.
— Что они тут ищут?
— То, что они искали, находилось в компьютере, — предположил Синицын.
— Или на дискетах. Скорее всего, писатель скидывал текст на дискеты, чтобы подстраховаться. С компьютером происходят иногда сбои, и он все стирает из памяти.
Отпечатки пальцев на стекле книжного шкафа и осколках балконной двери обнаружить удалось быстро. Капитану это показалось странным.
— Профессионал без перчаток за стекло не взялся бы.
— Да, чудно, — согласился Слава.
— Принимай предложение девицы и поторчи тут пару ночей. Если ты затаишься и будешь сидеть тихо, они могут появиться вновь. —Лебедев затушил сигарету и пихнул Славу пальцем в живот. — Решайся.
— Мне надо съездить домой, предупредить маму и забрать из дома роман Каребина. Буду дежурить и читать.
— Валяй. Мы с Антюковым пока доработаем квартиру и разберемся со стеклами, а ты садись в «уазик» и дуй домой.
— Завтра я должен в восемь утра быть в кабинете Грушина, — предупредил старший лейтенант и, игнорируя лифт, побежал вниз пешком.
— Утром я тебя подменю, пока ты не пригонишь стажера, — крикнул вслед ему Лебедев.
Ваня Турин умел ездить по Москве. Через час они уже вернулись. Машу Баранову и ее родительницу Слава в квартире не застал. Женщины уехали.
Дожидаясь, когда местный слесарь закончит возню с балконом, Лебедев с криминалистом курили на кухне. Наконец рабочий с дверью управился и, выдав милиционерам квитанцию для росписи, молча удалился. На бутылку, имея дело с властью, рассчитывать не приходилось.
— Принимай пост, старший лейтенант. Все, что есть в холодильнике, тебе разрешено брать и жрать. Света в квартире не зажигай, окна не открывай и сиди тихо, проинструктировал Лебедев. —Оружие взял?
— Взял.
— Тогда все. — И Лебедев, ткнув Славе пальцем в живот на прощание, подтолкнул Антюкова к выходу.
Заперев за коллегами дверь, старший лейтенант прошелся по комнатам. За окнами темнело, и в квартире стоял полумрак. Синицын произвел обход помещений и уселся за письменный стол убитого хозяина. Он попытался представить себя писателем Олегом Каребиным. Что это за профессия? Человек сидит за письменным столом, а у него в голове собрание сочинений? Слава прикрыл глаза и попробовал вызвать зрительные образы героев романа, несколько глав которого уже успел прочитать. Но ничего из прочитанного не увидел. Почему-то стоило лишь зажмуриться, как перед ним возникала совсем другая картина. Он обозревал пустынный город, по улицам которого изредка проносились допотопные открытые автомобили. Холодная черная вода отражала горбатые мостики, очень знакомые Славе. «Это же Питер», догадался молодой человек и поежился — так неуютно и тревожно выглядел этот город. Тогда Синицын вынул из кейса напечатанный на принтере роман, пошел с ним в ванную и, усевшись на табуретку, открыл новую главу. Начал читать и вздрогнул.
* * *
Холодной и дождливой осенью 1918 года в Петрограде часто стреляли, а по пустынным улицам громыхали грузовики с вооруженными людьми. Редкие прохожие, заслышав гул мотора, прятались в подъезды и подворотни. Зловещие грузовые авто сновали по городу, развозя отряды чекистов. Горожан, заподозренных в антипатии к Советам, расстреливали без суда и следствия. После убийства Урицкого большевики объявили красный террор. Образованных и состоятельных людей брали в заложники, которых затем расстреливали сотнями. Человек в кожанке с маузером вызывал ужас. Под видом чекистов пьяные матросы и солдатня грабили горожан.
Казалось, что Питер дрожит от страха.
