— По-моему, ты слишком много общаешься там с поэтами, — несколько раздраженно сказала мадам Бланш. — Не забывай, что ты инженер, хорошо? Постарайся выражаться яснее.
Из уст мадам Бланш раздался мужской смех, а затем голос Генри заявил:
— Что за беспардонность, Бланш? Ладно, спроси, знает ли их твоя знакомая.
— Вы их знаете? — обратилась Бланш к мисс Рейнберд.
— Я догадываюсь, кто эти люди, но не могу утверждать со всей определенностью, — ответила мисс Рейнберд, все более осваиваясь в странной и непривычной для себя обстановке.
— Ответ ты слышал, Генри, — прокомментировала Бланш.
— Именно этого я и ожидал, — сказал Генри. — Тем не менее скажи ей, что эгоизм в человеке слабее, чем чувство справедливости. Собственно говоря, она сама это знает. По этой причине она и пришла к тебе. Передай ей, что эти двое желают торжества справедливости, но ничего не могут сделать, пока она не готова. Скажи ей, что истинная семья — это братство людей.
— Вы понимаете смысл того, что говорит Генри? — спросила Бланш у мисс Рейнберд.
— Да, конечно, понимаю. Все эти банальности мне знакомы…
Генри расхохотался устами мадам Бланш, и такое быстрое переключение с женского голоса на мужской наконец вывело мисс Рейнберд из того шаткого состояния душевного равновесия, в котором она до сих пор пребывала. Ее прошиб холодный пот и охватило неудержимое желание прекратить происходящую на ее глазах комедию.
Как бы в ответ на ее реакцию раздался разочарованный голос мадам Бланш:
— Почему они уходят, Генри? Они отворачиваются от нас.
— От них отвернулись, Бланш, — торжественно произнес Генри. — Нам не чужды любовь и взаимопонимание. Наши возможности позволяют обратиться к прежней жизни. Но не в нашей власти влиять на человеческое сердце. Как инженер, я бы мог осушить необъятные болота и развести сады в пустыне, но ни я, ни кто-либо другой не способен зажечь в вас искру веры так же просто, как чиркнуть спичкой или зажечь газовую лампу.
— Ты отстал от времени, Генри, — усмехнулась мадам Бланш. — Теперь мы пользуемся электричеством.
— Трудно избавиться от старых привычек, — ответил Генри. — Не менее трудно, чем от привычных предрассудков.
Мисс Рейнберд заметила, что по плечам мадам Бланш пробежал озноб, будто от порыва ледяного ветра.
— Вот мужчина уже ушел, — проговорила мадам Бланш. — Но, Генри, почему так нерешительно ведет себя женщина?
— Ее удерживает любовь, Бланш. Точнее, две любви, одну из которых она подарила, а другую предала.
— Вы понимаете, о чем он говорит? — обратилась мадам Бланш к мисс Рейнберд.
— Возможно, — сдавленным голосом ответила мисс Рейнберд и, внезапно уронив голову, прерывисто, почти задыхаясь, заговорила: — Попроси, чтобы он ей передал… чтобы он сказал ей… О, нет!.. Нет!..
На лице мисс Рейнберд отразилась внутренняя борьба между желанием поверить в этот невероятный мир и привычной ее существу недоверчивостью, которая упорно, почти озлобленно корила ее за проявленную глупость.
— Пустыня в сердце оживет под слезами, — спокойно и неторопливо сказал Генри. — До свидания, Бланш… До свидания…
— До свидания, Генри, — эхом отозвался голос мадам Бланш.
Мисс Рейнберд медленно пришла в себя и осмотрелась. Мадам Бланш сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Потом ее руки не спеша поднялись, и, взявшись за бусы, она снова замерла. Так они просидели довольно долго. Мисс Рейнберд, окончательно справившаяся с волнением, начала уже думать, что мисс Тайлер заснула, и осторожно спросила:
— С вами все в порядке, мадам Бланш?
Бланш медленно открыла глаза и улыбнулась.
— Боже мой! — воскликнула она, тяжело выдохнув. — Что здесь произошло? Я чувствую себя как выжатый лимон. Вот это да… Вы не возражаете, если я…
Она многозначительно посмотрела в сторону графина с хересом.
— Пожалуйста, конечно, — тут же ответила мисс Рейнберд и встала.
Налив вина себе и мадам Бланш, она снова устроилась в кресле, и некоторое время они сидели молча, сосредоточившись на напитке.
— Вы что-нибудь помните? — наконец спросила мисс Рейнберд.
— Нет, ничего, — покачала головой Бланш. — Знаю только, что Генри что-то взволновало. Он всегда оставляет меня в таком состоянии, как сейчас, когда его что-нибудь задевает. — Она рассмеялась и продолжила: — Иногда меня даже подмывает посмотреть, нет ли на теле синяков. Вообще-то Генри всегда откровенен и прямолинеен, хоть и любит иногда понапустить мистики.
— Вы действительно не помните ничего из того, что здесь говорилось?
— Нет, мисс Рейнберд, я на самом деле ничего не помню. Бывает, и довольно часто, что я помню происходящее во время сеанса. Но временами Генри начисто убирает все из моей памяти. В этих делах он очень осторожен. Ну а вы узнали что-нибудь для себя полезное?
Мисс Рейнберд допила херес и посмотрела на Бланш. Впечатления остались сильные, но казаться глупой, легковерной старухой вовсе не хотелось. Она готова была принять существование неизвестных ей явлений. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» Но для того, чтобы поверить во что-то новое, ей нужны неопровержимые доказательства. В данном случае сомнения оставались. После выхода из состояния транса мадам Бланш могла действительно ничего не помнить. Однако в этом состоянии, как и во сне, ее мышление и память работали, хотя и несколько по-другому. К тому же происходящее можно объяснить ее телепатическими способностями. Необходимо все очень тщательно проверить. Некоторые люди обладают поразительным умением читать чужие мысли и чувствовать настроения. Ей также было известно, что кое-кто из таких людей не гнушался приукрасить свой дар в корыстных целях.
Обдумывая каждое слово, она сказала:
— Должно быть, мадам Бланш, вы узнали некоторые вещи обо мне и моей семье от миссис Куксон.
— Ну естественно, — улыбнулась Бланш. — Не всегда удается остановить миссис Куксон, если она начинает что-нибудь говорить. Она рассказала мне о вас, о том, что ваш старший брат и младшая сестра уже умерли. Еще она сказала, что вы очень любили сестру и… ну… не очень-то жаловали брата. Это все, мисс Рейнберд.
Мисс Рейнберд обдумала сказанное. Ида Куксон известна как неисправимая сплетница. Если, однако, все взвесить, то и сплетничать особо не о чем. О репутации Шолто знали все. Что касается истории с Хэриет, то она держалась в строгом секрете. Ида Куксон ничего знать не могла. И уж тем более никому не может быть известно о появлениях Хэриет в ее снах. Они, без сомнения, и есть те двое, что стояли в отдалении… на небесном плато почти у самого горизонта. Они не захотели приблизиться, пойти на контакт и не сделают этого до тех пор, пока она не решится взвалить на себя обузу долга и посвятить жизнь выполнению слезливых заклинаний Хэриет, каких бы волнений и неудобств ей это ни стоило. Если бы Хэриет заявила о своих правах еще много-много лет назад, то не случилось бы подобной глупости, и эта пухлая перезрелая мадам Бланш не сидела бы сейчас перед ней с непристойной улыбкой на лице. Ничего не помнит… Какая ерунда! Разыграла здесь, надо отдать должное, очень и очень правдоподобный спектакль на основе скудных сведений и, чего у нее не отнимешь, глубоких знаний психологии человека. А этот ее Генри — зануда и глупец, каких свет не видел.
Мисс Рейнберд поднялась с кресла, давая тем самым понять, что аудиенция подошла к концу, и сказала:
— Что ж, мадам Бланш, благодарю вас, что не отказались посетить меня. Как вы уже, видимо, поняли, я не из тех, кто боится сказать «да» или «нет». Говорю откровенно: пока я не могу окончательно определиться относительно ваших услуг.
Бланш тоже встала, и мисс Рейнберд направилась к двери, продолжая на ходу:
— Мне нужно еще время, чтобы подумать. Я прошу вас понять, что это вызвано не моими сомнениями в вас или ваших способностях. Решение, которое я должна принять о продолжении наших сеансов, носит личный характер и не имеет никакого отношения к вам. Я сообщу вам о нем позже, и если вдруг наша сегодняшняя встреча окажется последней, то, конечно же, мадам Бланш, я прослежу, чтобы ваши усилия были соответствующим образом оплачены.
Она трижды нажала кнопку звонка, давая знать Ситону, что гостья уходит.
— Ни о чем не беспокойтесь, мисс Рейнберд, — вежливо ответила Бланш. — Если это наша последняя встреча, то никаких денег не нужно. Скажем… мы закончили что-то вроде недельного испытательного срока без взаимных обязательств. Представляю, что вы сейчас чувствуете. Все это нарушает душевное спокойствие, кажется странным и заставляет вас усомниться в себе и во мне. Если от вас не последует никаких известий, то я приму это без обиды. Проблема моя состоит в том, чтобы найти достаточно времени для тех, кто действительно во мне нуждается.
