В гарнизоне шептались, что проповедь открыла графу глубину его греха и он не перенес испытанного позора.
— Да, — выплюнул Бениньо, — это принятое среди челяди мнение. Но герцогиня думала иначе. Она-то знала, что Витторе вовсе не стыдился своих оккультных изысканий и нимало не считал их грехом. Напротив, он полагал, что религия — это своего рода игрушечная магия для непосвященных и малообразованных. Как бы ни впечатлили его чьи-то слова, он не стал бы ничтоже сумняшеся бросаться головой вниз с кавальера. Все было куда проще… — Врач скривился, будто надкусив гнилое яблоко. — Монах был вовсе не капелланом. Это субъект был не кем иным, как агентом инквизиции, которого Оттавио приволок на родной порог. У ублюдка были долги. Крупные долги. И раздел наследства перестал его устраивать. Не знаю, чем именно монах грозил Витторе. Но одно несомненно — все было очень серьезно. Слишком серьезно, чтобы граф бросился обивать пороги канцелярий и искать защиты. Хотя… быть может, герцогиня знает больше. Мне же известно лишь это.
Годелот встряхнул головой.
— И все? Из-за предательства младшего брата нужно было сжечь мирные деревни? Перебить весь гарнизон замка? Отплатить за смерть графа Витторе гибелью его собственных земель? Не слишком ли добросовестная месть?
Но врач только нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику:
— Не спешите, друг мой. Это лишь начало истории… Герцогиня и сейчас особа весьма энергичная, насколько это возможно в ее состоянии. Прежде же она была деятельна, скора на решения и, полагаю, изрядно вспыльчива. Недолго думая, она ринулась по следу своих подозрений. Задача оказалась не из простых, но за полтора года синьора отыскала всех кредиторов Оттавио, собрала по нитке внушительный список его грехов, а затем устремилась к мерзавцу, дабы разоблачить его предательство и, вероятно, посулить расплату. Новоиспеченный граф Кампано все отрицал, негодовал, но был заметно напуган, что еще более укрепило герцогиню в ее убежденности. Одним словом, случилась громкая ссора.
Только что сжимавший кулаки и пытавшийся перебить врача, юноша замер.
— Вот оно что… — пробормотал он. — Гость, приехавший той ночью, о которой рассказывали слуги… Это была герцогиня Фонци…
Бениньо не обратил внимания на эту реплику, он задумчиво смотрел куда-то в стену мимо собеседника.
— Оттавио всполошился не зря — у герцогини хватило бы влияния разрушить его жизнь под самый корень. Только все было пустыми угрозами, Годелот. Несколько месяцев спустя с герцогиней случился удар. Тот самый, что приковал ее к креслу. Казалось бы, на этом все должно было закончиться. Однако только началось.
Врач сжал двумя пальцами переносицу, как делал порой, стараясь сосредоточиться. А потом встал и мерно зашагал по ковру.
— Видите ли, друг мой. Чем сильнее человек, тем труднее ему мириться с недугом вроде паралича. И тем неистовее он борется.
Когда госпожа наняла меня, я изучил ее болезнь во всех возможных подробностях, перерыл горы литературы, провел десятки консилиумов с коллегами — но все тщетно. Не стану пересказывать вам, каким мучительным процедурам я подвергал мою несчастную пациентку. Герцогиня безропотно сносила что угодно. Однако ее сиятельство — не деревенская молодуха, что станет глядеть на врача словно на чародея. За время наших с ней общих мытарств герцогиня не хуже меня разобралась в природе своей болезни. Она быстро поняла, что я бессилен ей помочь. Ее сиятельство привыкла доверять мне как наперснику и секретарю, а порой и просто другу, она ценит мое умение облегчить ее припадки и случающиеся у нее боли, но исцеления она от меня не ждет…
Бениньо остановился у стола и нервно стряхнул со скатерти невидимый сор. Годелот молчал, будто слившись с креслом. Он видел, что тема эта врачу неприятна, и подспудно опасался несвоевременно напомнить о себе и спугнуть неожиданную откровенность эскулапа. А тот заговорил опять:
— Однако это не значит, что герцогиня смирилась. Она всегда верила, что мир устроен сложнее, чем кажется, поэтому заподозрила, что у ее несчастья совсем другие корни. Пока я искал лекарства для растворения кровяных сгустков, она обращалась к астрологам и хиромантам, надеясь понять, чем прогневила судьбу. Сама составляла нумерологические таблицы и гороскопы. Поверьте, Годелот, в этом доме хранится столько еретических книг, что господина нунция прямо на пороге расшиб бы сердечный удар.
Бениньо тяжело вздохнул и сел в кресло.
— Кто ищет, тот найдет. Слыхали вы такую банальность? Так вот. Двенадцать лет назад среди очередной порции купленных книжных редкостей ее сиятельству попался некий документ. Свиток в чехле. Лет двести назад на таких записывали все подряд, от молитв до рецептов домашнего варенья.
В этом же документе была легенда. Скорее, сказка. Она гласила, что в незапамятные времена существовал некий таинственный Клан, владевший удивительным артефактом, данным ему то ли в награду от древних богов, то ли в качестве подкупа от Сатаны.
Суть его такова, что он дает неограниченную власть над всем, что живет и дышит.
Годелот скептично пожал плечами:
— Направленный в чужую голову мушкет ничуть не хуже дает неограниченную власть без всяких цацек от нечистого.
Бениньо криво усмехнулся:
— Возможно. Но мушкет, направленный на гангренозную конечность, не в силах приказать ей излечиться. Никакой мушкет не сумеет поселить в теле чахотку. Даже лучшим из мушкетов человека не заставить всем сердцем полюбить своего кредитора или возненавидеть мать. И даже тысяча мушкетов не прикажет целой нации бросить свои дома и рвануться в оголтелой ярости загрызать зубами соседей.
Шотландец медленно облизнул губы.
— Этот… артефакт такой могущественный?
Бениньо задумчиво кивнул:
— Если верить преданию — почти всесильный. Веками члены этой загадочной семьи применяли свой тайный дар то во благо, то во страшное зло. Одни исцеляли умирающих, над которыми готовы были сжалиться. Другие разжигали эпидемии в осажденных городах и устраняли неугодных. Согласно легенде, даже чума, бушевавшая в Европе пару столетий назад, — их рук дело. Они посеяли ее по… хм… заказу одного восточного монарха, желавшего очистить окрестные земли от населявших их племен. Кто же мог знать, что все обернется такой катастрофой? Члены Клана быстро одумались и попытались остановить свое ужасное детище, но болезнь распространялась слишком быстро. Задушенная в одной земле, она свирепствовала в другой. Они попросту не успевали за нею. К тому времени, когда Клан все же сумел совладать с эпидемией, от самого рода уже почти ничего не осталось. Болезнь не пощадила и своих собственных создателей.
Врач сделал паузу и потер лоб:
— Жутковатая сказка. Но среди легенд прежних веков полно страшных баек, которые особенно хороши вечером у очага. В этих историях нет ничего дурного. Худо становится тогда, когда находится могущественный человек, который верит
