И он-таки вспомнил. Насчет Сибири, конечно, надо сильно подумать, — потащится она за ним в такую даль или нет. Но вот в близлежащей местности, на своей территории, в уютной ее двухкомнатной квартирке наверняка найдется уголок для Брыкина. И не только уголок, но и рюмочка с приятной домашней наливкой, и закуска в виде обеда из трех блюд, и чистые простыни, благоухающие морозной свежестью. И тихая, безыскусная, ни к чему не обязывающая любовь сорокалетней увядающей женщины… Брыкин еще напряг память и только после нешуточных усилий вспомнил, как ее зовут. Мариночка. Художник-дизайнер по образованию. Зарабатывала себе на жизнь Мариночка сбором заказов для одной мелкой строительной фирмы. На вопрос, почему она не работает по специальности, женщина пожимала плечами и грустно улыбалась. Брыкин с трудом восстановил в памяти ее имя, но эту улыбку помнил и мягкую застенчивую ее пластику тоже. Да, сейчас Брыкину нужна была именно она. Он развернул ржавую груду железа и поехал в сторону лесного массива, за которым скрывались несколько скучных панельных строений эпохи повсеместного насаждения кукурузы…
* * *
Мобильник зазвонил не вовремя. Он забыл отключить его перед тем, как вкусить последнее из рисовавшихся ему блаженств, в уверенности, что никто его беспокоить не станет. «Интересно, кому это я вдруг понадобился», — со злостью подумал он, нехотя выдирая себя из-под мягких одеял под укоризненные взгляды подруги.
— Да, Брыкин… — пробормотал он сердито в трубку.
— Аркадий Николаевич? — вкрадчиво ответили ему. — Хорошо, что я до вас дозвонился. Вы не могли бы подъехать сейчас к зданию почтамта? Это недалеко от редакции.
— Вы забыли представиться, — проворчал Аркадий.
— Ну, как же, — удивился его собеседник. — Разве вы меня не узнали? Это я, Иван Иванович. Мы должны были встретиться две недели назад, но, к сожалению, так сложились обстоятельства, что я никак не мог. Вы помните о нашем разговоре?
Брыкин приподнялся на локте. Хорош гусь этот Иван Иванович. Он, Брыкин, можно сказать, волну поднял, раззвонил всему свету об исчезновении человека. А у него — обстоятельства!
— Я больше не работаю в редакции, уважаемый Иван Иванович, — сказал он сухо. — Меня уволили. Вряд ли я теперь смогу вам чем-нибудь помочь.
В трубке повисла пауза. Потом Иван Иванович тихо кашлянул.
— Но ведь существуют другие редакции, Аркадий Николаевич, — мягко проговорил он. — Оттого, что вас уволили, вы ведь журналистом быть не перестали. Правда?
— Правда, — буркнул Брыкин. — Но я сейчас занят. Давайте перенесем встречу на вечер.
— Видите ли… — вновь выходя из долгого молчания сказал Иван Иванович. — Мне не хотелось бы долгое время маячить в городе. Для меня это в некотором роде опасно… Не могли бы мы встретиться именно сейчас?
Брыкин выругался про себя. Ради чего он должен сейчас вылезать из уютной постели? Ради каких-таких секретов? Да и к чему? Ведь теперь любой материал Брыкина, даже самый невинный, вряд ли кто-то захочет печатать. А тут — опасность! Шпионские игры, блин.
— Я смогу приехать через полчаса, — сказал он, наконец. — Раньше не получится.
— Огромное вам спасибо! — воскликнул его собеседник и сразу же отключился.
— Что-то срочное? — участливо спросила Мариночка, ласково заглядывая в глаза Аркадию. — Ты ведь уже не работаешь…
— Да, — пробормотал он. — Но я обещал… когда-то. Старые долги надо отдавать, не так ли? У этого парня какой-то сногсшибательный материал о нашем комбинате. Может быть, это так, а может быть, и туфта. Но съездить надо, как ни крути. Вот черт!..
— Съезди, — грустно согласилась она. — А потом возвращайся. Я пока пирог испеку.
— Пирог — это здорово, — сказал он хмуро. — Валяй, пеки.
Но когда он оделся и стал оглядываться в поиске своей барсетки с ключами и документами, Мариночка вдруг встрепенулась и с какой-то неожиданной для нее решительностью проговорила:
— Можно я съезжу с тобой? Пожалуйста! Так надоело торчать в четырех стенах.
— Почему бы и нет, — согласился Брыкин. — Поехали, проветримся. Потом можно погулять. На холмах…
Глаза Мариночки вспыхнули от неожиданного счастья, и Брыкин подумал, что она — совсем даже не самый худший вариант для такого стареющего холостяка, как он. Ей бы гардероб обновить, да морщины под глазами в косметическом салоне убрать. Пожалуй, тогда с ней и на светский раут не стыдно будет пойти. А оставшееся упущенное, в том числе и сегодня, наверстать не проблема.
* * *
Возле Новоладожского почтамта было безлюдно. Солнце находилось в самом зените. В такую жару неумеренная деловая активность заканчивается обыкновенно солнечным ударом. Ивана Ивановича Аркадий узнал не сразу. Сначала Брыкину показалось, что стоял на ступеньках лестницы и помахал ему в приветствии рукой совсем другой человек. Журналист вспомнил бородатый анекдот про ветеранов взятия Зимнего дворца. Встретились они через восемьдесят лет, и один из них удивился: «Да, как же ты меня узнал, Вася?» — «Да по пальто, Петя». Ивана Ивановича Брыкин узнал по костюму в узкую полоску. В этом же костюме тот был и в первую их встречу, в редакции. И сейчас, несмотря на жару, его надел. Только тогда он сидел на Аржанухине, как влитой, а сейчас обвис и выглядел как-то неопрятно. «Похудел он, что ли? — подумал Брыкин. — Да, определенно, похудел. Килограммов на десять. И взгляд какой-то другой… Выглядел он тогда увереннее, но был как будто старше. Нет, если бы не костюм, я бы ни за что его не узнал».
— Я искал вас, — сказал он, подходя к Аржанухину и забыв поздороваться. — В отделе кадров комбината между прочим сказали, что вы там никогда не работали.
— Вот как? — с каким-то непонятным раздражением проговорил Иван Иванович. — Я проработал на комбинате больше тридцати лет. Бардак. Девчонки молоденькие сидят, по архивам им лень пройтись.
— И дом вы свой бросили… — протянул Брыкин.
— Так сложились обстоятельства, — нахмурился Аржанухин. — Я говорил вам: мне небезопасно здесь находиться. Переехал в Питер. Там у меня родня. Я принес документы, Аркадий Николаевич.
— И вы хотите, чтобы они были опубликованы? — без энтузиазма спросил Брыкин.
— Это было бы славно, — кивнул Иван Иванович. — Полагаю, вы сможете найти издание, которое не побоялось бы их обнародовать. Например, «Секретный отдел». Мне кажется, руководство там независимое. А еще лучше, если бы эти материалы стали известны иностранной общественности. Тогда можно было бы считать, что мы с вами сделали все, что могли.
— Хорошо, — буркнул Брыкин, совершенно не обрадовавшись слову «мы». — Но иностранная общественность потребует гарантий достоверности данных материалов.
— Там есть подписи и печати, — слегка усмехнулся Аржанухин. — В придачу некоторые мои записи. Что-то типа дневника. Я, конечно, нотариально не заверял свою подпись. Но даю вам честное благородное слово, что это мои записи. Потом когда-нибудь… Когда я буду уверен в своей безопасности… хоть на пятьдесят процентов, я готов предстать перед общественностью.
— Где я смогу вас найти? — спросил Брыкин. — Если у меня возникнут какие-то вопросы?
— Я сам вам позвоню, — уклонился Иван Иванович. — Сейчас я еще не знаю, какие координаты вам дать. Не потому что не доверяю, я ведь отдаю вам самое ценное, что у меня есть, возможно, эти документы — гарантия моей жизни. Но потому что не знаю, где, в конце концов, брошу якорь.
— Хорошо, — вяло проговорил Брыкин. — Надеюсь, у вас разборчивый почерк?
— Документы отпечатаны на принтере, — снова усмехнулся Аржанухин. — Кроме того, к ним прилагаются дискеты.
Аркадий понятливо кивнул, свернул полиэтиленовый пакет, в котором находились «секретные материалы» господина Аржанухина, и, развернувшись, направился к своей ржавой колымаге, в которой изнывала от скуки и жары Мариночка.
— Подождите… — окликнул его Иван Иванович. — Аркадий… Если со мной что-нибудь случится. Это будет самой достоверной гарантией содержания этих документов.
— Если с вами что-нибудь случится, — проворчал Брыкин, почему-то нисколько не сочувствуя этому человеку, — я об этом могу и не узнать.
— Конечно, — сник Аржанухин и, не прощаясь, направился к дверям Новоладожского почтамта.
«Интересно, почему он назначил мне встречу именно здесь? Место довольно открытое… — подумал Аркадий. — Может быть, документы лежали здесь все это время? Но если этому человеку угрожает опасность, если за ним следят, то не получил ли я сейчас эстафетную палочку?» Но как ни странно, страха не было. И даже легкого беспокойства. Может быть, потому что в машине его ждала любящая женщина, а все эти игры в шпионов, потрепанный Аржанухин со своим ценным пакетом и его придыхание напомнили Брыкину не лучшие сюжеты посредственных боевиков. «Может быть, он сумасшедший? — подумал он. — Мания преследования или как там ее… А я — дурак. Но ведь, в конце концов, я ничего не теряю. Возможно, даже удастся их продать, эти материалы, «Секретному отделу». А если толковый комментарий написать, с легким юмором, то не исключено, что я там зацеплюсь…»
