часов смены она отработала двенадцать. Внутри осталась только пустота.
Она дрожала от холода. Ненавижу кондиционеры. Наверное, их специально так настраивают, чтобы живые не расслаблялись, а мертвые не гнили. Ей не терпелось окунуться в горячую ванну, чтобы смыть грязь и страдания пациентов, которым она успела потерять счет с нынешнего утра. Точнее, уже со вчерашнего утра.
Она вошла на кухню.
Виктор читал за кухонным столом — совершенно пустым, если не считать букета роз и открытой бутылки красного вина. Розы придавали кухне вид одновременно торжественный и чуждый.
— Ты припозднилась, — заметил муж, разливая вино в бокалы на высоких ножках и передавая один из них Эмме.
Она попыталась припомнить повод. Годовщина свадьбы? День рождения? День матери?
Эмма подняла бокал и посмотрела, как свет с трудом пробивается сквозь темно-красную жидкость. Напоминает кровь. Она понюхала вино, потом чуть взболтала его и понюхала снова. Запах тоже был мрачноватым: легкая горечь вишни, лакрицы и, похоже, фиалок, насыщенный букет полевых цветов и спелых фруктов. Недешевый напиток.
Она сделала маленький глоток, и вино заструилось по языку, касаясь самых отдаленных вкусовых сосочков, едва не запевших от сочетания кислотности, танинов и цветочной горечи.
— Хорошее вино, — похвалила она и села, отбросив куртку на спинку стула.
Потом оглядела цветы: дюжина красных роз с гипсофилами и зеленью в единственной на весь дом вазе. Их красота никак не вязалась с обшарпанными шкафчиками и треснутой раковиной. Кухня поражала порядком. Все было убрано. Такого не случалось никогда: ни Эмма, ни Виктор не отличались любовью к уборке, а что касается Тейлор, то она и вовсе была воплощением хаоса.
Спортивная куртка после полуночи. Он выглядит усталым. Даже кудри будто бы распрямились. Покрасневшие синие глаза за стеклышками очков отказывались встречаться с ней взглядом. У Эммы екнуло сердце. Она открыла рот, чтобы задать вопрос.
Но промолчала.
Вместо этого она сделала еще глоток вина.
Виктор поставил бокал на стол, снял очки и принялся протирать их рубашкой, как делал всегда, когда хотел собраться с мыслями. Он дышал на стекла и тер их медленными круговыми движениями, не поднимая головы.
Дело не в Тейлор. Дело в чем-то другом, и очень скверном.
— Эмма, ты сама знаешь, как много для меня значишь…
Даже хуже, чем скверном. Эмма допила бокал и налила еще один. Взяла бутылку и посмотрела на этикетку. «Шато-Пави», Сент-Эмильон, урожай 1999-го. Хороший год. Даже отличный.
— …И Тейлор тоже.
Мозг обожгла мысль. Развод. Вот что происходит. А я даже не подозревала.
Она вспомнила последние несколько месяцев. Мужа часто не бывало дома. Она сама разрывалась между дежурствами в неотложке, домом и Тейлор. Они с Виктором впервые в этом году сидели вот так и пили вино. Что же до цветов…
— Красивые розы.
Он покраснел.
Эмма оглянулась на гостиную в поисках подсказок. Ничего. И тут она припомнила, что мельком видела коробки в машине мужа. Скорее еще вина.
— Я ухожу.
— Куда?
— Ухожу от тебя.
Эмма кивнула.
— Только не усложняй, — попросил Виктор.
— И куда же ты уходишь? — улыбнулась она.
— Куда? А причина тебя не интересует?
— Полагаю, ты нашел вариант получше.
— Я жду ребенка.
— Поздравляю! Заявка на Нобелевскую премию.
Виктор наконец посмотрел ей в глаза:
— Мне очень жаль, Эмма.
— Плохо. Должен бы радоваться.
— Мне жаль поступать так с тобой.
— А как насчет Тейлор?
— Тейлор мне тоже очень жаль!
— И мне жаль. Ты ведь заберешь ее.
— Заберу? Куда?
— С собой.
Потрясенное выражение лица Виктора ее позабавило. Почти позабавило.
— Я не могу взять ее с собой!
— Это почему же? Она такая же твоя дочь, как и тот ребенок, которого ты ждешь.
— Но…
— Что «но»?
— Ведь ты же ее мать!
— Ну, этого я не могла не заметить. А ты — ее отец.
— Она должна остаться с тобой.
— А у нее ты спросил?
— Нет.
— А стоило бы. Она бы выбрала тебя.
— Но ей всего восемь! Она сама не знает, что для нее лучше.
— Можно подумать, ты знаешь.
— Разве она тебе не нужна?
— Нет.
— Почему нет?
— Как и у тебя, у меня есть другие дела.
— Но она же твоя дочь!
— И твоя тоже, не забыл? — рассмеялась Эмма.
— Ты же пошутила, верно?
— Вовсе нет.
— Но я слишком занят! У меня работа, пациенты, и…
Эмма подождала, пока он закончит.
— …И Эмбер беременна!
Эмма припомнила Эмбер. Молодая, красивая девочка. Вечно хихикала. Несколько раз попадала на смены в неотложку, пока училась на медсестру, потом получила работу в кардиологии. Прочее — уже история. Эмма попыталась сдержать злость, но не сумела. Смешливая девочка Эмбер, на двенадцать лет моложе, увела Виктора и угробила мой брак.
— Вот заодно и потренируется ухаживать за детьми. Наша-то хотя бы к горшку приучена. А что касается занятости, то я работаю не меньше твоего. У меня тоже есть дежурства и пациенты. И заботиться о Тейлор у меня получается не лучше тебя. Я оставлю себе собак.
Виктор поджал губы.
— Послушай, Эмма, если ты таким образом хочешь мне отомстить…
— Папа, а куда мы едем? — спросила Тейлор.
Она стояла в дверях, сжимая под мышкой Дору, тряпичную куклу. За девочкой волочилось линялое розовое одеяло — она не расставалась с ним с тех пор, как научилась ходить. Глаза сверкали сквозь завесу кудрей, густых и темных, как у Виктора. Дочка взяла с собой самое необходимое и была готова немедленно пуститься в дорогу.
— В кроватку, милая. Сейчас мы едем в кроватку. — Виктор подхватил ребенка в охапку вместе с Дорой и одеялом и понес в детскую.
Эмма осталась одна в пустой кухне. Она сосредоточилась
