Александр Бондарь - Ночной кабак

- Достали, блин, - сказал Женя. - Уединиться нельзя.

Он приподнял пьяного за одну ногу и выволок его в коридор, прикрыв за ним дверь. Потом извлек из кармана большой черный пистолет.

- "Беретта", - сказал он. - Современная марка. Такими вооружены у нас, в Канаде, сотрудники частных охранных фирм. Двенадцать зарядов. Отличное оружие.

Женя раскрыл обойму. Аккуратные патроны, готовые для стрельбы, стояли, тесно прижавшись один к другому. Катя смотрела на оружие с невольным почтением. Она молчала. В кармане куртки ее пальцы мяли теплые, хрустящие купюры - деньги, которые час назад дал ей Джон.

- Ну? - Спросил Женя, пряча пистолет в карман. - Сколько у тебя бабок?

Таня вернулась к себе в комнату. Только что она тихонько проследовала на кухню за Женей и Катей. После стояла под дверью и, навострив оба уха, напряженно ловила все долетающие оттуда слова.

Потом, когда разговор закончился, ушла опять в ту комнату, где до этого сидела в одиночестве. Но бутылка ее больше не интересовала. Таня поставила ее на тумбочку и принялась ходить из угла в угол.

"Так вот, оно что значит, - говорила себе Таня.- Вот, оно значит что... Пистолетами, значит, торгуем. Бандиты тоже мне, блин..."

Прийдя на новогоднюю вечеринку, Таня быстро определилась здесь и устроилась в одной из комнат, избрав себе общество еще полной бутылки. Из всей публики, собравшейся тут, бутылка ей показалась наиболее приятной личностью. Но отпив четверть, Таня увидела, что чем больше она пьет, тем мрачнее становятся ее думы.

Таня решила, что этой, вот, ночью она должна что-нибудь здесь сотворить. Или покончить с собой, или сделать кому-нибудь гадость. Одно из двух. Таня думала и определялась.

Увидев появившуюся в квартире Катю, она слегка ожила и без всякой мысли, повинуясь какому-то внутреннему, зовущему ее голосу, последовала за ней. Услышав разговор между Катей и Женей, Таня вернулась в ту же комнату, полная самых разных идей. Минут двадцать она ходила туда и сюда, раздумывая, как ей использовать теперь ее новые знания.

Потом решив, что ничего особенного тут не придумаешь, она подошла к телефону и набрала 911.

- Слушаю, - услышала Таня голос оператора.

Таня проглотила слюну и сказала тихо, дрожащим голосом:

- Дайте мне полицию. Я хочу сделать заявление.

Катя вышла во двор. Здесь никого не было. Она подобрала валявшуюся на земле пустую банку из под "Спрайта". Установила ее и вытащила пистолет.

Когда-то Катя неплохо стреляла.

Она смерила расстояние от банки до пистолета. Вскинула дуло и быстро прицелилась. Выстрел - и банка улетела в сторону. Катя улыбнулась про себя. Отлично. Она не промахнется.

Она огляделась. Никакого движения вокруг. Очевидно, все, кто услышал выстрел, приняли его за преждевременное начало будущего новогоднего салюта.

Катя подошла ближе - туда, откуда видна была разорванная ее пулей банка. Катя снова прицелилась. Опять выстрел - и опять банка отлетела.

Отлично. Катя представила себе лицо Коли. Рука ее сама, чисто машинально, приподняла дуло. Пальцы напряглись. Курок был живой и теплый. Указательный палец, на курке, нервно подрагивал.

Нет, она не промахнется. Катя спрятала оружие в карман. Не промахнется.

Джон ждал Катю в машине.

- Куда поедем? - Спросил он, когда та усаживалась.

- Куда хочешь, - Катя пожала плечами.

- Куда я хочу? Хорошо.

Джон задрал рубашку, обнажив бурную, густую растительность, расположившуюся у него на животе. Пухлые пальцы Джона принялись с любовью и с наслаждением расчесывать эти заросли, и по салону распространился отвратительный, зловонный запах.

Катя молчала. Она хорошо знала, что Джон пользуется самыми дорогими французскими одеколонами и тщательно моется дважды в день. Причиною неприятного запаха были какие-то неясные ей генетические проблемы, которыми страдал Джон.

- А куда я хочу? - Прекратив чесаться и заправив рубашку, Джон задумался. - Кстати, а где то голубое платье, которое я тебе купил, а? Где оно?

Катя фыркнула.

- Оно дома.

- Ну так поехали, заберем. Поехали.

Катя открыла было рот, чтобы выдать любой предлог не ехать домой. Но она увидела, что машина уже мчится по мостовой. Джон, видевший в ней, в Кате, только вещь, дешевую игрушку, не стал бы принимать никаких возражений против своего каприза. В этом Катя, уже успевшая узнать Джона, не сомневалась.

Таня вернулась домой. Настроение было отвратительным, хуже, чем обычно. Маленькая гадость, - поняла для себя Таня, - не поднимает существенно настроения. Только немного и только на время.

Таня прошлась по пустой, скучной квартире. Собаки сновали взад и вперед, не замечая Тани. Я даже здесь никому не нужна, - подумала она. Даже дома я лишняя.

Она присела на диван, глядя на бегающих по комнате веселых животных. И, вдруг, поняла. Поняла ясно и четко. Не будет у нее никогда другой жизни. Никогда не будет. Вот эти собаки, собаки, у которых есть хозяева, и для которых Таня была и останется совершенно чужой - эти, вот, собаки останутся навсегда ее обществом.

"Надо закончить эту жизнь, - сказала себе Таня. - Надо закончить ее сегодня, и тогда завтра уже нечего будет заканчивать."

Она поднялась и пошла на кухню. Самый лучший способ - это повеситься. Тихая, блаженная смерть. Добрая и домашняя. Веревка нежно обнимет твою шею, слегка сожмет... Почти никаких мучений. Последнее, что увидят твои гаснущие навсегда глаза: родные стены родной квартиры. Все.

Смертепоклонница Таня, интересовавшаяся всем, что так или иначе связанно с концом этой земной жизни, когда-то прочитала книжку, где автор очень подробно и занимательно расписал повешение. (Таня успела забыть английскую фамилию автора, запомнила только его умное лицо с выпученными глазами, на обложке.)

Из книжки она узнала, что повешение бывает двух видов. Повешение с короткой веревкой и повешение с длинной веревкой. Короткая веревка - это наимение приятное из возможного. Лучше всего, когда веревка длинная. Тогда тело, пролетевшее в воздухе с метр, а то и больше, останавливается так сильно и резко, что шея несчастного не выдерживает. Мгновенная смерть. Чрезвычайно гуманная и цивилизованная.

С короткой же веревкой все получается, увы, не так быстро и не так приятно. Хорошо еще, если намыленная веревка, стянувшись в петлю, лишает повешенного возможности дышать и тогда - смерть от недостатка воздуха. (Постепенно умирает лишенный кислорода мозг.) Пять-шесть минут. Гораздо хуже, если веревка стягивается не до конца. Повешенный получает возможность вдохнуть, что, однако, его не радует. Кровь, которая набивается в кровеносные сосуды головы, уже не имеет выхода. Чернеет и опухает лицо. Язык, громадный и синий, вылезает наружу (иногда лопается.) Затрудненное дыхание и нарастающая головная боль. Участки мозга отключаются один следом за другим. Неприятно. В результате - небыстрая и непростая смерть от кровоизлияния в мозг (медленно, по одному, лопаются в мозгу кровеносные сосуды). До сорока пяти минут. Фу!..

Таня понимала, что организовать себе длинную веревку в домашних условиях она не сможет. Только короткую. Но и висеть с высунутым до пола языком тоже не хотелось. А, значит, веревку надо было намылить как следует. Вот оно как! Кто-то там не знает всех этих незатейливых, добрых хитростей и будет зря мучиться, но Таня не такова!

Она достала из кухонного стола зараннее припасенный для этой невеселой цели моток веревки, взяла кусок мыла и принялась старательно веревку намыливать. Два пса подбежали к Тане и начали с любопытством обнюхивать ее колени. Таня не обращала внимания. Она была всецело поглощена своей работой.

Наконец, намыленная веревка свернулась в петлю. Другой конец ее был прикреплен к люстре под потолком. Таня залезла на стул и надела петлю. "Как замечательно и как просто, - думала она. - Какой нежной кажется петля. Какое гениальное изобретение. Один только шаг - и вся эта кошмарная, никому не нужная жизнь навсегда кончена."

Таня вздохнула. Поглядела вокруг. В последний раз она видит эту свою кухню. В последний раз.

Она сошла с табурета.

...То, что произошло в следующее мгновение, показалось фантастическим и нереальным ночным кошмаром - таким жутким кошмаром, который вообще не с чем было сравнить. Весь мир в это мгновение перевернулся от черной, непереносимой режущей боли и от внезапно нахлынувшего отовсюду смертельного ужаса с каменным искаженным лицом. Какая-то страшная, чудовищная, железная рука ухватила Таню за горло.

Та хотела вскрикнуть от дикой боли, но крика своего не услышала. Казалось, это невидимый рязъяренный демон вцепился своими когтями и яростно душит, душит, душит ее. Когтистая рука впилась намертво, раздирая кожу, кромсая живое мясо, вырывая нервы и мускулы. Страшный демон с воспаленными пустыми глазами смотрел ей в лицо и продолжал сжимать свои адские когти. Таня извивалась всем телом, под ногами чувствуя только пустоту.