Мэри согласно кивнула и вынула из кармана шубки ключи. Алекс отпустил ее, шатаясь, пошел к двери, запер и повернулся, чтобы вернуться на диван, но силы его покинули. С грохотом он упал на пол, и Мэри взвыла:
— Ну, твою мать, я же не тяжеловес! Я не смогу тебя поднять!
Алекс с трудом привстал на локте:
— Я сам… — Но она перебила:
— Да лежи ты уже — сам! Сделал все, что мог, самостоятельный!
Она скинула шубку и сапоги, присела и приказала:
— За шею меня возьми.
— Я уже взял тебя однажды за шею — ты была недовольна, — слабым голосом попытался пошутить Алекс, но Мэри шутку не приняла:
— Прекрати. Обопрись, я помогу тебе встать.
— Ты не удержишь меня.
Она вдруг серьезно посмотрела ему в глаза и тихо проговорила:
— Я это знаю. Потому даже не пытаюсь.
И он моментально понял, о чем она.
— Мэри…
— Не надо, Алекс. Давай подниматься, пол холодный, тебе нельзя.
Она кое-как помогла ему добраться до дивана и лечь и уже собралась уходить, но он поймал ее руку и дернул к себе:
— Мэри, прекрати упрямиться. Я ведь вижу — ты не говоришь всего, что думаешь. Ты ведешь себя так, словно поймала меня с другой женщиной.
— Я поймала тебя с Марго. Но это меня уже не касается.
— С Марго? — Его удивление было совершенно искренним, и Мэри растерялась.
— Послушай… я не хочу уличать тебя во лжи, но… согласись — как-то недостойно мужчины…
— Погоди, Мэри, ты о чем?
Она вздохнула, помолчала, словно прикидывая, говорить или нет, а потом решилась:
— Ее духи стоят на комоде в спальне. Я точно знаю, что это ее духи, потому что сама их ей дарила. Там небольшой скол на флаконе — Марго уронила его, когда убирала, так что у тебя не выйдет соврать, что это духи другой женщины.
Алекс расхохотался:
— Сработало!
— Что? — Его цинизм всегда поражал Мэри масштабом, но сейчас ей показалось, что Алекс превзошел себя.
— Ох, Мэри, Мэри, Мэ-ри… Этот флакон я забрал у вас в квартире в последний свой визит.
— Но зачем? — недоумевала она, уже поняв, что сморозила глупость — иначе почему тогда Марго не знала адреса и даже отдаленно не представляла, где находится квартира Алекса?
— Видишь — пригодились, — веселился Алекс, наслаждаясь ее растерянностью. — Ты ведь поверила, что у меня здесь была она?
— Я не понимаю — к чему тебе это?
— Я хотел вызвать у тебя реакцию — и вызвал. Ты ревновала, Мэ-ри, и я это видел. Ты ревнуешь — значит, я тебе небезразличен.
— Не льсти себе.
Он вдруг притянул ее к себе и поцеловал. Растерявшаяся Мэри не думала сопротивляться…
— Тебе нельзя…
— Да я и не пытаюсь, — пошутил он, обнимая ее здоровой рукой. — Посиди со мной.
— Только не приставай с разговорами — ладно? — попросила она. — Я не готова, честно.
— Мэри… мне нужно. Потерпи.
— Алекс, я не хочу — понимаешь? Не хочу ничего знать — о тебе. Мне это не нужно, я боюсь знать.
— Боишься?
— Да. Не хочу. Мне это больно.
Она сорвалась с дивана, и через пару секунд Алекс услышал хлопок двери. Он не мог понять, зачем так настаивает на разговоре, зачем собирается рассказать ей о себе. Более того — мог предсказать ее реакцию и все равно хотел, чтобы она знала.
Ему вдруг стало важно, чтобы Мэри узнала о нем все — в том числе и самое ужасное. Осознав свое желание, Алекс усмехнулся — надо же, как бывает. Пообещал бывшей жене помочь ее подруге — и вот, поди ж ты, находится теперь с ней в одной квартире и мечтает о том, как бы ее присвоить, заставить стать частью его жизни.
* * *
Мэри проплакала всю ночь, сидя на окне с сигаретой. Она никак не могла понять, зачем Алекс так настойчиво старается окунуть ее в свое прошлое, в котором — в этом она не сомневалась — было много всякого. Она не хотела — к чему? Судить человека за то, что было до нее, Мэри не могла, а получать пищу для еженощной рефлексии ей не хотелось. Ей вдруг стало невыносимо тяжело находиться в одной квартире с Алексом, и дело даже не в его попытках затащить ее в постель — как раз этого она не боялась. Даже то, что он ухитрился взять ее силой, не настроило Мэри на отрицательный лад. Опыт жизни с Костей приучил ее к подобным выходкам, и она сама провоцировала мужчин. Алекс оказался даже терпеливее других.
…К утру в горле першило от табачного дыма, глаза покраснели и слезились, а в комнате стоял отвратительный запах смеси духов, табака и коньячных паров. Мэри побрела в ванную, встала под душ и замерла. Сходить бы в магазин, продукты закончились, но Алекс категорически запретил выходить. Замотав полотенцем мокрые волосы, Мэри вошла в большую комнату.
Алекс уже не спал, держал в здоровой руке телефон и быстро щелкал клавишами.
— Доброе утро, — бросил он, даже не глядя на Мэри.
— Доброе. Если ты занят, я зайду позже.
Он оторвался от телефона и с удивлением посмотрел на нее:
— Откуда такая деликатность?
— Можно подумать, что обычно я тебе хамлю.
— А разве это не так?
— Прекрати, Алекс, не хочу ругаться, — поморщилась Мэри. — Я хотела спросить… мы будем питаться святым духом?
— В смысле?
— Ну, холодильник — он же не самонаполняемый. А выходить ты мне запретил.
Алекс внимательно смотрел на нее, словно искал подвох. Но Мэри глядела ему прямо в глаза, не смущаясь.
— Ты свари пока кофе, я сейчас решу.
Мэри вышла, а Алекс снова взялся за телефон.
Через полчаса они пили кофе — он полулежа, она в кресле напротив. Неуложенные влажные волосы Мэри поблескивали в луче солнца, каким-то чудом пробившемся через занавеску. Без косметики она выглядела намного моложе, и Алекс с удивлением отметил, что в последнее время она перестала краситься к завтраку, да что там — совсем не прикасалась к косметичке.
— Ты меня как будто сканируешь, — сказала она вдруг, нервно передернув плечами.
— Ты мне нравишься, — усмехнулся он.
— Н-да? Ну, бывает, — Мэри покачивала ногой в черной домашней тапочке с пухом — Марго, искренне ненавидя эту пару, привезла, однако, именно ее.
— Слушай, Мэ-ри, — по привычке растягивая ее имя по слогам, произнес Алекс. — А почему вчера ты так странно сказала — «мне это больно знать»?
Она подняла глаза от чашки и с тоской произнесла:
— Тебе нравится издеваться надо мной, да? Я давно чувствую — ты получаешь удовольствие от чужих страданий, тебе нравится, когда кому-то рядом больно. И чем ближе человек, тем больнее ему должно быть, да? А ты сам? Тебе когда-нибудь бывает больно, Алекс? Я вот уверена, что нет.
— Почему ты так думаешь? — Он вдруг помрачнел.
Она наконец получила возможность высказать ему все, что наболело, от чего она так часто просыпалась по ночам и потом долго не могла уснуть.
— А что тут думать? Ты же киборг, тебе вообще незнакомо какое-либо чувство!
— Киборг, значит? — вдруг перебил Алекс, рывком садясь и не замечая, как сразу заныло плечо. — Киборг?! Хорошо… ты сама напросилась, теперь слушай! Я хочу, чтобы ты знала… чтобы поняла, если сумеешь — потому что ты такая же, как я — такая же бесчувственная дрянь, Мэ-ри!
Мэри дернулась, он схватил ее за руку, и в этот момент раздался звонок в дверь — сперва длинный, потом три коротких.
— Пойди, открой дверь, возьми пакеты и возвращайся сюда.
— Не командуй!
— Сделай так, как я прошу, — уперев на слово «прошу», повторил Алекс, и Мэри подчинилась.
За дверью действительно стоял пакет, набитый продуктами. Мэри с удивлением посмотрела на верхний пролет лестницы, затем на нижний, но никого не обнаружила. Хмыкнув, она забрала еду и заперла дверь. Желания возвращаться в комнату и выслушивать излияния Алекса не было, но и выбора — тоже. Можно, конечно, уйти к себе, но это лишь временная отсрочка. Мэри видела — у него болит что-то внутри, что-то его угнетает, и ему некому рассказать об этом.
Когда она, разобрав продукты, вернулась в комнату, Алекс дремал, отвернувшись к спинке дивана. Мэри тихо опустилась в кресло, перекинув по привычке ноги через подлокотник, и задумалась. Почему у нее все не как у людей? Почему она не может просто жить? Не может выйти замуж, ждать мужа с работы и варить борщи? Почему постоянно носится по белу свету, пытаясь спастись от бывшего мужа, почему сейчас сидит практически под замком в квартире с человеком, от которого по-хорошему бы надо бежать без оглядки? Почему..?
— Вернулась? — не поворачиваясь, спросил Алекс.
— А могло быть иначе? Здесь всего три комнаты и кухня, бежать некуда, прятаться негде.
Алекс повернулся на бок, подпер здоровой рукой голову и внимательно посмотрел на Мэри. Она не отвела взгляд, хотя это далось с большим трудом.
— Я сам не знаю, почему именно тебе не боюсь рассказать. Не знаю. Марго вот поняла — и ты, я думаю, поймешь.
— Знаешь что? — перебила она. — Ты сам говорил — не надо длинных предисловий. Пойму или нет — это моя проблема. Ты хочешь излить душу — валяй, но потом не спрашивай моего отношения к твоим тайнам, хорошо?
