Барбара Гордон - Польский детектив

— Умер? — этого я не ожидал. — Простите, я не знал об этом.

Она пригласила меня войти в дом. Это была скромная однокомнатная квартира с балконом. Я объяснил, зачем пришел, не вдаваясь в подробности. Важнее всего мне было узнать, обращался ли Веслав Малецкий к журналисту Зволиньскому по поводу дома.

Женщина расплакалась. Наконец она вытерла глаза вышитым носовым платком.

— Муж умер в апреле этого года. Он уже много лет страдал болезнью сердца — понимаете, война, концлагерь подорвали его здоровье. А эта история с домом совсем его подкосила. Мы в сорок шестом своими руками отремонтировали этот дом, каждый уголок стал нам родным. Пан Гайштлер, когда был в Польше в шестьдесят седьмом, говорил мужу, что он дом не продает, а если и надумает, то Веславу скажет об этом первому. А потом вдруг появился Хамский, уже как владелец дома. Муж считал это несправедливым, писал в разные инстанции, требовал разобраться. Да, он обращался к Зволиньскому, несколько раз разговаривал с ним. Он передал ему все адреса, по которым возил нас Хамский, предлагая квартиры. Мужа удивили, откуда у него такие возможности. Он ездил потом по всем этим адресам и убедился, что Хамский давно уже спекулирует квартирами.

— Может быть, вы знаете, где бывал ваш муж? — спросил я.

— Хамский показывал ему вот эту квартиру, кроме того, на улице Кавалеров, 8, и на Якобинской, там совсем крохотная квартирка, адрес у меня где-то был, вот… пожалуйста.

«Еще две квартиры», — подумал я. А вслух сказал:

— Вы, как я слышал, не хотели согласиться ни на одну из этих квартир?

— Поймите меня, все они были гораздо хуже той, в которой мы прожили почти тридцать лет, как же мы могли согласиться? В декабре семьдесят пятого Хамский потребовал принудительного выселения. Вмешался журналист Анджей Зволиньский, и выселение отложили на некоторое время. Журналист говорил мужу, что это похоже на серьезную аферу, но нужно время, и он опасался, что не успеет собрать все нужные материалы до последнего срока выселения. Дело было в том, чтобы преждевременно не спугнуть Хамского. А потом мы прочитали в газете, что Зволиньский погиб в горах… и все наши надежды рухнули. Четвертого января приехали из жилотдела и выселили нас. Привезли сюда. Муж потом еще обращался куда-то, но ему везде отвечали, что владелец имеет право жить в своем доме и выселить оттуда жильцов при условии, что предоставит им другую жилплощадь, соответствующую санитарным нормам. А в нашем случае, говорили они, все по закону. Мужа это так потрясло, что сердце не выдержало и… — она снова расплакалась.

Собственно, это было все, что я хотел узнать. Ситуация была ясна: Хамский купил дом и выселил из него жильцов, а потом сразу же, уладив все формальности, сдал его иностранцам, скорее всего, какому-то посольству. Теперь надо было узнать, где живет сам Хамский. Это я и попросил сделать Амерского.

Едва я успел вернуться домой, как зазвонил телефон. Это был Амерский.

— Привет, прокурор, — сказал он без церемоний, — а у меня для вас очередная новость. Я уже знаю, где живет Хамский. Улица Рекорда, 18.

Я записал.

— Как вы это выяснили? — спросил я.

— Очень просто. У Хамского есть сын, я подумал: а что с женой? Пошел в загс и проверил, оказалось, что Хамский развелся четыре года назад. Развод был произведен по обоюдному согласию, ясное дело, без определения вины. Хамская снова взяла свою девичью фамилию… минутку… Алина Маркевич. В Центральном адресном бюро ее нынешний адрес нашли за несколько минут. Эту виллу на улице Рекорда когда-то занимали две семьи, Хамский купил ее несколько лет назад, а при разводе, в процессе раздела имущества, переписал на жену. Сам же переехал, во всяком случае формально, в трехкомнатную квартиру на улице Садовой, которую купил через бюро «Локум». А живет постоянно на вилле на улице Рекорда. Насколько я понял, соседи даже и не подозревают, что Хамские развелись.

— Это можно было предполагать, — буркнул я. — Фиктивный развод… неплохо придумано. А у меня есть еще два адреса, которые надо проверить: улица Кавалеров, 8, квартира 17, и Якобинская, 2, квартира 4.

Амерский что-то пробормотал, судя по интонации, его мое предложение не обрадовало.

— Похоже, вы меня наняли в качестве гида-знатока Варшавы, — пожаловался он. — Где их искать, эти улицы? Ведь придется весь город обежать.

— Для себя я тоже оставил кое-что, — утешил я его. — Например, вы знаете, где сейчас живет сын Хамского? А его сестра? Но самое главное, мы уже знаем, к чему это ведет. Так что я думаю, что на данном этапе мы уже можем направить это дело по официальному пути. Позвоните мне завтра. Похоже, у меня будут для вас интересные новости.

Я закончил свой рассказ. Роман вертел в руках брелок, майор Левицкий что-то записывал. Важнее всего для меня было мнение представителя воеводской комендатуры. Я встречался с ним несколько раз на заседаниях, он показался мне деловым и неглупым человеком.

Первым заговорил шеф.

— Думаю, что ты… что наш коллега, — поправился он, поглядывая на товарища из Воеводской комендатуры, — напрасно так увлекся своей игрой в «частного детектива». Мне это не по душе. Но я думаю, что есть основания для возбуждения уголовного дела, — он обвел вопросительным взглядом присутствующих.

Начальник по надзору продолжал листать мой пухлый рапорт. Наконец он отложил его.

— Возбуждайте дело, — поддержал он. — Но пока лишь по факту спекуляциями квартирами — впрочем, даже и это, как я вижу, нелегко будет доказать. Что касается смерти Зволиньского… тут у нас ничего нет, все, что вы сказали, — это неподтвержденные предположения. Мы не можем начинать расследования, пока не будем уверены, что…

— Хамского надо допросить, — вмешался я. — Пусть скажет, что он делал двадцать седьмого декабря.

Шеф поморщился.

— Ты просто рехнулся на этой истории, — сказал он. — Впрочем, ты больше не имеешь права заниматься ею. Ты слишком лично ко всему этому относишься. Личное отношение — вещь ценная, но не следует переходить определенные границы. Вернись к Анинскому делу и возьмись наконец за обвинительное заключение. Кроме того, вчера мы получили новое дело. Парень то ли упал с поезда, то ли его выбросили, это как раз для тебя…

— Шеф, — я старался говорить как можно спокойнее, — неужели вы не понимаете, что я должен довести это дело до конца?

— Но… — старик явно злился. Атмосфера накалилась, как вдруг на помощь пришел представитель Воеводской комендатуры.

— Я думаю, коллега, — сказал он, — что нет никаких оснований возражать против того, чтобы прокурор Боровый продолжал осуществлять надзор за ведением этого дела. Он знает его лучше, чем кто-либо, и желает лишь установить истину, а ведь все мы заинтересованы именно в этом. Я понимаю ваши сомнения, но тридцать девятая статья здесь совершенно не подходит. И я тоже считаю, что это дело надо довести до конца.

Мы встали. Роман на минуту задержал меня в коридоре.

— Я начну с допроса Хамского и проверки документов по всем этим квартирам, — сообщил он, — и если что — дам тебе знать. А что теперь у тебя?

— Собираюсь подзубрить Жилищный кодекс, — буркнул я. — Давно я этим не занимался. Правда, я знаю, к кому обратиться за помощью.

Амерский позвонил мне в половине второго и сообщил, что в квартире на улице Кавалеров прописан некий Ян Новак. До этого там жила какая-то старушка, якобы его родственница. Старушка, ссылаясь на свою немощь и преклонный возраст, попросилась в дом для престарелых. А что касается Новака, то никто его толком не знает, дворник же говорит, что на самом деле он там не живет, квартира стоит пустая. Само по себе это, конечно, еще ничего не значит: человек может находиться хотя бы в длительной командировке. Интереснее то, что Новак прописался на улице Кавалеров незадолго до того, как старушку забрали в дом для престарелых, по ее, впрочем, собственной просьбе, а потом устроил так, что освободившаяся квартира была передана ему. Что касается улицы Якобинской, то там в данный момент живет архитектор, который купил квартиру полгода назад у некоего Мирослава Гурного, а где этот Гурный живет сейчас — неизвестно. Формальностями занималась какая-то дама по доверенности Гурного.

— Ничего не понимаю, — вздохнул я. — А вы что обо всем этом думаете?

Амерский задумался и некоторое время молчал.

— Если вы правы и все это связано с одной аферой, — сказал он осторожно, — то существует лишь одно объяснение: между Новаком и Хамским существует какая-то связь, которую мы и должны установить.

— Точно, — признался я. — Если в это дело входят еще и родственники и их семьи, то они могут манипулировать большим количеством квартир.

— Вот именно.

— А этот… Гурный, он кто?

— Понятия не имею. Может, вы в конце концов заставите своих людей взяться как следует за работу, а то у меня уже ноги отваливаются. Пока!