– Непременно скажу, только сначала пускай все сядут, и слуги тоже.
Дворецкий скорбно посмотрел на мадам Нантье и занял место на диване. Женщины уселись возле него.
– А теперь отвечу на ваш вопрос. Я здесь, потому что вы мне лгали.
Все в один голос ахнули, а Плишанкур продолжил, но уже на полтона выше.
– А поскольку вы мне солгали, то все вы являетесь сообщниками того из присутствующих, кто этой ночью убил Сюзанну Нанто.
Прислуга заволновалась, зато хозяева оставались безмолвны. Инспектор заметил страх в глазах женщин и полное безразличие на лицах мужчин. Мадемуазель Армандина беззвучно расплакалась.
– Вы все лжецы, а правда заключается в следующем: вы, господин Нантье, если не находитесь на грани банкротства, то по крайней мере рискуете потерять заводы Маниго. Вы, господин Нантье младший, по уши в долгах, а вы, господин Гюнье, тоже недалеко от него ушли. Сюзанна Нанто не убивала Жерома Маниго. Я ошибся. Я пока не знаю, что связывает эти два преступления, но я знаю точно, что связь эта существует и я ее разгадаю, даю вам слово. Дворецкий!
Эдуард встал.
– Да?
– В котором часу вы встретили Сюзанну Нанто на лестнице в тот вечер, когда было совершено преступление?
– В 17 часов, господин инспектор!
– Вы уверены в том, что она тогда ушла?
– Я видел, как она выходила из дома.
– Хорошо. Мадемуазель Дебора, когда вы встретили Сюзанну Нанто?
– В 15.30.
– Отлично. Возникает вопрос: где она находилась от 15.30 до 17 часов? Другими словами, у кого она пряталась или к кому приходила, если вам так больше нравится.
Никто не ответил.
– Как хотите. Все равно мы это узнаем. Моника, в котором часу вы поднялись в спальню господина Маниго?
– Часов в восемь.
– И вы никого не видели?
Моника решилась не сразу.
– Господин выходил из спальни.
Плишанкур повернулся к Жоржу Нантье.
– Это правда. Я был у дяди, чтобы попросить его помочь мне избежать катастрофы.
– И он вам отказал?
– И он мне отказал.
– Мадемуазель Дебора?
– Я была у Мониго около 22 часов, как раз перед тем, как подать прохладительные напитки в гостиную. На обратном пути я встретила господина Жан-Жака, он поднимался по лестнице.
Это признание, казалось, не смутило наследника Нантье.
– Ну и что? Теперь, дорогой инспектор, когда вы в курсе моих проблем, вам не должно казаться странным, что племянник, обнищав, постарался разжалобить обожаемого дядюшку и попросил его о помощи.
– И он отказал?
– И он отказал.
– К несчастью, вы были последний, кто видел вашего дядю живым.
Ирена возразила:
– Нет, инспектор. Я вынуждена говорить в присутствии слуг, поскольку вы представляете правосудие. Так знайте, я тоже заходила к дядюшке уже после того, как Патрик вернулся. И ходила я к нему за тем же самым.
– Целая процессия.
– Когда нужда заставит, перестанешь обращать внимания на то, как твои поступки выглядят со стороны. Но уверяю вас, я не убивала дядю.
– Однако кто-то из вас все-таки стал убийцей. Кто-то, кого дядин эгоизм вывел из себя. Ведь речь шла о бриллиантах, которые могли всех вас спасти.
Жан-Жак заявил:
– Хорошенькое начало, сестрица!
Мадам Нантье воскликнула:
– Ты еще можешь шутить?!
– А что остается? Ведь инспектор убежден, что семья Нантье – это копия семьи Атридов.
– Господин Нантье, когда я приду к какому-нибудь убеждению, то непременно вам об этом сообщу, а пока запрещаю вам покидать Анси без специального разрешения.
Мадемуазель Армандина жалобно пискнула. Плишанкур поинтересовался, что это ее так расстроило.
– Каждый год, примерно в это время, я уезжаю в отпуск в Леон, в Нотр-Дам-де-Фурьевр, и у меня такое чувство, что на этот раз мне будет о чем помолиться.
– Я тоже так думаю. Поезжайте, молитесь в Нотр-Дам-де-Фурьевр и попросите Господа убедить виновного признаться. Так было бы лучше для всех.
Плишанкур разрешил им разойтись и позвал Дебору.
– Мадемуазель… Я сожалею, что не сумел воспользоваться советом, который вы, сами о том не догадываясь, мне дали… Это я о Сюзанне… Я убежден в том, что она хотела отомстить, но тот, кому она хотела отомстить, опередил се.
– Никто, кроме Господа, не знает, что делается в душе грешника. И когда дело доходит до греха, самый дряхлый старик становится сильным, как юноша.
Дебора удалилась, а Плишанкур поделился с Жирелем:
– Она что, издевается надо мной? Что значит эта история со стариком?
– Может быть, Сюзанну обольстил дядя Жером?
– Да вы в своем уме?! А потом, откуда она это знает?
– Я не думаю, чтобы она это знала, просто она помнит, как дядя Жером пытался соблазнить ее своими бриллиантами… Она отказалась, а Сюзанна могла ведь и согласиться.
– Невероятно! Мужчина в таком возрасте!
– Вот это да! Слушайте, Жирель, поезжайте-ка вы в монастырь и попытайтесь найти кого-нибудь, кому Сюзанна могла доверить свой секрет… и побыстрее возвращайтесь, я вас буду ждать. Вы должны обернуться до завтрашнего утра.
– Еду, шеф!
Проходя через сад, Леон встретил Дебору.
– Можно мне вас кое о чем спросить?
– Конечно.
– Я вам… я вам действительно так неприятен?
– Нет, что вы!
– И… вы не хотели бы со мной познакомиться поближе?
– Что вы имеете в виду?
– Я… В общем… В общем, вы произвели на меня огромное впечатление… что и объясняет мой глупый поступок, за который я еще раз прошу у вас прощения!
– Не будем об этом!
– Спасибо… Если вы согласитесь, мы могли бы… в воскресенье, например… пойти вместе… погулять на озеро.
– Я не знаю, чистая ли у вас душа?
Еще ни одна девушка не интересовалась чистотой души красавца Леона.
– Разве можно не иметь чистой души, находясь рядом с вами…
Она смотрела на него своими прекрасными голубыми глазами так, будто хотела увидеть его насквозь. Леону сделалось неловко.
– Если бы я знала, что вы говорите искренне…
Сколько раз он такое уже слышал, и сколько раз он над этим смеялся! С ней же все было иначе… с ней он чувствовал себя по-настоящему искренним, каким-то другим… Робким, как будто все было в первый раз. Дрожащим голосом он ответил:
– Я говорю искренне.
Именно эта дрожь в голосе и заставила ее поверить.
– Где вы хотите встретиться со мной?
– В два часа, в городском саду.
– Хорошо… Надеюсь, я не пожалею…
– Клянусь вам!
Она нахмурила брови.
– Клясться в столь маловажных вещах, значит смеяться над Всевышним!
Жирель почувствовал приближение урагана, но выражение лица у него было такое жалобное, что она улыбнулась, и он понял, что спасен.
– Не сердитесь на меня, я плохо разбираюсь в этих вещах… То есть я хотел сказать, что прошу вас научить меня…
– Это правда?
– Я кля… – он вовремя спохватился, – уверяю вас.
– Хорошо, я научу вас.
В час, когда Леон Жирель выехал из Анси в направлении Вогезе, машин на шоссе было немного. Он ехал быстро, но ему с трудом удавалось сосредоточиться на дороге. Мысли его были полны Деборой, суровой нежностью ее красивого лица и, главное, таинственным сиянием ее голубых глаз. Эта неулыбчивая девушка в черном полностью завладела его воображением. Леон не понимал, что с ним происходит. Дебора была совсем не в его вкусе. Обычно ему нравились маленькие, кругленькие блондинки с ямочками на щеках и, если возможно, немного вздернутыми носиками… Одним словом, задорные девчонки, чего уж там говорить, не ломающие головы над тем, могут ли они позволить себе приятно провести время с красивым молодым человеком. И вдруг он увлекся крупной брюнеткой, рта не открывающей без того, чтобы не процитировать Библию. Наверняка из тех, кто кричит, что ее изнасиловали, стоит случайно дотронуться до нее пальцем. И, без сомнения, страшная зануда, но… Леон, считавший себя неспособным на серьезную привязанность, не решался признаться себе, что он любит Дебору. Он не мог сравнить себя с кораблем, который надолго причаливает к одной пристани, но был и не из тех, кто часто выходит в открытое море. Он скорее причислял себя к этаким прогулочным катерам с элегантными туристами и очаровательными купальщицами на борту. И потом, он ее совсем не знал, эту Дебору, такую ясноглазую. Ко всему прочему еще не доказано, что она не в заговоре. Она подозрительно много знает о смерти Жерома Маниго и Сюзанны Нанто. Откуда? Уж не водит ли она их всех за нос? Как будто кругом одни дураки! Уж он-то, Леон Жирель, не дурак!
Но Леону не удавалось разозлиться… Он любил Дебору. Лучше сразу себе в этом признаться. Что с ним? Почему он так изменился? Он, который никогда ни с кем надолго не задерживался, вдруг с первого взгляда влюбился в девчонку, которой до него и дела-то никакого нет.
