Прибыв в Александровский острог, Крестовский поразился окрестным просторам, простоте и честности тамошних жителей. Он подумал, что ссылка не так страшна, как про нее говорят, и что он здесь многому научится и станет другим человеком – ближе к земле, ближе к простому народу. Кроме того, Крестовский надеялся найти много интересного по своей будущей научной профессии.
Он совершал большие походы по окрестностям поселка, изучал сопки и скалы, собирал образцы сибирских минералов и почв, наблюдал за сибирской фауной. Местный становой пристав Акинфеев, которому по долгу службы полагалось присматривать за ссыльными, интересоваться, чем они живут, смотрел на эти занятия сквозь пальцы: будучи от природы человеком незлым и рассудительным, он считал, что никакого вреда от таких изысканий не будет, и даже хорошо, что голова ссыльного занята какой-то полезной работой. Кроме того, у пристава мало было свободного времени – почти все время он выпивал в компании дьячка местной церкви.
Однако вскоре наступила зима, первая его зима в Сибири, и бывший питерский студент понял, почему с таким страхом все говорят об этих местах.
Морозы стояли ужасные, такие, что птицы валились с неба замертво, и слюна замерзала на лету, ледышкой падая на землю. Жители Александровского острога попрятались по домам, только по необходимости изредка оставляя свои теплые избы.
От холода и скуки многие из ссыльных запили, многие перессорились, доходило дело до мордобоя и даже до поножовщины, а Иван Коробицын, бывший семинарист из Торжка, наложил на себя руки. Только коренные местные жители, тунгусы, или эвенки, как они сами себя называли, бодро бегали на морозе в своих меховых, расшитых бисером кухлянках. Хорошо, что Крестовскому удалось купить у своего квартирного хозяина теплый нагольный тулуп, меховую шапку и валенки, иначе он не дотянул бы до весны.
Но наконец эта весна наступила – куда позже, чем в Петербурге, но все же наступила.
Вскрылись ручьи и реки, ожила тайга, покрылась яркими незнакомыми цветами. Ожили люди, словно проснувшиеся после зимней спячки медведи. Снова появился у жизни смысл.
И тут, в самом конце июня, случилось необыкновенное, небывалое происшествие.
Сперва, за три дня до главного события, небо по ночам стало непривычно светлым. Плавали в нем небывалые серебристые облака, и сумерки были необыкновенно яркими, и вокруг солнца появился странный светящийся круг.
А потом, утром тридцатого июня, по небу с юга на север пролетело странное светящееся тело. Полет этого тела сопровождался настоящим громом.
Крестьяне-поселенцы и бывалые сибирские охотники-челдоны провожали летящее тело перепуганными взглядами, крестились и вполголоса говорили, что это сам Илья-пророк летит по небу на своей железной колеснице, что наступают последние дни и скоро нужно ждать конца света.
Особенно взволновались сектанты-преисподники, лет тридцать назад сосланные за свою веру в скорое наступление конца света. Их предводитель, отец Ириней, объявил, что конец света наступит в ближайшие дни и к нему нужно готовиться. Сектанты вырыли себе неглубокую пещеру неподалеку от поселка, взяли еды на несколько дней и ушли под землю ждать осуществления пророчества своего вождя. Эту пещеру сектанты называли преисподней, а по их вере только в преисподней и можно спастись в дни Страшного суда.
Тунгусы же, коренные местные жители, говорили про страшного бога Агды. Впрочем, и они считали, что конец света не за горами, но относились к этому с восточной невозмутимостью.
Светящееся тело скрылось за горизонтом, и вскоре после этого на севере раздался грохот, от которого во многих домах поселка вылетели стекла.
Весь поселок бурно обсуждал происшествие. Высказывались самые противоречивые и самые невероятные гипотезы – от того же близкого конца света до не менее фантастического предположения, что снова началась война с Японией и коварные японцы выпустили снаряд из какой-то немыслимой гигантской пушки.
Последнюю гипотезу, впрочем, отверг становой пристав: он заявил, что ежели бы и впрямь началась война, его бы об этом непременно уведомило губернское начальство и непременно вышел бы указ о новых строгостях военного времени.
И только Крестовскому было ясно, что произошло.
Как человек с естественно-научным образованием, хотя и незаконченным, он не сомневался, что над Александровским острогом пролетел небесный болид, иначе говоря – метеорит, небесное тело, вторгшееся в пределы земной атмосферы. Судя по яркому сиянию, громкому звуку, сопровождавшему полет болида, и особенно по силе последовавшего за этим полетом взрыва, метеорит был на редкость крупный, пожалуй, самый крупный из всех, которые когда-либо приходилось наблюдать астрономам.
Крестовский не без основания решил, что ближе него к эпицентру редкого события нет никого из ученых астрономов или географов и что ему выпал редкий случай внести свою посильную лепту в отечественную науку и тем самым, возможно, прославиться, первым обследовав уникальный метеорит.
Ему уже виделись статьи в серьезных научных журналах Санкт-Петербурга и Берлина и даже целые монографии, посвященные этому метеориту, где будет указано, что именно он нашел и первым описал небесное тело. И чем черт не шутит – возможно, метеорит будет назван его именем…
А что – это неплохо звучит: метеорит Крестовского…
Но для того, чтобы эти мечты сделались реальностью, нужно еще этот метеорит найти и исследовать.
Для начала Крестовский подробно записал свои впечатления от пролета метеорита над Александровским острогом, упомянув и предшествовавшие этому необычные атмосферные явления, свечение ночного неба, серебристые облака, а также громкий звук, сопровождавший пролет болида, и последствия взрыва.
Теперь нужно было сделать главное: найти сам метеорит и по возможности исследовать его.
Крестовский пришел к становому приставу и сообщил тому, что хочет совершить очередную экспедицию в тайгу для изучения местных минералов, заверив того, что не имеет в мыслях намерения совершить побег.
Пристав, как обычно, отнесся к его просьбе благосклонно: он считал, что изыскания ссыльного студента не принесут никакого вреда, а возможно, будут даже полезны, если тому удастся найти на подотчетной территории золото или ценную руду. И что всякий труд может способствовать превращению политически неблагонадежного человека в полезного члена общества. А что касается возможного побега… да куда же здесь бежать, когда вокруг на сотни и тысячи верст раскинулась бескрайняя тайга!
Заручившись согласием представителя власти, Крестовский начал подготовку к своей экспедиции.
Первым делом ему необходимо было найти опытного проводника, человека, который не только умеет выживать в тайге, но и сможет привести его в нужное место.
Однако здесь он встретил неожиданное препятствие. Местные охотники наотрез отказывались идти туда, где упал на землю небесный камень. Они считали, что это, во-первых, грех, и во-вторых – живым оттуда не вернешься.
Пытался Крестовский уговорить кого-нибудь из тунгусов – но те, стоило только понять, куда хочет идти «белый барин», тут же делали вид, что ни слова не понимают по-русски. Причину этого удивительного явления Крестовский понял скоро: тунгусы считали, что страшный бог Агды, пролетевший по небу над Александровским острогом, опустился на землю на севере, неподалеку от Ванаварской фактории, и только и ждет, когда какие-нибудь легкомысленные охотники придут туда, чтобы сжечь их своими огненными стрелами.
Крестовский уже почти отчаялся найти проводника и хотел отправиться в тайгу один, хотя все знакомые отговаривали его от такого безрассудства. И тут возле трактира он встретил Николку, бывалого охотника-челдона.
Николка подошел к Крестовскому, снял шапку и спросил:
– Это ты, барин, хочешь на Ванавару идти, небесный камень искать?
– Ну, допустим, я. Только не зови меня барином, добрый человек. Люди – они все рождаются равными, что студент, что чиновник, что простой крестьянин.
– И тунгусы? – с подковыркой спросил Николка.
– Конечно. Чем тунгус хуже нас с тобой?
– Как же! Известно чем!
– Ну, и чем же?
Николка долго думал, но так и не смог найти достойный ответ.
– Вот то-то! – подвел Крестовский итог дискуссии. – Не знаешь, что сказать, потому что ничем он не хуже!
Николка посмотрел на Крестовского с недоверием, но спорить больше не стал.
