— Замечательной, — согласилась с ним миссис Шефли.
Предложение Харника купить дом было первым шагом к гибели Энни. Сейчас миссис Шефли позвала соседа, потому что не хотела оставаться с Недом наедине. «Она меня боится», — подумал Нед. Даже Харник смотрел на него как-то странно. «Он тоже меня боится», — решил Нед.
Домовладелица, вопреки своим словам, предложила ему пожить в квартире бесплатно в течение мая, потому что тоже его боится. Ее сын не сможет с ней жить — они плохо ладят.
«Просто она хочет от меня избавиться», — сказал себе Нед.
Когда вчера он стоял в дверях больничной палаты, Линн Спенсер испугалась его. Ее сестра, эта Декарло, во время интервью смотрела мимо него, а вчера соизволила чуть повернуть голову, чтобы на него взглянуть. Но он изменит ситуацию. Она тоже научится его бояться.
Им овладевали гнев и боль, которые накапливались уже давно. Он это чувствовал. Гнев превращался в ощущение силы, как это случалось с ним в детстве, когда он, бывало, стрелял пульками по белкам в лесу.
«Харник, Шефли, Линн Спенсер, ее сестра — все они белки. Вот так и надо с ними обращаться, как с теми белками», — подумал он.
Потом он уедет, а они, растерзанные и истекающие кровью, останутся лежать, как те белки в его детстве.
Что это за песню он напевал в машине? «Вот пойдем мы на охоту»? Точно.
Нед принялся смеяться. Гарри Харник и миссис Шефли с удивлением уставились на него.
— Нед, — сказала миссис Шефли, — вы не забываете принимать лекарства, которые вам прописали после смерти Энни?
«Смотри, чтобы они ничего не заподозрили», — предупредил он себя. Сделав над собой усилие, он перестал смеяться.
— О да, — сказал он. — Энни заставила бы меня их принимать. Я смеялся потому, что вспомнил тот день, когда вы, Гарри, здорово взбесились из-за того, что я приехал домой в старой машине, которую собирался чинить.
— Старых машин было две, Нед. Из-за них наш квартал выглядел довольно захудалым, но Энни заставила вас от них избавиться.
— Помню. Вот почему вы купили дом — потому что не хотели видеть, как я привожу домой старые машины, которые люблю ремонтировать. И поэтому, когда ваша жена собиралась позвонить Энни, чтобы узнать, как та отнесется к продаже дома, вы ей не разрешили позвонить. А вы, миссис Шефли, знали, что Энни очень расстроится, если дом продадут. Вы тоже ей не позвонили и не помогли спасти дом, потому что хотели, чтобы я отсюда убрался.
Выражение вины читалось и на покрасневшем лице Харника, и на морщинистом лице миссис Шефли. Может быть, они и любили Энни, но явно недостаточно, так что вольно или невольно отобрали у нее дом.
«Не показывай им своих истинных чувств, — снова предупредил он себя. — Не открывайся».
— Я пойду, — сказал Нед. — Но думаю, вам следует знать, что я догадываюсь о том, что вы затевали. Надеюсь, за это вы оба будете гореть в аду.
Повернувшись к ним спиной, Нед вышел из дома и направился к машине. Открыв дверь, он заметил тюльпан, пробивающийся из земли рядом с тем местом, где проходила когда-то дорожка к их дому, и представил себе, как Энни в прошлом году, стоя на коленях, сажала луковицы.
Нед побежал вперед, наклонился и сорвал тюльпан, а потом поднял его к небу. Тем самым он пообещал Энни отомстить за нее. Линн Спенсер, Карли Декарло, его домовладелица миссис Морган, Гарри Харник, миссис Шефли. А как насчет Бесс, жены Харника? Залезая в машину и трогаясь, Нед поразмыслил и включил Бесс Харник в этот список. Она могла бы сама позвонить Энни и предупредить ее о предстоящей продаже дома. Но не сделала этого, а значит, не заслуживала того, чтобы остаться в живых.
Когда я возвращалась в плезантвильский офис компании «Джен-стоун», то опасалась, что могу вторгнуться на территорию доктора Кена Пейджа, однако чувствовала, что должна сделать это немедленно. По дороге из Коннектикута в Уэстчестер я пришла к выводу, что человек, приезжавший за записями доктора Спенсера, мог быть из агентства по расследованию и, возможно, был нанят самой компанией.
В своем выступлении на собрании акционеров Чарльз Уоллингфорд утверждал или, во всяком случае, намекал, что пропажа денег и неудача с вакциной оказались для всех совершенно неожиданными и шокирующими. Однако за несколько месяцев до катастрофы самолета Спенсера кто-то забрал эти старые записи. Зачем?
«У меня меньше времени, чем я полагал». Эти слова Ник Спенсер сказал доктору Бродрику. Для чего меньше времени? Чтобы замести следы? Чтобы обезопасить свое будущее с новым именем, возможно, с новым лицом и миллионами долларов? Или же объяснение совершенно иное? И почему я мысленно все время возвращаюсь именно к этому варианту?
На этот раз, приехав в офис компании, я попросила срочно провести меня к доктору Челтавини. Его секретарь велела мне подождать. Прошло несколько минут, и она сказала, что доктор Челтавини занят, но меня примет доктор Кендалл, его ассистентка.
Здание лаборатории располагалось позади и правее административного помещения, и пройти туда можно было по длинному коридору. Там охранник обыскал мою сумку и провел меня через металлоискатель. В приемной я стала ждать доктора Кендалл.
Она была серьезной с виду, от тридцати пяти до сорока пяти лет, с копной прямых темных полос и волевым подбородком.
Доктор Кендалл проводила меня в свой кабинет.
— Вчера принимали доктора Пейджа из вашего журнала, — сказала она. — Мы с доктором Челтавини уделили ему довольно много времени. Я предполагала, что нам удалось ответить на все его вопросы.
— Есть один вопрос, доктор Кендалл, который не пришел бы в голову Кену Пейджу, потому что он имеет отношение к чему-то, о чем я узнала сегодня утром, — сказала я. — Правда ли, что вначале интерес Николаса Спенсера к вакцине подогревался исследованиями его отца в домашней лаборатории?
Она кивнула.
— Так мне рассказывали.
— Ранние записи доктора Спенсера сохранялись для Ника Спенсера врачом, который купил дом в Каспиене, штат Коннектикут. Прошлой осенью какой-то человек, предположительно из «Джен-стоун», приехал и забрал их.
— Почему вы сказали «предположительно из «Джен-стоун»?
Я обернулась. В дверях стоял доктор Челтавини.
— Дело в том, что Ник Спенсер лично поехал за этими записями и, если верить доктору Бродрику, у которого они хранились, был заметно озадачен, узнав об их пропаже.
По лицу доктора Челтавини трудно было угадать его реакцию. Удивление? Тревога? Или это было нечто большее, скорее напоминающее печаль? Я бы отдала что угодно, чтобы прочитать его мысли.
— Вы знаете имя человека, забравшего записи? — спросила доктор Кендалл.
— Доктор Бродрик не помнит имени. Он описал его как хорошо одетого мужчину лет сорока с рыжеватыми волосами.
Они обменялись взглядами. Доктор Челтавини покачал головой.
— Не припомню, чтобы такой человек имел отношение к лаборатории. Может быть, вам поможет Вивьен Пауэрс, секретарь Ника Спенсера.
В моей голове вертелось не меньше десятка вопросов, которые хотелось задать доктору Челтавини. Интуиция подсказывала, что этот человек не в ладу с собой. Вчера он сказал, что презирает Ника Спенсера не только за его двуличие, но и за то, что его собственная репутация оказалась запятнанной. Я не сомневалась и искренности Челтавини, но чувствовала, что его одолевают какие-то мысли.
Он обратился к доктору Кендалл:
— Лора, если бы мы посылали за записями, разве не воспользовались бы своими курьерами?
— Думаю, да, доктор.
— И я так думаю. Мисс Декарло, у вас есть номер телефона доктора Бродрика? Я бы хотел с ним поговорить.
Оставив ему номер, я ушла. Потом задержалась у стола секретаря, чтобы еще раз убедиться в том, что доставка деловой почты в компании осуществляется тремя курьерами. Попросила также встречи с Вивьен Пауэрс, но у нее был выходной.
Уходя из «Джен-стоун», я была твердо уверена хотя бы в одном: никто не поручал парню с рыжеватыми волосами забрать записи доктора Спенсера у доктора Бродрика.
Куда подевались эти записи, и какая важная информация в них заключена? Если она вообще там есть.
Точно не помню, когда я влюбилась в Кейси Диллона. Может быть, это случилось много лет назад. Его полное имя Кевин Кертис Диллон, но всю жизнь его называют Кейси, точно так же как меня, Марсию, называют Карли. Он работает хирургом-ортопедом в клинике специальной хирургии. Давным-давно, когда мы оба жили в Риджтауне и я училась в предпоследнем классе школы, он пригласил меня на свой выпускной бал. Помню, что по уши в него влюбилась, но вскоре он уехал в колледж, даже не сказав, когда вернется. Важная персона.
Примерно полгода назад мы столкнулись в вестибюле одного внебродвейского театра. Я была одна, он — с девушкой. Месяц спустя он мне позвонил. Через две недели позвонил снова. Стало ясно, что доктор Диллон, привлекательный тридцатишестилетний хирург, не слишком часто ищет моего общества. Теперь он звонит мне регулярно, но не так регулярно, как хотелось бы.
