— И они согласились с этим?
— Да, почему бы и нет?
— Хотя бы потому что свидетельница явно указала на Головлеву как на убийцу, — сказал Натаниэль. — Довольно странное желание для родственников обвиняемой — найти, возможно, единственного человека, показания которого могут упечь ее пожизненно. Если я не ошибаюсь, ее слова были: «Преступник еще в квартире», верно?
— Да, но ведь она не назвала имя преступника, — возразил адвокат.
Натаниэль в сомнении покачал головой.
— Шаткая надежда, — сказал он. — Очень шаткая, Цвика.
— А что, есть другие предложения?
— Пока нет…
— Есть скелет в шкафу или нет, но я уверен, что она невиновна в предумышленном убийстве, — заявил Грузенберг после паузы.
— Ага! — Розовски засмеялся. — Кое-какие сомнения в вас я, все-таки, посеял. Уже не вообще невиновна, а в предумышленном убийстве. Хорошо, какое еще убийство могло иметь место в той злополучной квартире?
— Возможно, убитый позволил себе вольность, — предположил адвокат не совсем уверенно. — Чрезмерное внимание, которое было истолковано ею как попытка изнасилования. А не сообщила она об этом на следствии по причинам психологического характера. Вам не приходило в голову подобное объяснение?
— Вряд ли, — лениво сказал Розовски.
— Почему?
— В вашем случае она бы воспользовалась первым попавшимся под руку предметом. Например, столовым ножом, лежавшим на сервировочном столике. Кстати, убить таким очень трудно. Нанести рану, даже опасную — да, возможно. Но убить… — Натаниэль покачал головой. — Вряд ли, — снова сказал он.
— Нож, скорее всего, принадлежал хозяину квартиры.
— Это не играет роли. Чтобы стать тем, чем стал, то есть орудием непредумышленного убийства, он должен был оказаться у нее под рукой. Он что, лежал на сервировочном столике?
— Нет, — признался адвокат. — По утверждению полиции, он висел над письменным столом. В кабинете.
— А они сидели за журнальным столиком, в салоне. Значит, непредумышленное убийство отпадает. Это предумышленное убийство, Цви.
— Но пока что неизвестно, кто его совершил, — не сдавался адвокат. — Насколько я понимаю, полиция тоже так считает. Иначе бы они выдвинули обвинение против Головлевой. Поверьте, им бы этого очень хотелось. Так что в любом случае, свет может пролить только исчезнувшая дама. Либо она сама преступница…
— … Либо видела преступника, — закончил Розовски. — Что ж, вы правы. Посмотрим.
Машина остановилась.
— Знаете, я подожду вас на лавочке, — предложил Натаниэль. — Бывшие коллеги очень своеобразно реагируют на мое появление.
— Это может затянуться, — предупредил Грузенберг.
— Ничего страшного. Свежий воздух, нежарко. У вас есть что-нибудь почитать? — Натаниэль оглянулся. На заднем сидении он заметил книгу в красной обложке. — О, по-моему, детектив. Можно?
— Ради Бога.
— «Убийство в первом чтении», — прочитал Розовски. — Хадива Гефен. Интересно?
— Театральная богема, — сказал адвокат. — Ничего, написано бойко. Вы любите детективы?
— Терпеть не могу. Но читаю регулярно. Так я возьму?
— Конечно.
Они вышли. Грузенберг отправился в полицейское управление, а Натаниэль с книжкой в руке пристроился на скамейке метрах в ста от входа.
Раскрыв ее наугад, Розовски с интересом прочитал, как главная героиня пришла в родной театр и обнаружила на сцене труп режиссера. Дальше шли описания ее злоключений. Натаниэль не столько читал, сколько пролистывал книгу. Как ему удалось понять, оставшиеся после описания убийства двести с лишним страниц посвящены были различным (главным образом, альковным) приключениям героини-рассказчицы.
«А кто же расследует убийство? — лениво подумал Розовски. — Хотя, чего гадать, скорее всего полиция».
Едва он успел подумать об этом, как над самым его ухом раздался знакомый голос:
— Привет, Натан, что ты здесь делаешь?
Розовски оторвал взгляд от книжки. Старший инспектор Алон, собственной персоной. Маленький, смуглый и как всегда чем-то недовольный.
— Привет, Ронен, — Розовски широко улыбнулся. — Я как раз тебя вспоминал.
— С чего бы это? — поинтересовался Алон, садясь с ним рядом.
— Ну, не тебя вообще, — признался Натаниэль, — а полицию. Вот… книжку листал. Новый детектив.
К книжке инспектор интереса не проявил.
— А что ты здесь делаешь?
— Я? Ну, вообще-то, дышу свежим воздухом. А что?
— В двух шагах от полиции? — подозрительно спросил старший инспектор.
— Разве? — Натаниэль удивленно огляделся по сторонам и воззрился на Управление, словно впервые его увидел. — Действительно. Что значит возраст. Начинаешь забывать собственную alma mater. Спасибо, что напомнил, Ронен.
— Пожалуйста. Значит, просто дышал воздухом и листал книжку?
— Ты мне не веришь? — спросил Натаниэль оскорбленно. — Я что, обманывал тебя когда-нибудь? И потом: что мне, собственно говоря, делать рядом с полицией?
— Вот именно, — повторил Ронен. — Что тебе, собственно говоря, делать рядом с полицией? А насчет обманывал или нет — уж лучше молчи, Розовски, пока я не вспомнил все твои проделки.
— Ничего я тут не делаю, — сказал Натаниэль. — Я в отпуске. Со вчерашнего дня. Гулял по городу, и ноги сами принесли меня к родному подъезду. Видимо, подсознательно меня сюда тянет.
— Да, как преступника на место преступления, — проворчал Алон. — У тебя сигареты есть?
Натаниэль протянул ему пачку «Соверена».
— Что новенького? — спросил он, поднося бывшему коллеге огонек зажигалки.
— Ничего новенького, — ответил Ронен. — Сегодня битых два часа доказывал невозможность освобождения подозреваемой. Ну, ты же знаешь наших законников: «Двое суток прошло, обвинение не представлено…» Адвокат еще попался из молодых, но тертый, — он огорченно махнул рукой.
— Что за история? — спросил Натаниэль равнодушным голосом. — Убийство?
— Дамочка всадила нож в бывшего супруга, — объяснил старший инспектор. — И сказала, что она ни при чем. Мол, так и было.
Розовски хмыкнул.
— Вон, кстати, она идет, — раздраженно сообщил Ронен, махнув рукой в сторону Управления. — Вместе с адвокатом. Ладно, — он бросил сигарету в урну. Не хочу я с ними встречаться. Пока, Натан. Заходи, поболтаем, — он быстрыми шагами направился к «форду» с красными номерами. К облегчению Натаниэля, «форд» рванул с места раньше, чем Грузенберг с Головлевой приблизились к его скамейке.
— На вас жалуются, Цвика, — сообщил он адвокату, после того, как тот представил Головлеву. — Инспектор Алон считает, что добившись освобождения госпожи Головлевой, вы помешали нормальному ходу следствия.
— Да?
— Чтобы не усиливать его чрезмерную подозрительность, предлагаю покинуть это идиллическое место, — предложил Розовски. — Не стоит давать ему пищу для очередного недовольства. Вообще он хороший парень, но ужасно не любит, когда я лезу, как он считает, в его дела. По-моему, он просто считает мой уход из полиции предательством по отношению к нему лично. Я вам не говорил, по-моему, Цвика, но в свое время он был моим учеником. Каковы ваши планы? — спросил он, глядя на Головлеву. Женщина пока что не произнесла ни слова. Она смотрела в сторону отрешенно-рассеянным взглядом. Лицо ее было спокойным. Или, скорее, равнодушным. «Да, она же не знает иврита, — вспомнил Розовски. — Наверное, это невежливо, но повторять все сказанное для нее…» — Так что? — снова обратился он к адвокату. — Куда вы собираетесь?
— Вы же хотели побеседовать с госпожой Головлевой, — напомнил ему Грузенберг.
— Ну не здесь же!
— Может быть, для начала отправимся к вам в офис? — предложил Цви. — Потом я отвезу ее к родственникам.
Натаниэль перевел его предложение Головлевой.
— Послушайте, — сказала вдруг она, — я ведь не просила нанимать частного сыщика. Меня никто не спрашивал. С какой стати я должна ехать куда-то и отвечать на какие-то вопросы? Пусть полиция занимается своими делами. А я займусь своими. Я хочу отдохнуть. И никого не хочу видеть. Скажите ему, чтобы он отвез меня домой.
— Что она говорит? — спросил Грузенберг.
— Так, ничего, — ответил Натаниэль. — Просто благодарит вас за внимание. И просит отвезти домой. Имеется в виду — Яффо. Собственно, я не возражаю. Можно задать несколько вопросов по дороге.
По дороге Натаниэль Розовски совершенно неожиданно вспомнил, что сегодня еще не завтракал и не обедал.
— Давайте заедем на несколько минут в кафе, — предложил он. — Тут, по дороге.
Грузенберг не возражал. Головлева, когда детектив обратился к ней, поморщилась, но промолчала.
— У меня гастрит, — сообщил Розовски извиняющимся тоном. — Я должен соблюдать режим питания. Это совсем недолго.
