По приходе в Управление Безопасности старший инспектор сразу связался со специальным отделом и попросил выяснить, где скрывается Сюзанна Нанто. Затем он прошел к себе в кабинет. Леон Жирель его уже ждал там. Пылкий инспектор сразу приступил к докладу:
– Шеф, нелегко было заставить говорить людей. Поэтому сведения у меня очень поверхностные, а навести более подробные справки просто не хватило времени.
– Давайте, инспектор, я вас слушаю.
– Значит, так. Что касается мадам Нантье, то тут сказать нечего. Набожная особа. Регулярно ходит в церковь, что на Почтовой улице, причем туда и обратно пешком. При ней всегда мадемуазель Маниго, на нее вообще никто пожаловаться не может. О ее существовании вспоминают, поскольку видят на службе, а в остальное время никто даже не почешется, чтобы узнать, жива она или нет. Покойный Маниго: на все лады обсуждается его жадность и страсть к бриллиантам. Все в один голос признают, причем не без злорадства, что он заслужил свою участь. Еще можно добавить, что из дома он практически не выходил, дрожа за свое богатство, и каждый раз запирался в спальне, когда на вилле появлялся посторонний.
– Негусто, Жирель.
– Перехожу к самому интересному. Представьте себе, что Жорж Нантье далеко не купается в золоте, как сам о себе рассказывает, а находится на грани полной финансовой катастрофы!
– Не может быть!
– Может! Банки ликвидировали все его кредиты, и он должен выплатить им двадцать миллионов старых франков в восьмидневный срок. Похоже, что сделать ему это будет трудновато. Начало конца, а?
– А я-то думал, что Биржа поддерживает макаронные изделия Маниго!
– Поддерживает, но Маниго рискует потерять большую часть акций на следующей неделе: или он отдаст свою долю и станет директором на зарплате, откуда его не замедлят выгнать за неспособность управлять делом, или прогорит.
– И как он до этого дошел?
– Красивая жизнь, шикарные любовницы. Короче говоря, папаша выбрал путь, на который за ним последовал и сын. Он весь в долгах, Жан-Жак Нантье. Он кругом должен. Повыписывал чеков во всех развлекательных заведениях города и, говорят, на той неделе проиграл миллион старых франков, а счастливый победитель дал ему восемь дней на то, чтобы выкрутиться, так как Жан-Жак имел неосторожность подписать необеспеченный чек.
– Чем дальше, тем лучше.
– Ну а Патрик Гюнье жениному брату во всем подражает и со дня на день потеряет свою строительную контору: если не заплатит за два года аренды, а сумма-то кругленькая – побольше двух миллионов опять-таки старых франков.
– То есть все члены клана Нантье пребывают в критическом финансовом положении.
– Я бы сказал – в безнадежном.
– Значит, всем троим бриллианты дядюшки Маниго могли прийтись как нельзя кстати. Это, естественно, меняет дело, и нам придется потрясти господ более серьезным образом.
– А что там Сюзанна Нанто?
– Я приказал в кратчайшие сроки ее найти и привести ко мне. Но внимание, Жирель! Мы не должны слишком увлекаться этой грязной историей. Перед нами две задачи, которые ничего общего между собой не имеют, кроме только… кроме только денег… Обольститель Сюзанны мог обокрасть дядюшку Жерома для того, чтобы таким образом купить молчание своей любовницы.
Именно эту версию и изложил Жозеф Плишанкур комиссару Моснс, явившись со своим помощником к нему на прием.
Мосне казался удрученным.
– Вы уверены, Плишанкур, что не пустились в авантюру?
– Не уверен, господин комиссар.
– Видите ли, Нантье занимают такое положение в обществе, что если мы необоснованно развяжем вокруг них шумиху, то поплатимся головой.
– Положитесь на меня, господин комиссар. Я приму все меры предосторожности.
– Я вам полностью доверяю, Плишанкур, но меня немного смущает то, что вы мне только что рассказали о финансах Нантье. Как получилось, что я раньше об этом ничего не знал?
– Наверное, ваши осведомители не принимают близко к сердце неприятности столь уважаемых людей.
Ирония, прозвучавшая в ответе старшего инспектора, задела Мосне, и настроение у него испортилось окончательно.
– Как бы там ни было, господин Плишанкур, советую вам не тратить времени на эту Сюзанну Нанто. У вас есть дела поважнее, чем выяснять, кто отец ребенка этой молодой особы.
Комиссар Мосне недооценил роль Сюзанны Нанто в этой истории. Полиция без труда нашла гостиницу, в которой Сюзанна снимала комнату, но допросить девушку не смогла, так как ночевать она не вернулась.
Утром случайный прохожий обнаружил тело Сюзанны Нанто в озере, неподалеку от виллы Нантье. Согласно заключению врача, ее оглушили, а затем бросили в воду. Хозяин гостиницы, в которой остановилась девушка, сообщил полиции, что накануне, около десяти часов вечера, ей позвонили, после чего она сразу ушла. Плишанкур не сомневался, что убийца позвонил своей будущей жертве, чтобы назначить роковое свидание. Сюзанну Нанто убили, чтобы гарантировать ее молчание.
Но что она могла сказать?
Комиссар Мосне, узнав об убийстве, вынужден был признать, что дело Сюзанны Нанто становится куда важнее, чем он предполагал. Волей-неволей он должен был предоставить старшему инспектору полную свободу действий в ведении следствия.
Если убийство Жерома Маниго оставило Плишанкура скорее равнодушным – по долгу службы ему приходилось видеть разного рода жертвы, – то смерть Сюзанны вывела его из равновесия. Может быть, потому, что несчастная была так молода, а может быть, из-за ребенка, которого она носила. Леон же был просто потрясен случившемся и мечтал о жестокой мести.
Проезжая по бульвару Альбини, старший инспектор думал о домработнице, выражающей свои мысли посредством священных текстов. Сама того не зная (впрочем, так ли?), она предсказала конец Сюзанны Нанто. Для бедняжки не нашлось Даниила, готового прийти к ней на помощь.
Столь ранний визит полицейского шокировал дворецкого.
– Но господа еще не спускались!
– Передайте им, чтобы спустились.
– Что?!
– Вы слышали, что я сказал? Сходите и приведите всех в гостиную.
– Всех?
– И прислугу тоже.
Эдуард задрожал от ужаса.
– Прислугу? В гостиную?
– И побыстрее! Никому без разрешения из дому не выходить! Ясно?
Потрясенный такими переменами в привычном миропорядке, дворецкий колебался. Неумолимый Плишанкур заявил:
– Если вы сейчас же не уйдете, я сам пойду будить их!
Эдуард застонал и устремился к лестнице.
А в это время Жирель входил в офис, где Агата и обе горничные заканчивали завтрак.
– Ну что, красотки, не скучаем?
Кухарка смерила его взглядом, повела плечами и ничего не ответила. Жирель оперся на стол и обратился к домработницам:
– Киски, господин инспектор ждет вас в гостиной. Заранее предупреждаю, шутить он сегодня не расположен. Поэтому лучше вам не испытывать его терпение.
Они встали и направились к двери. Проходя мимо Леона, Дебора пробормотала:
– Я… Я… извиняюсь за глаз. Я ударила слишком сильно.
– Я это заслужил и теперь люблю вас еще больше!
– А?!
– Смиритесь, Дебора. Хотите вы того или нет, но вы женщина моей мечты! Я это понял сегодня ночью, когда заметил, что не в силах вас возненавидеть, несмотря на синяк, который несколько попортил мое обычно красивое лицо!
Дебора не сумела удержаться от смеха и побежала догонять Монику.
Агата даже не пошевелилась.
– Вас это тоже касается, о принцесса сковородок!
– Меня? Мне нечего делать в гостиной. Мне нужно готовить завтрак хозяевам.
– У меня такое чувство, что ваши хозяева обойдутся сегодня без завтрака, о королева фритюра!
– Почему это они обойдутся без завтрака?
– Потому что мой шеф испортит им аппетит.
В гостиной прислуга, забившись в угол, боялась рот раскрыть, зато клан Нантье – Гюнье гудел от возмущения. Одна мадемуазель Армандина философски отнеслась к происходящему.
Когда Плишанкур вошел в комнату и увидел их всех в ночных рубашках, растрепанных, с опухшими со сна глазами и помятыми лицами, он почувствовал себя сильнее их. Это было приятно.
Жорж Нантье, желая поставить полицейского на место, начал было возмущаться, но Плишанкур оборвал его на полуслове.
– Я вынужден попросить вас замолчать и отвечать только на мои вопросы. Вы недовольны, что вас разбудили, но смею вас заверишь, что и мы сюда пришли не развлекаться.
Патрик Гюнье усмехнулся:
– Вам за это платят.
– Совершенно верно, и не стоит нас упрекать.
– Но скажите же в конце концов, что все это значит? – не выдержала Генриетта.
– Непременно скажу, только сначала пускай все сядут, и слуги тоже.
Дворецкий скорбно посмотрел на мадам Нантье и занял место на диване. Женщины уселись возле него.
